Гасан Мирзоев Необычайно резко отреагировало российское общество на трагедию в Челябинском танковом институте, где в результате издательств дедов лишился обеих ног едва начавший службу рядовой Андрей Сычев. Но вслед за Челябинском грянул Хабаровск, где молодому солдату, зверски избитому сержантом, также пришлось ампутировать ноги. А потом жертвой неуставных отношений стал солдат, проходивший службу на территории Иркутской области, – он тоже вернулся домой безногим...
ЗАВИСИМОЕ «ОКО»
Результаты опроса, проведенного по следам этих вопиющих случаев Всероссийским центром изучения общественного мнения, оказались столь же шокирующими, как и сама трагедия: 54% респондентов высказали свое отрицательное мнение о Российской армии, тогда как буквально двумя месяцами ранее негативного мнения о ней придерживались 38% граждан РФ.
Таким образом – налицо серьезный очаг социальной напряженности, и одной демонстрацией общественности диаграмм «снижения динамики по отдельным видам правонарушений...» ликвидировать его не удастся. Вот почему президент России Владимир Путин сразу после челябинской драмы поручил Министерству обороны РФ подготовить предложения «правового и организационного характера для улучшения воспитательной работы в армии и на флоте», одновременно глава государства выступил с инициативой создания военной полиции.
Однако серьезного разговора об истинных причинах падения дисциплины в армии, считает заместитель председателя комитета Государственной Думы РФ по безопасности Виталий Маргелов, «ни в общественных организациях, ни в самом Министерстве обороны не получилось. Более того, складывается впечатление, что первые эмоции выплеснулись и о ЧП уже стали забывать. Это недобрая традиция нашей общественной жизни. Ведь проблемы-то остались, и решать их нужно всем».
С данной точкой зрения автор этих строк полностью согласен. Поскольку действующий Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» (в части, касающейся органов военной прокуратуры) и действующий Федеральный конституционный закон «О военных судах Российской Федерации» должным образом не работают (напомню, что первый закон был принят в 1992 году, второй – в 1999-м, оба подписаны первым президентом России), я убежден, что пришло время коренным образом реформировать как нынешнюю военную прокуратуру, так и военные суды. Анахронизм этих структур, доставшихся новой России от прошлого строя, в свете последних чрезвычайных происшествий в Вооруженных силах особенно очевиден.
Посмотрим, например, непредвзято на работу органов военной прокуратуры. Формально они подчинены генеральному прокурору, одним из заместителей которого является главный военный прокурор. Но на самом деле Генпрокуратура не особенно вникает в дела Главной военной прокуратуры, у последней даже собственная коллегия имеется. Понятно, там своя система, свои кадры, свое обеспечение и свои воинские звания. Денежное довольствие военным прокурорам выплачивает Министерство обороны, финансовое и материально-техническое обеспечение органов военной прокуратуры, выделение им служебных помещений, транспорта, средств связи и других видов снабжения тоже производится МО.
В Федеральном законе «О прокуратуре Российской Федерации» сказано, что военные прокуроры осуществляют свои полномочия «независимо от командования и органов военного управления в соответствии с законодательством Российской Федерации». Но это всего лишь декларация; пока военные прокуроры будут, что называется «родовыми узами» связаны с Минобороны, об их независимой деятельности на благо армии говорить не приходится.
Вот вам типичная ситуация из разряда житейских: как может военный прокурор призвать к ответственности за вскрытые нарушения командира части, от которого зависит решение квартирного вопроса этого самого прокурора? Причин для подобной зависимости военных прокуроров от командования набирается немало.
Повторюсь: лишь вырвавшись из «тесных объятий» Минобороны, военные прокуроры смогут быть, как это и положено, «государевым оком» буквально во всех сферах армейской и флотской жизни. Конечно, этим людям придется преодолеть сложившийся стереотип мышления и понять, что они являются в первую очередь «прокурорами», а потом уже «военными», что означает всего лишь конкретную область их профессиональной деятельности.
Им придется примерить и привыкнуть к новому служебному обмундированию, которое определено для всех российских прокуроров, но это, думается, лишь поднимет авторитет лиц, надзирающих в Вооруженных силах за соблюдением законности, прав и законных интересов людей в погонах и гражданского персонала, работающего в учреждениях МО. В прокурорской защите нуждаются не только те, кто пострадал от дедовщины, но и молодые офицеры, пришедшие в части и на корабли, люди, исполнявшие воинский долг в горячих точках последнего десятилетия, многие другие военнослужащие и члены их семей. «Новые» военные прокуроры должны стать настоящими защитниками армии, которая, как никогда раньше, сейчас нуждается в таких заступниках.
ЗАБЫТЬ ПРО ЛЬГОТЫ МИНОБОРОНЫ
Теперь о существующих окружных (флотских) и гарнизонных военных судах. Убежден: страна и наш госбюджет получат огромную материальную выгоду, если вообще будет упразднена эта устаревшая надуманная система военной юстиции, которой руководят генералы, взирающие на всех свысока... Давайте разбираться. Я задаюсь вопросом: почему все военные суды замыкаются на Военную коллегию Верховного суда Российской Федерации? Получается, они действуют не в единой системе судов РФ, а на отдельном правовом поле.
