Ольга Брагина
Декаданс устраивали: альпинистка Татьяна Стукалова, виновница торжества, поэтесса Ирина Котова, поэты Ольга Брагина и Дмитрий Легеза. Фото Виталия Науменко
Ирина Котова пригласила друзей, и они воспроизвели атмосферу декаданса. Сама Ирина прочитала: «Ты под водой. Внутриутробен крик./ Вокруг – окурки, рыбы кверху брюхом./ Но отчего-то виден материк/ отчетливей и мозг наполнен слухом». А затем предоставила слово друзьям.
Ярко выступила Анна Аркатова с ироничными, но одновременно женственными стихами: «Сказал, что мы живем на северо-востоке –/ и тут же запахнул поглубже воротник,/ на свете счастья нет, а есть слова и строки,/ и может быть один случайный проводник». Галина Климова вспомнила Серебряный век и Надежду Львову: «Шляпка эмансипе,/ ласточкино пальто./ Поэтки Наденьки Львовой слезы и смех/ не зарифмует никто». Как всегда, утонченно-импрессионистической поэзией покорила зал Инга Кузнецова: «Но если срезать лишние слои/ культуру кожу слова кожуру/ мы попадем в безумную игру/ не помня что умру». Элина Сухова, однокурсница Ирины Котовой по Литинституту, ограничилась одним, но очень ярким стихотворением – женской лирикой, переходящей в постмодернистское объемное высказывание: «Иссякнут зрение и слух, замкнет крутую речь,/ И только время из груди рекою станет течь».
Григорий Петухов, использующий яркие метафоры («Наших набранных тесно рядов/ в гранках чтоб нонпарель не вскипела,/ знак судьбы твоей был, Королев,/ на письме – знак разрыва, пробела»), был столь же убедителен, как и предпочитающий пастельные тона Сергей Надеев: «Так бы и нам/ оставаться на месте,/ Не подчиняясь течению лет!/ Вот и в твоем неуверенном жесте/ Близость разлуки наметила след». Геннадий Калашников, близкий по поэтике Надееву, объявил, что он не декадент, а скорее соцреалист: «За время, что займет случайная беседа,/ неуловимо день изменит свой узор,/ здесь места больше нет, исчезли мы бесследно,/ но в воздухе пустом все длится разговор».
Наталья Полякова была верна себе, сочетая лиризм и экзистенциальную грусть: «Остановок разбитых, ларьков и контейнеров ржавость –/ позвонки продуваемых улиц. Не холод, но жалость/ пробирает до дрожи. А может быть – мартовский ветер/ Раскачает фонарь, и фонарь полдороги осветит». Виктория Лебедева, пишущая преимущественно прозу, рассказала в своем стихотворении о судьбе красавиц, мечтающих получить все блага жизни до сорока: «Победили бы глупый быт –/ Нам, талантливым, по плечу./ Мы бы, если бы да кабы…/ Только я уже не хочу».
Григорий Горнов прочел стихи собственного сочинения: «И ты была прозрачна и горда,/ И пряди все отсвечивали розно/ По насыпи идущие года,/ И в небо поднимавшиеся росы». Яркие стихи Андрея Чемоданова вызвали активный отклик зала: «а может просто нарезной батон/ уже поза-поза-позавчерашний/ отложенный когда-то на потом/ недорогой и выбросить не страшно». Ольга Сульчинская порадовала лишь одним стихотворением собственного сочинения, прочитав перед этим любовную лирику Ахматовой и Цветаевой: «Эта жизнь не удастся. Как, впрочем, и всякая жизнь./ И ничем я тебя не утешу./ Это, видимо, жар. Аспирин и скорее ложись./ Перед сном почитаем Олешу». Екатерина Богданова прочитала стихотворение: «Как правильней именовать удава?/ Весенний день? Высокая печать?/ Научный замысел? Лихая переправа?/ Веселая возня? Как знать». Дмитрий Легеза из Петербурга покорил артистизмом: «Какая фраза емкая была,/ Какого необычного накала,/ От нудного гудения сверла/ Она так превосходно отвлекала». Выступал и иностранный гость, Алексей Бердников из Канады: «Ну где твоя Нефелококсигия –/ Кукушкинград Заоблачный, та ясь,/ Что, не таясь, затмила все другие/ Имянограды в городе у нас?»
Слушателей было много, мест не хватало.
