Маньерист и символист

Два поэта, два Андрея – Добрынин и Галамага. Фото автора

В разгар летних отпусков не каждый концерт может похвастаться полным залом. Чего не скажешь о творческих вечерах Андрея Добрынина. Поклонники поэта неизменно преданы своему избраннику. Традиционный поэзоконцерт, приуроченный к дню рождения Андрея, состоялся на уютной площадке Зверевского центра современного искусства.

Правда, приятная камерность мероприятия была нарушена хамским поведением одного из завсегдатаев, который никак не мог выбрать между стихами и вином. Происки гомеостатического мироздания были также проявлены в духоте июльского вечера и рок-концерта, который проходил по соседству. Однако, несмотря на все трудности, поэзия победила. И это лишний раз подтверждает высокий уровень мастерства и неизменное качество Добрынинских инкантаций.

Первое отделение было проникнуто ориентальными мотивами, что так богато проявлены в творчестве Андрея Добрынина. В одном из стихотворений поэт связывает пыльные дороги Востока с вехами собственной поэтической экзистенции: «Медное солнце и прах у порога,/ Небо, где нет никогда облаков,/ Дни моего приближения к Богу,/ Проще сказать – сочиненья стихов».

Сравнение особых дней в жизни с мавзолеями исламских святых (мазарами) достойно пера лучших символистов, также склонных романтизировать Восток: «Солнце садится. Восходят Стожары./ Тени обманчивы – всадник, не спи./ Видишь – угрюмо чернеют мазары?/ Только они и реальны в степи».

Вторая часть вечера напомнила слушателям, что перед ними один из сильнейших куртуазных маньеристов. Озорство и самоирония, свойственные куртуазным маньеристам, у Андрея Добрынина часто принимают форму гротеска. «Со мной беседует красавица –/ И падает, лишь вскрикнув глухо,/ Когда усатый жук появится/ Внезапно у меня из уха».

Причем в недавних произведениях поэта на смену буйному гусарскому задору и нарочитой грубости все чаще приходят самоуглубление и мудрая усмешка зрелого самца. «Я крышку снимаю – и слышу/ Рыданье кастрюли пустой,/ А раньше-то эти кастрюли/ Наполнены были едой».

В одном из своих произведений Добрынин сравнивает литературу с осьминогом, который опутывает лирического героя стихотворения. Однако стоит отметить, что в определенном смысле автор тождествен упомянутому созданию. У осьминогов, как известно, три сердца. Эта тринитарность присутствует и в творчестве Андрея Добрынина, где мощный мускулинный импульс соседствует с ироническим снижением, неожиданно переходящим в область беспримесной, почти религиозной экзистенции.