Кот писать не обучен

Переводчик Александр Долин и его друг Дмитрий Макаров читают танка. Фото автора

В Доме русского зарубежья имени А.И. Солженицына прошел вечер японской поэзии Нового времени, о которой рассказал японовед и переводчик Александр Долин. Героя вечера представил его одноклассник и друг Дмитрий Макаров: «Исследователь восточных единоборств, профессор Международного университета Акита, последние два десятка лет прожил в Японии… Саш, что еще можно добавить? Некролог добавит. Или прокурор». После такой мрачноватой шутки Макаров вернулся в зал, а Долин еще немного рассказал о себе: «В начале 90-х решил поехать в Японию, как казалось, на пару лет, а на деле их вышло 20 с лишним. Большую часть времени провел в одиночестве, обитая в собственном домике в полной глуши».

Человек, долго проживший в уединении, сильно меняется, и манера общения Долина это лишний раз продемонстрировала. Он разговаривал спокойно, даже как-то отчужденно, как дзен-буддист: «Так получилось, что за последние два месяца у меня вышло пять книг».

Собственно, темой вечера стала одна из них – «Японская классическая поэзия Нового времени», иллюстрации из которой (написанные современниками поэтов) Долин демонстрировал в слайд-шоу по ходу рассказа о японском Серебряном веке. Этот период начался чуть раньше, чем русский аналог, – в конце XIX века, после реформации Мэйдзи. Продлился он тоже дольше, так как не был, подобно российскому, остановлен революцией. Но помешал монархофашизм, так что в 1930-1950-е годы был перерыв, после которого все сошло на нет. Тем не менее этот период в отличие от Средневековья был индивидуалистским и подарил не менее 20 поэтов, писавших в жанре танка, и 30 – в жанре хайку. Увы, этим вечером Долин решил не касаться хайку, зато подробно рассказал о многих направлениях и представителях танка.

Сперва речь зашла о Масаока Сики, который применил в поэзии принципы главного новшества того времени – фотографии. Этим он создал целое направление и школу последователей, которые поддерживали его на исходе дней. Смерть наступила рано, от туберкулеза, несколько последних лет Сики провел в постели. Он мог видеть мир лишь через стеклянную дверь (недешевая вещь по тем временам). «Сквозь стеклянную дверь/ ловлю за своим отраженьем/ пейзаж вдалеке –/ на деревьях в роще Уэно/ нерастаявший снег белеет...». Следующим направлением, о котором рассказывал Долин, стал сентиментализм. Переводчик поделился историей любви двух поэтов – Ёсано Тэккан и Ёсано Акико. Тэккан воевал в Корее, писал бравурные стихи во славу японского оружия, но, встретив Акико, забросил имперские настроения. Сама Акико, которой тогда было около 18 лет, написала сборник стихотворений «Спутанные волосы», полный эротических откровений. Книгу чуть не запретили, однако на руку поэтессе сыграл комплекс неполноценности, который испытывала Япония перед Западом с его пышным расцветом эротики и декаданса.

Этой историей Долин затронул интересный диалог заимствований в культурах Запада и Японии. На обложке книги, которую презентовал Долин, нарисован молодой японец в европейском костюме, разговаривающий с двумя девушками в кимоно. Настолько же забавно выглядели и западные люди, увлекавшиеся «джапонизмом». Впрочем, он в моде и сейчас. Под конец вечера к Долину снова подсел его друг, и они по очереди стали читать стихотворения. Долин признался, что жил в глуши не совсем один – с ним был кот породы мейн-кун по кличке Марсель. Стихами о нем и завершилась встреча: «Кот писать не обучен, не мастер читать,/ Но считать без ошибок умеет до двух/ И, хозяину этим талантом под стать,/ Щедро делится мудрыми мыслями вслух».