Светлана Нестеренко Пятый вечер цикла «Со-автор. Переводчики сегодня» был посвящен работам живущей ныне в Америке Елены Баевской и назывался «В саду Гесперид». Вначале хрупкая гостья куталась в большой шарф, ведь в книжном магазине «Билингвы» в осенне-зимний период довольно холодно, но, начав рассказывать о себе, встала и шарф сняла. «Для переводчика у меня очень подходящее происхождение: отец – литературовед, мама – лингвист, специалист по французской стилистике. Я училась в Ленинграде в Герценовском институте, где преподавал Эткинд, ему первому я в 17 лет принесла листы со своими опытами. Все мои главные дружбы связаны с семинаром Линецкой. Первым моим редактором, наставником в профессии стал Корнеев. Он меня научил тому, что перевод надо перепечатывать несколько раз, ведь каждый раз видишь в нем какие-то шероховатости, научил оформлять рукописи, сдавать их вовремя в издательство. Переводить я начала рано, на первом курсе – переводила параллельно и для себя, и по заказу. Свою любимую пьесу – «Сирано де Бержерак» Эдмона Ростана – я делала для себя. Узнав об этом, некоторые мои знакомые крутили у виска пальцем. А шесть лет назад я заглянула в роман Пруста «В поисках потерянного времени». Именно потерянного, а не утраченного... И мне захотелось его перевести, все семь книг, а чтобы лучше в нем разобраться, я поступила в аспирантуру к французскому прустоведу...»
После обстоятельного вступления героиня сообщила, что для чтения отобрала грустные тексты. Начала со стихотворений «Эпикуреец», «Внутри», сонетов «Хандра», «Грустно, грустно», «Приход зимы» одного из самых своих любимых поэтов Жюля Лафорга. «В сегодняшней Франции, – пояснила она, – Лафорг считается автором для подростков, переживающих мировую скорбь, а для взрослых он «патентованный декадент».
«Вот общая судьба!/ Комедия все та же:/ Болезни да грехи, пороки да пропажи,/ Затем исчезнем мы, небытие придет,/ И травкой порастут навек останки эти./ А здесь тем временем все то ж из года в год./ Как одиноки мы! Как грустно жить на свете!» («Грустно, грустно»).
«Романс» Луиса Гонгоры перенес слушателей из Франции XIX века в Испанию XVII столетия и тут же обратно, к «главному символисту» Стефану Малларме, который напоминает Елене Баевской раннего Мандельштама. Она представила на суд публики перевод «Как горек мой досуг», стихотворение в прозе «Трубка», сонет «Опять весна». После Малларме американская гостья прочитала стихотворение в прозе Шарля Бодлера.
Переводчица пояснила, почему назвала свой вечер «В саду Гесперид». Во-первых, сюжет о сестрах Гесперидах, дочерях Ночи, – образ конца века, причем картин на эту тему намного больше, чем стихотворений; во-вторых, декаданс олицетворяет закат, закат искусства. После такой преамбулы переводчица прочитала стихотворение «Закат» Жерара де Нерваля.
Потом настала очередь Марселя Пруста: «Многие считают его одним из самых дидактических писателей, его дидактизм принадлежит XIX веку, а в остальном он из ХХ и из будущего». Публика услышала два отрывка из романа «В сторону Свана» – о том, как бабушка главного героя эстетизировала действительность, и рассуждение о жестокости. Под конец Баевская обратилась к двум «сюрреалистическим» текстам Луи Арагона – сонету «Благоуханный воздух» на смерть Аполлинера и «Песни умирающего от любви на карнавале перед Великим постом».
По сравнению с предыдущими вечерами слушателей было немного. Дело в том, что в литературной среде имя Елены Баевской известно меньше, чем, например, ее коллеги и сверстницы Марины Бородицкой (которая, кстати, пришла на вечер). К тому же героиня вечера долго жила в Петербурге, а теперь в Америке, поэтому ее имя у москвичей не на слуху. Однако ее работы всегда высокого качества, а Евгений Витковский заметил, что переведенный Баевской «Сирано де Бержерак» «на порядок лучше любого из предшественников».
