Церковь не очень-то нужна армии

За долгие годы Московскому патриархату так и не удалось создать полноценный институт военных капелланов. Фото Reuters

«Вы 90 процентов крещеные, а в храме никого нет. Чего вы ждете? Пока гробы придут, что ли?» – Незадачливый диакон Александр Соколов из Мариинска, «напутствие» которого мобилизованным возмутило всю страну, сам того не желая, вскрыл фундаментальную проблему не только последних месяцев, но и последних лет. А именно: в отношениях церкви и армии в России что-то не так.

Появление «человека в рясе» в военном контексте систематически приводит если не к скандалу, то к некрасивой ситуации. Практика показала, что и священнослужители, и, что важно, приходы часто не готовы оказывать помощь военным и мобилизованным. Речь даже не о пастырском окормлении, но об элементарной человеческой этике, об основах коммуникации. Этой осенью проводы мобилизованных епархиальными военными отделами часто оборачивались неудачными экспромтами. В лучшем случае новобранцам предлагали участие в литургии и бумажные иконки, в худшем – неуместные напутствия про «гробы» и «пушечное мясо». Никакого обязательного сценария, никакой общецерковной нормы в данном случае нет. Нет и никакой «стандартной проповеди» – и, видимо, пока о ней никто и не думает. Существует только одобренная патриархией «Молитва о Святой Руси» («Есть она у нас, заламинирована» – как пошутил недавно священник-блогер в интервью Ксении Собчак).

Безусловно, есть пастыри-подвижники, которые с риском для жизни отправляются помогать конкретным людям – исповедовать, причащать, поддерживать. Некоторые из них, такие как священник Анатолий Григорьев, протоиереи Михаил Васильев, Олег Артёмов, Евфимий Козловский, погибли в зоне боевых действий. Но на территорию, где идут бои, отправляются единицы, в этом нет системы. Всего, по разным данным, в зоне СВО с российскими военными сейчас находятся от 20 до 40 священнослужителей, что, по всем отзывам, явно недостаточное количество. Ни церковь, ни государство их не поддерживают и не финансируют. Максимум, на что они могут рассчитывать, – официальная командировка от епархиального военного отдела. И помощь от того же отдела в подыскании фонда или благотворителей для оплаты билетов и снаряжения.

В целом же то, что сейчас происходит в зоне СВО и вокруг от имени церкви, собственно церковью никак не направляется и не контролируется. Характерный эпизод – появление «фейкового», как выяснилось, священника в эфире телеканала «Россия 1» 17 октября. Молодой человек, назвавшийся «иереем Андреем Тропиным из Первоуральска», снялся в сюжете про отряд спецназа «Ахмат», в котором продемонстрировал публике именной автомат с надписью «Поп» и рассказал, как он вместе с командованием батальона «укрепляет межконфессиональные связи» между мусульманами и православными. Сюжет был размещен в Telegram-канале Рамзана Кадырова (и находится там до сих пор, несмотря на заявления Екатеринбургской митрополии о том, что священник с таким именем в ее клире не значится).

В ситуации «самоуправства» как нормы жизни военного священника случаются и подлинные трагедии. В то самое время, когда возмущенные пользователи сети продолжали пересылать друг другу слова протоиерея Михаила Васильева, посоветовавшего россиянкам больше рожать, чтобы «ребеночек» у женщины был не один, и ей было «не так больно и страшно с ним расставаться», сам Васильев уже погиб. Посмертно он признан героем России, но едва ли это утешит его вдову и шестерых детей.

Здесь нужно сделать важное уточнение. Военных священников в Вооруженных силах РФ де-юре нет. Институт капелланов, о котором церковники и военные рассуждали на многочисленных конференциях начиная с 90-х годов прошлого века, так и не был восстановлен.

Минувшим летом Синод восстановил дореволюционную должность протопресвитера военного и морского духовенства, но это пока не имело последствий. Те немногочисленные клирики, которые все-таки оказываются рядом с солдатами и офицерами, либо оформлены в воинских частях как гражданские специалисты (в 2010 году была введена такая должность, как помощник по работе с верующими военнослужащими), вообще не имеют определенного статуса. Строго говоря, в армии им даже паек не полагается. Они даже не волонтеры и не медсестры. Они «на птичьих правах». В случае гибели священника его семья не получит гарантированной поддержки ни от государства, ни от церкви (то, что на похороны протоиерея Михаила Васильева патриархия открыла сбор, многие уже назвали верхом цинизма).

Несмотря на 30 лет разговоров и фонового возмущения общественности «клерикализацией» армии, на деле в России нет не то что «клерикализации», но даже сколь-нибудь выстроенной коммуникации между институтами церкви и армии. При том что в весьма схожей сфере – с системами здравоохранения и соцзащиты – удалось достичь более заметных успехов. В итоге сестры милосердия и православные волонтеры в больницах есть, выстроена система их подготовки и обучения, тогда как военных священников, миссионеров и катехизаторов – нет.

