Полевой командир

Дмитрий Быков из тех, кто из рок-кабаре "Кардиограмма" "вышел в люди".
Фото автора

В Малом зале ЦДЛ прошел вечер «┘Жизнь пропетая есть рок». Вспоминали ушедшего от нас в 2006 году поэта, артиста, литературного критика Алексея Дидурова, вел Владимир Вишневский. Странно, что был выбран Малый зал. Народ толпился в проходах, в дверях, в фойе. И какой народ! Дмитрий Быков, Юлий Гусман, Дмитрий Харатьян, Лев Новоженов┘

Произносили очень много красивых и точных обозначений. «Лидер поколения┘ московский Франсуа Вийон», – сказал Юрий Ряшенцев. «Совсем с виду не поэт┘» – заметил Юлий Гусман. «В таких нет силикона», – заверил Виктор Шендерович. «Создатель литературной среды», – уточнил Леонид Жуховицкий. «Дидуров – это юношество, это секс», – манифестировал поэт и исполнитель песен Дмитрий Гузь, а потом рассказал, как еле живой, обиженный, почти раздавленный пришел в первый раз в рок-кабаре «Кардиограмма» к Дидурову и «застал – играющего тренера, полевого командира, Карабаса-Барабаса┘».

Поэт и публицист Ольга Кучкина, которая в 60-е годы работала с Дидуровым в «Комсомольской правде», подчеркнула, что рок-кабаре спасало людей от суицида, от пьянства, от депрессии, что Алексей, по сути, создал для себя и для них такую особую маленькую страну, где не гонят поющих и читающих. Юлия Неволина, поэт и исполнитель песен, разъясняла, насколько необычен был мастер-класс Алексея Дидурова и, кстати, довольно подробно рассказала о «нелепой, необласканной Москвой» девочке, которая пришла однажды в рок-кабаре и спела Дидурову свои песни, а в них вроде бы ничего такого особенного и не было. Но Дидуров увидел свое, одному ему ведомое┘ Потому что, как заметила Юлия, «по-особому относился к нелепым людям». Как подчеркнул Юлий Гусман, «в нашей стране нужно иметь ногти, когти, зубы», то за место перед зрителем, слушателем и читателем приходилось драться. Причем не с коллегами, конечно, а черт-те с кем┘ с бюрократами, управдомами, директорами. Тут позарез необходимо что-то вроде «полевого командира». Таким и был Дидуров.

Говорили, что он казался потрясающе толерантным, что «у него мог выйти любой «чайник» и час петь». Если советовали сделать хоть какой-то отбор, Алексей был непреклонен: «Всегда запрещали. Здесь – не будет!» Для людей, прошедших 70-е и начало 80-х, это очень мощная идея.

На вечере завязался спор о поколениях. В шестидесятники Дидуров вроде бы не успел. Владимир Качан заметил, что нельзя говорить о поколениях в связи с Алексеем, что он вписался бы в любое, даже в поколение лицеистов пушкинских времен. А Леонид Жуховицкий не согласился – есть поколения, но, с его точки зрения, их маловато. Вот после лицейского поколения – сколько лет подобного не проявлялось, да и шестидесятников никто за 40 лет не переплюнул. «Алексея Дидурова очень трудно куда-то расфасовать», – заявил Виктор Шендерович.

И ведь не расфасовывают! Многие замечали, что Дидуров «более чем недооцененный человек». А ведь он давал самое главное – зрителя. Давал внимание.

В Нехорошей квартире задержавшихся зрителей и участников Дидуров напутствовал словами: «Берегите себя, осторожно переходите дорогу...»