Восемь лет назад Кирилл возложил на себя тяжесть патриаршего куколя. Фото Reuters
Восьмилетие интронизации патриарха Кирилла рискует оказаться мало замеченным на фоне ритуальных славословий, недавно сопровождавших 70-й день рождения первоиерарха. Впрочем, некруглая дата дает больший простор для серьезного анализа и критических оценок, которые были почти не слышны в контексте ноябрьского торжественного хора. И прежде всего стоит спросить: действительно ли удались преобразования, начавшиеся в первые годы «понтификата», и стоит ли говорить об их завершении?
«Придворные» голоса не перестают говорить, что многие деяния 16-го патриарха стали для Русской церкви историческими. И это действительно так, поскольку его решения сформировали качественно новые, беспрецедентные реалии. Возьмем создание новых церковных округов. Никогда раньше территории епархий – не просто «административных единиц», а полноценных местных церквей – не были в России столь малыми. Епископы стали ближе к приходам, перестали ассоциироваться исключительно с «губернским уровнем».
Впервые начали открыто обсуждаться проекты ключевых церковных документов – не только в новосозданном Межсоборном присутствии, но и на сайтах и в блогах, в епархиях и приходах, с возможностью высказаться почти для всякого желающего. Такая практика, совершенно христианская по сути, немыслима ни в Ватикане, ни во всех без исключения поместных православных Церквах, ни даже в большинстве «демократичных» протестантских объединений. Однако в древней Церкви было именно так – высказаться мог каждый, любые мнения получали общую оценку, хотя и не каждому из них следовали.
Церковные общины получили задание системно заниматься катехизической, молодежной, социальной, миссионерской работой. И пусть не везде реально хватает для этого грамотных людей, да и платить им подчас нечем. Главное – ушла в прошлое сама установка на то, что приход существует «только для прихожан» (постоянных, которым комфортно друг с другом). И только для богослужений, таинств, треб. Ведь без общения с окружающими людьми, без служения слова, без назидания и научения не может быть настоящей христианской жизни.
Однако на самом деле эти перемены назрели еще при предыдущем патриархе. Та же идея создания митрополий периодически всплывала – например, в связи с созданием федеральных округов; и хорошо, что теперь она реализовалась без повторения схемы государственной «вертикали». О необходимости обязательной катехизации говорили давно – хотя и было понятно, что ввести ее будет невероятно трудно, с преодолением инерции в мозгах как священников, так и десятков миллионов «захожан», многие из которых до сих пор стремятся к скорейшему и беспроблемному «ритуальному обслуживанию» и пытаются избежать занятий по вероучению. «Низовых» миссионерских и катехизических групп было немало и в прежние годы – причем, к сожалению, сегодня опыт многих из них оказался недовостребован, а некоторые яркие группы не привлекались к созданию централизованной системы.
При этом унификация – особенно в образовательной и миссионерской областях – оказывается не всегда полезной. Иногда она способна лишь обескровить и похоронить «низовую» инициативу, в том числе доказавшую право на жизнь десятилетиями.
Назревшие же проблемы церковной жизни обсуждаются еще с 70-х годов. И если еще не так давно это обсуждение происходило в кулуарах, в кругу десятков и сотен человек, то теперь благодаря Интернету и соцсетям в дискуссию включились десятки тысяч. Естественно, не все мнения звучат комплиментарно. Многие общественно значимые вопросы отразились в церковных документах – так, сформировалось достаточно стройное учение по вопросам церковно-государственных отношений, экономики, права, культуры, биоэтики. А вот из проблем внутрицерковных получили разрешение лишь некоторые – например, удаленность епископов от приходов из-за крупных размеров епархий. Многие вопросы остаются без ответа с начала 90-х, если не с более раннего времени.
Возьмем хотя бы взаимоотношения «низовых» церковных общин с епархиальным руководством. Слишком многое здесь зависит от доброй воли правящего архиерея. Причем умножение количества епархий не обязательно приводит к улучшению качества администрирования на местах. Слишком часто пороки, свойственные прошлым десятилетиям, стали воспроизводиться в новых церковных единицах. Модель «епископа-практика», которой даже в советское время успешно противостояло немалое число «епископов-идеалистов», привела к разрыву с культурой церковного служения, преемственно сформированной в дореволюционных столицах, духовных академиях, возрожденных в СССР, а также в крупнейших монастырях и синодальном аппарате. Многие из новых архиереев ориентируются не на великие примеры пастырства прежних десятилетий, а на «старшего по званию» архиерея из областного центра – подчас такого же «провинциального менеджера», – и стараются перещеголять его в строительстве дорогих зданий и обустройстве епархиального быта.
На этом фоне, конечно, возникают конфликтные ситуации, активно обсуждаемые в Интернете. Жалобы по поводу кадровых решений пишут и в Брянской области, и в Красноярском крае, и в локусах «федерального значения». Кто прав, а кто виноват, в случае таких конфликтов всегда сказать сложно. Опрометчиво считать «обычного священника» по определению жертвой произвола. Не всегда пастырь, долго служа на одном месте, оказывается способен избежать застоя. Имеют свои минусы и «священнические династии» – например, как раз против таковой фактически выступают на Брянщине сторонники пастыря, приехавшего из Украины. Но перевод служителя с одного места в другое должен быть объяснен общине и обсужден с ней. Как и вопрос о том, кто будет служить в ней дальше. Иное в христианской среде, думаю, просто немыслимо. Как бы порой ни досаждали «жалобщики», им надо уметь объяснить: в чем не прав тот или иной священник, нарушал ли он канонические правила, есть ли кандидатура лучше, может ли она до назначения «притереться» к приходу.
