Максим Климов Еще в период Второй мировой войны четко определилась роль авиации как главной силы в боевых действиях на море. Однако подавляющее большинство адмиралов ВМФ СССР оказалось неспособно осознать эту истину до конца.
ГЛАВНАЯ УДАРНАЯ СИЛА
Необходимость борьбы с авианосными группировками до выхода противника на рубеж нанесения удара привела к созданию в составе ВМФ морской ракетоносной авиации (МРА) и постановке задачи Дальней авиации (ДА) ВВС атаковать эскадры противника. С принятием на вооружение самолетов Ту-22, Ту-16К-26, Ту-22М с ПКР Х-22, КСР-5 МРА стала главной ударной силой ВМФ при проведении операций на океанских ТВД.
Суммарный залп МРА и ДА примерно в два раза превышал суммарный залп корабельного состава в ПКР оперативного назначения (ПКР ОН). На конец 1980-х годов (пик мощи ВМФ) эти цифры составляли примерно 1300 ПКР ОН с авиационных носителей и 600 ПКР ОН с корабельных носителей (надводных кораблей и подводных лодок).
Особенно большую опасность МРА представляла при прорыве в океан для судоходства стран НАТО. Большое количество целей, невозможность их адекватного прикрытия (во всяком случае – на уровне авианосных групп и соединений), возможность нанесения повторных ударов – именно эта составляющая боевого потенциала ВМФ (а не подводные лодки) представляла наибольшую угрозу для океанских коммуникаций западного блока.
Размещение 2/3 ударного потенциала ВМФ на носителях, обладающих отличной оперативной маневренностью, позволяло массировать ударную мощь на главном направлении при обеспечении дозаправки в воздухе: переброска с севера на ТОФ дивизии МРА (40–60 Ту-22М) по северному маршруту занимала 42–45 часов. Предпочтение всегда отдавалось маневру с подвешенным оружием.
Вопрос боевой устойчивости авиации решался массированным применением средств радиоэлектронной борьбы. Например, из состава авиаполков МРА 1-я эскадрилья являлась эскадрильей РЭБ. Эффективность средств РЭБ против авиационных УР «воздух–воздух» с радиолокационным наведением была достаточно высока, против корабельных ЗРК – много ниже. К большому сожалению, активные средства обороны (управляемые ракеты «воздух–воздух» с радиолокационным и тепловым наведением, бортовые РЛС, обеспечивающие их применение) на самолетах МРА отсутствовали, что не может быть объяснено разумными причинами.
Закупочная цена тяжелого боевого самолета составляет менее четверти закупочной цены эскадренного миноносца. Да и расходы на эксплуатацию последнего куда выше. А теперь сравните боевые возможности четырех ракетоносцев Ту-22М и эсминца 956-го проекта: 12 ПКР с дальностью 350–500 км против 8 ПКР с дальностью 110 км; действие по берегу: эсминец – 2000 осколочно-фугасных снарядов весом 33,4 кг (66,8 тонны), четыре Ту-22М – 276 ФАБ-250 (69 тонн). На эсминце есть ЗРК «Ураган». Но авиация его все равно потопит – вопрос только в наряде сил (например, четыре «Ориона» пускают 16 ПКР «Гарпун»). Что касается ракетоносца МРА, для него имеется возможность создания даже ограниченными силами истребительной авиации «локальной (по времени и пространству) зоны господства в воздухе», причем высокая тактическая подвижность позволяет Ту-22М, в отличие от эсминца, воспользоваться этой зоной для пуска ракет.
Однако фактор мощи МРА не повлиял на изменение традиционного отношения к авиации ВМФ как к чему-то побочному.
