Олег Головин Павелецкий вокзал, наверное, еще ни разу в своей истории не видел такого количества видео- и фотокамер. Журналисты российских и западных СМИ задолго занимали выгодные места, чтобы удобнее было вести съемку. Создавалось впечатление, будто Москву своим присутствием решил почтить вернувшийся с того света Элвис Пресли. Но из тамбура самого обычного вагона в моросящий московский дождь под крики сторонников вышел помолодевший, безбородый Эдуард Лимонов.
После двух лет и трех месяцев пребывания за решеткой ступить на землю Первопрестольной ему удалось с некоторыми физическими усилиями. В расталкивании приехавших встречать Вождя Лимонову помогали трое добрых молодцев-нацболов. На Павелецкий съехалось более 300 человек, среди которых выделялась блестящая от дождя лысина депутата Шандыбина и большой зонтик депутата Алксниса.
Простые граждане, случившиеся в этот день на вокзале, долго не могли прийти в себя, увидев разношерстную и разноцветную толпу. А когда нацболы дружно заорали: "Наше имя - Эдуард Лимонов!" - даже милицейские псы начали подвывать. В свете вспышек, сопровождаемый камерами, Лимонов более походил на Жерара Депардье, вышагивающего по красной дорожке Каннского фестиваля, нежели на зэка, только что "откинувшегося" с зоны. Перекрыв проезжую часть, лимоновцы проводили Вождя до машины, а сами стали на метро добираться до штаба партии, в Бункер, где была назначена пресс-конференция.
На ней Эдуард лишний раз подтвердил свою решимость продолжать борьбу, притом не столько на литературном поприще, сколько на политическом. И посетовал на отсутствие издателя для написанной в "Лефортово" пьесы. Хотя хватит ли ее на отдельную книгу? В возможности своего выдвижения в депутаты Госдумы писатель усомнился, к тому же "а что мне там делать, они все равно ничего не решают!".
После "прессухи" участники дружной гурьбой вывалили из Бункера на мокрый асфальт и там продолжали поднимать чарки за то, что стихотворение "Саратов", написанное Лимоновым в 1968 году в США, слава богу, оказалось лишено всякой пророческой составляющей: "И сильный был в Саратове замучен,/ А после смерти тщательно изучен".
На что Сергей Шаргунов, попивая подаренный Шандыбиным коньяк, заметил: "Все еще впереди..."