То, что некоторым экспертам видится как «клерикализация» армии, на практике оборачивается скорее позолоченной декорацией, бутафорской конструкцией. Да, есть храмы, часовни, «молитвенные комнаты». Много где командование части дружит с каким-то известным протоиереем и приглашает его несколько раз в год – выступить перед присягой новобранцев и пообедать с офицерами. Кое-где солдат приводят строем на богослужения по праздникам. Где-то систематически организуют литургию для желающих. В спокойное время, без военных спецопераций, такая система казалась вполне себе нормальной и работающей. Но с началом СВО возникли вопросы: был ли этот «праздник жизни» миссией или хотя бы «христианским просвещением»? Что сегодня может дать священник солдату, отправляющемуся на передовую, что он должен ему сказать?

Священноначалие РПЦ время от времени выступает с патриотическими речами и призывает верующих «молиться за наших воинов». Но если это и попытка компенсировать недостатки церковной работы на низовом уровне, то довольно неуклюжая. Кроме закономерной травли патриарха Кирилла за рубежом и в соцсетях других результатов от такой деятельности не просматривается.

У такого положения вещей есть, конечно, исторические причины. Институт армии и институт церкви в РФ все предшествующие 30 лет находились в разном положении. 1990-е были годами «церковного возрождения», небывалого роста авторитета церкви в стране. В те же самые годы армия пребывала в депрессивном состоянии, социальный престиж ее опустился до исторического минимума. Церковь была богатой и преуспевающей, армия – нищей и униженной.

Ситуация достигла пика в конце 2000-х – начале 2010-х, в президентство Дмитрия Медведева. А далее она начала меняться на противоположную. Авторитет церкви в стране начал падать, и общество, и власть стали относиться к церковникам с прохладцей. Авторитет армии в то же самое время начал потихоньку расти – начались скандальные, но небезуспешные реформы министра Анатолия Сердюкова, которые хотя бы отчасти вернули военным чувство собственного достоинства и уважение страны.

За этими социальными «качелями» – печальная история разлада в отношениях военных и церковников. И никакой величественный фасад в виде главного храма Вооруженных сил РФ или собора Ракетных войск во Власихе не может скрыть это. И если в 1990-е годы армия была не очень-то нужна церкви, то теперь уже церковь не очень-то нужна армии.

Парадокс в том, что вокруг «военной темы» в патриархии с 90-х годов было очень много шума. Он постепенно увеличивался начиная с 1994 года, когда патриарх Алексий II и генерал Павел Грачев подписали соглашение о сотрудничестве РПЦ с Минобороны (потом, в 1997 году, было еще одно, с Игорем Родионовым). Но максимальный его уровень пришелся на пору руководства Синодальным отделом по взаимодействию с Вооруженными силами протоиерея Димитрия Смирнова. Казалось бы, назначение на такой пост самого популярного, без преувеличения, священника в России могло говорить о внимании священноначалия к проблемам армии. Однако на деле талантливый и харизматичный священнослужитель воспринимал военное послушание как тяжкую нагрузку. Как рассказывал автору один из его близких друзей, главным делом своей жизни тот считал работу с детьми-сиротами и созданные им детские дома. Тогда как «армия, муштра и милитаризм с детства были самыми ненавистными для него вещами». Возможно, с годами он смог преодолеть эту ненависть – но едва ли она стала любовью и призванием.

В сухом остатке ни в годы работы Димитрия Смирнова, ни при его продолжателе протоиерее Сергии Привалове Синодальный военный отдел не только не добился ставок для капелланов в воинских частях, но так и не наладил в РПЦ системной работы с военными на местах. Даже те документы, которые были написаны отделом – например, о принципах отбора военных священников, – фактически не соблюдаются на уровне епархий.

Особенно это касается принципа добровольности – иными словами, желания самого священнослужителя как обязательного условия для его отправки в военную часть. Судя по откликам с мест, по крайней мере кадры «помощников по воспитательной работе» для воинских частей на деле комплектуются по обычной разнарядке от архиерея. Вот что рассказал в октябре изданию «Блокнот-Воронеж» священник Николай Домусчи, окормляющий Воронежский гарнизон: «Я не решал. У нас священноначалие решает: куда начальство поставило, туда и пошел, архиерею виднее».

Самыми же заметными проявлениями сотрудничества церкви и армии последних лет помимо «профильных» новодельных соборов стали всевозможные полуанекдотические сюжеты – вроде ряс цвета хаки, «надувных храмов», «храмов на колесах» и т.д. И нельзя сказать, чтобы церковные информслужбы особенно сопротивлялись этому тренду.

Разговор о возвращении военных священников в Российскую армию ведется властью и священноначалием РПЦ с начала 2000-х. В 2006 году постановление о возрождении института военных священников выпустил Синод. В 2009 году тогдашний президент Медведев предложил «пакетом» два нововведения – преподавание основ религиозной культуры в школе и возрождение института капелланов. В итоге система образования согласилась и уступила, а армия – нет. «Министерству обороны необходимо разворачивать в этом смысле более активную работу. Соответствующее поручение Минобороны я дам», – заявил Медведев на встрече с православной общественностью в 2011 году. С тех пор прошло более 10 лет, а воз и ныне там. В Минобороны и РПЦ разработали даже «Положение о военных священниках». Но никаких капелланов в российских вооруженных силах нет и, похоже, не предвидится.

Получается, что если в 90-е годы со стороны РПЦ в отношении армии не было адекватного предложения, то теперь уже со стороны самой армии – нет спроса.