Суть моего предложения в том, что в каждом городском, областном, окружном суде должно быть по одному, максимум – по два судьи, которые бы рассматривали дела, связанные с военной проблематикой. Вести их могли бы выявленные на конкурсной основе лучшие из нынешнего корпуса военных судей. Они вообще не должны иметь какой-то форменной одежды – только судейскую мантию. Предвижу вопрос: а как быть, если дело связано с секретами? Отвечаю: если такое дело появится, его сможет рассмотреть заместитель председателя суда, имеющий для этого специальный допуск. Этот судья в случае необходимости возьмет своего секретаря, выедет в войсковую часть или на какой-то объект и на месте проведет судебное заседание.
Хотел бы рассказать о собственном опыте общения с военными судьями. Однажды мне пришлось быть адвокатом по делу майора Жолобова из Таманской дивизии, который воевал в Чечне, был ранен и контужен, отмечен государственными наградами. Вернувшись, он стал свидетелем преступления: его начальник продавал военное снаряжение. Офицер заявил, что молчать не будет. Тогда расхититель направил «материал» в военную прокуратуру, совершенно бездоказательно утверждая, будто по служебной халатности майора со склада исчезли противогазы на сумму более 100 тыс. рублей. Военный суд не пожелал вникнуть в абсурдность обвинения, оставил без внимания ранения и боевые заслуги Жолобова. Он был приговорен к трем годам лишения свободы. Так произошла судебная расправа над неугодным подчиненным.
Все мои жалобы военный суд проигнорировал. С большим трудом удалось предотвратить выселение супруги осужденного с ребенком из занимаемого семьей плохонького жилья в военном городке. В этой ситуации мне невольно вспомнился 1978 год: я впервые участвовал в заседании военного трибунала в Волгоградском гарнизоне, где искренне восхищался его законностью и справедливостью┘
Сегодня мы видим в военных судах генералов и полковников, которые своевольно решают судьбы людей, проливших кровь при выполнении воинского долга. Необходимо изменить такое положение вещей: военная юстиция должна забыть про льготы Минобороны и не действовать в угоду чьим-то неправедным интересам. Если этого не добиться, ни о какой законности в Вооруженных силах и речи быть не может.
ДУХОВНИК ВМЕСТО ЗАМПОЛИТА
Есть еще один вопрос, требующий незамедлительного решения. Речь идет о попытках во что бы то ни стало скрыть произошедшие ЧП в Вооруженных силах. Это будет практиковаться и в дальнейшем, если сохранить право на военное дознание и его осуществление за командирами воинских частей. Если бедный солдатик пойдет и пожалуется командиру, в подразделении к «доносчику» применят особенно жестокое наказание: мол, настучал – получи... Поэтому кто заинтересован, чтобы сор не выносить из избы? Да командир и заинтересован.
Военные дознаватели так ловко действуют, что из сотни проявлений дедовщины лишь одно-два становятся известны общественности, да и те, которые уже утаить-то нельзя.
В этой связи ведутся дискуссии о возможном создании военной полиции в армии. Боюсь, что ее формирование в системе Минобороны не даст никакого результата. Считаю, что вопрос о военной полиции надо ставить в другой плоскости – иначе такой орган превратится в новую кормушку для чиновников.
По всей стране действуют органы внутренних дел. Пусть в каждом из них будет один специально аттестованный, проверенный «на секретность» офицер-полицейский с двумя-тремя помощниками – дознавателями по военным делам. Они при необходимости смогут оперативно выезжать в часть, где произошло ЧП, выяснять обстоятельства случившегося и предпринимать все дальнейшие меры. Такой подход видится более целесообразным, чем создание еще одной структуры, подведомственной Минобороны.
В свое время, в начале 1970-х, мне пришлось служить в Советской армии, в подразделении связи стратегической авиации. Ничего похожего на дедовщину у нас и близко не было, возможно, потому, что напряженный характер работы препятствовал развитию экстремальных межличностных ситуаций. Последние полгода службы я был старшиной учебного подразделения, в котором насчитывалось 400(!) курсантов. Родители многих из них приезжали, благодарили за заботу о сыновьях. А знаете, на чем все держалось, точнее – на ком? На нашем замполите, которого до сих пор помню. Майор Гайворонский контролировал меня куда чаще, чем командир. Его волновало все: как одеты-обуты, как накормлены курсанты? Какое у них настроение? Какие возникают проблемы, чем можно помочь людям?
Институт замполитов давно уже ликвидирован, но отлаженной системы воспитания военнослужащих в Вооруженных силах так и не появилось, а это тоже играет свою роль в «разгуле страстей» в казармах. Неизвестно, когда в Российской армии сформируется своя воспитательная система, столь же эффективная, как советская, но многое для улучшения морально-психологического климата в армейских частях можно сделать уже сейчас.
Надо, на мой взгляд, допустить к личному составу представителей духовенства традиционных для России религий – православия, ислама, иудаизма, буддизма. Пусть приходят в казармы – беседуют с военнослужащими своей веры, наставляют их на путь добра, сердечного отношения к сослуживцам. Даже если в подразделении есть всего один представитель какой-то религии, ему необходимо предоставить возможность регулярных встреч с духовным наставником.
Снять с нашей армии проклятие неуставных отношений удастся, если только создать ситуацию, при которой дедовщина будет просто невозможна. Любой военнослужащий должен иметь право беспрепятственно связываться по телефону с военным прокурором; надо разрешить нашим солдатам пользоваться мобильными телефонами для поддержания контакта с родителями или предоставить доступ к компьютеру для передачи домой сообщений. Разве так трудно организовать все это в частях и подразделениях?
Убежден, что выполнение предложенных мер позволит укрепить законность и дисциплину в Вооруженных силах.