За славословиями в честь 70-летия Кирилла не слышно трезвых суждений о восьми годах его патриаршества.
Фото с сайта www.patriarchia.ru |
Увы, никаких объяснений, никакого диалога, никакого выслушивания мнений подчас не происходит. Вот и говорит чешскому корреспонденту у стен Исаакия простой человек: «В 90-е годы мы активно участвовали в возрождении Церкви. Я каждые выходные ездил помогать в строительстве одной церкви. Мы читали массу книг, спорили. Однако со временем все это омертвело. Нашего попа отправили в другое место, а нового уже заботили не мы, а местные бизнесмены, которые дали ему денег на завершение храма, а он им за это освящал «мерседесы» (http: //inosmi. ru/social/20170120/238565318. html).
И не случайно на некоторых сайтах сегодня цитируют слова протоиерея Олега Стеняева, сказанные в 2012 году: «Человек приходит на приход, у него появляются духовные чада, потом его берут и перебрасывают на другой конец епархии. Это раздирание духовных семей. А для чего это делается? Вот для чего это делается (показывает руками жест – деньги). Эти хорошие места просто перепродают». Один уважаемый мною церковный публицист предлагает в подобных случаях обращаться в церковные суды. Путь правильный – но лишь в том случае, когда речь идет о наложении запрета или о лишении сана. Совершать же «обычные» кадровые перемещения можно без объяснения причин, исходя из «целесообразности» – такова норма действующего устава. И значит, нужно ставить вопрос именно о нравственной легитимности этой нормы. И о том, как вернуть общине возможность гарантированно участвовать в определении собственной судьбы и тех, кто должен нести в ней пастырское служение. Между прочим, при обсуждении проекта «Положения о монастырях и монашествующих» многие высказывались за выборность в монастырях игуменов и игумений – но по итогам одобрения текста Межсоборным присутствием неясно, получила ли эта инициатива развитие или хотя бы аргументированный отказ.
Проблема церковной кадровой политики сегодня всплывает почти каждую неделю в связи с разными инцидентами, однако системно не обсуждается. То же происходит с целым рядом других многажды поднимавшихся тем – «секретностью» центрального церковного бюджета, участием церковных структур в осуждаемом Библией ростовщичестве, модернистскими экспериментами в сферах богослужения и богословия, неисполнением многих канонических правил, вопросом о легитимности «экуменизма», остающегося печальным наследием «теологии приспособления» 60-80-х годов. Не будем говорить о нравственных обвинениях… Множество вопросов, сформулированных грамотно и ответственно, остается без ответа. Сами органы, которые должны принимать по ним решения, формируются без участия людей, поднимающих острые проблемы, и не вступают с этими людьми в содержательную дискуссию.
И происходит это по одной причине: если упомянутые проблемы всерьез рассматривать и разрешать, меняться придется всем, в том числе патриарху. И никто не сможет быть недосягаемым для критики, дискуссий, новых методов деятельности. В соборном процессе должны участвовать абсолютно все пастыри и верные прихожане, которые сами того желают, – включая самых «неудобных» консерваторов и либералов, даже если кто-то пытается объявить одних «модернистами», а других – «фанатиками». Церковь стала другой: в ней ныне сотни тысяч активных людей, желающих многое в ее жизни усовершенствовать. Увы, многие из них ушли на обочину этой жизни – в «личную» религиозность, в богослужение «мирским чином», в отделившиеся группы. Знаю церковных бюрократов, которые этому тихо радуются. Но знаю и многих тысяч ушедших и способных вернуться. Речь не только о небольшом круге либеральных интеллигентов. Речь и о гораздо более серьезном пласте приверженцев народного благочестия, не перенесших сомнительных новшеств, произвола, обмана, безнравственности. Мы перед этими людьми виноваты. И их надо возвратить, внимательно выслушав.
Между прочим, 23 января с.г., выступая на пленуме Межсоборного присутствия, патриарх Кирилл вновь призвал устраивать на базе комиссий этого органа «дискуссионные площадки, приглашать широкий круг специалистов и экспертов». Удачным примером такой дискуссии была названа проведенная в прошлом году конференция, где обсуждались проекты документов «Критского собора». Однако как раз это собрание хорошим примером назвать нельзя. Многих критиков «критского процесса» на него не пригласили, поправки в проекты на конференции не принимались и не голосовались, а дорабатывались постфактум узкой группой. Чтобы вести настоящее, ответственное обсуждение, надо, во-первых, приглашать к участию всех желающих православных христиан, а не только «специалистов и экспертов». Ведь академическая теология, часто бывшая источником ересей, имеет ничуть не меньше прав, чем народное благочестие, опыт духовников и старцев, мнение лидеров православной общественности. Во-вторых, итоговый документ должен приниматься только на самом собрании, без малейших возможностей для его переписывания кем-либо, в том числе патриархом. Он и Синод, конечно, могут такой документ отвергнуть – но будут вынуждены объяснить, почему.
Нельзя надеяться на «снятие тем», на вечную веру красивым словам – и на спокойствие «церковного болота», которое определенно доживает свой век в нынешнем состоянии, все чаще перенося свои вопрошания из пономарок и трапезных в блоги, иногда под псевдонимами (что неправильно), но все чаще под реальными именами. Нынешний «понтификат» запомнится как, мягко говоря, нравственно небезупречный, если не будут системно обсуждены наболевшие проблемы.