«За время службы что на Северном, что на Балтийском флотах я, к сожалению, так и не смог научить адмиралов двум элементарным вещам: первое – не давайте мне команд на вылет на удар, поставьте задачу по цели, месту и времени удара, а я рассчитаю подлетное время и приму решение по времени взлета полков. И второе – если полки взлетели, то не переносите время удара, то есть для авиации после взлета это, во-первых, категорически запрещается, во-вторых, невыполнимо, так как вылеты планируются, как правило, на полный радиус, «на укол», и после посадки и без ваших вводных по переносу времени удара в самолетах остается, как шутят летчики, «два ведра керосина», – пишет генерал-лейтенант запаса Виктор Сокерин, командующий морской авиацией БФ в 2001–2004 годах.
СУЩЕСТВЕННЫЙ ФАКТОР
Истребительная авиация появилась в составе некоторых флотов ВМФ СССР только в 1980-х годах, до этого задачи прикрытия корабельных группировок и береговых объектов ВМФ должна была решать ПВО страны, взаимодействие с которой оставляло желать лучшего. Воссоздание флотской штурмовой авиации в 1970-х годах резко увеличило ударные возможности флотов в ближней морской зоне. К концу 1980-х общая численность морской штурмовой авиации составляла более 300 самолетов типа Су-17, МиГ-27, Су-25, Су-24 и их модификаций, имеющих на вооружении такие высокоэффективные средства поражения кораблей (из-за пределов их ПВО), как противорадиолокационная ракета Х-58, ПКР Х-31А, управляемые ракеты Х-29, Х-25. Появилась возможность оказания эффективной огневой поддержки десанта.
Морская штурмовая авиация, к концу 1980-х годов проигрывая по суммарному ракетному залпу кораблям и катерам с ПКР тактического назначения (ПКР ТН), реально превосходила всю корабельную группировку ВМФ ближней морской зоны по возможности массирования сил, мобильности, возможности нанесения повторных ударов по цели, универсальности при действиям по кораблям и берегу.
К сожалению, принцип, рожденный Второй мировой войной, – если противодействие в воздухе таково, что в районе не сможет находиться самолет, то корабль здесь будет однозначно утоплен – так и не был понят.
Строительство массового москитного флота (ракетных катеров) ВМФ СССР, во всяком случае в 1980-х годах, было явной ошибкой. Гораздо эффективнее было выделявшиеся средства направить на усиление морской авиации, закупку истребителей, управляемых средств поражения.
Необходимо отметить также общее технологическое отставание промышленности СССР от мирового уровня, продукции Минавиапрома в частности. Наши самолеты заметно уступали аналогичным машинам противника по возможностям радиоэлектронного оборудования, управляемого ракетного оружия, дальности полета, боевой нагрузке, ресурсу. Усилия по сокращению этого разрыва предпринимались колоссальные, и в целом ряде случаев мы не только догоняли «оппонентов», но и на некоторых направлениях значительно их опережали (например, внедрение в начале 1980-х годов нашлемной системы целеуказания «Щель» или БРЛС «Заслон» с ФАР). Однако в общем и целом отставание было. В первую очередь это касалось вопросов управления действиями авиации в воздухе. К сожалению, создать систему дальнего радиолокационного обнаружения и управления (ДРЛОиУ), равноценную имевшейся у потенциального противника (в первую очередь – по количеству сопровождаемых целей), мы так и не смогли.
То есть боевые возможности одинаковых по численности и ТТХ авиационных группировок у нас получались значительно ниже по причине более низкого качества управления авиации. Часто критикуемая установка на наши авианосцы по требованию главкома ВМФ Сергея Горшкова дальнобойных противокорабельных ракет на деле преследовала задачу сковать активность истребительной авиации противника в воздушных боях фактором постоянно действующей угрозы нанесения удара ПКР.
Сегодня разрыв в боевых возможностях авиационных комплексов России и вероятного противника стал критическим, фактически ставящим под вопрос вообще способность решения авиацией каких-либо задач. Увы, факт этот нами не осознан до сих пор, в общественном сознании (в том числе и среде военных профессионалов) господствует мнение о наших самолетах как о «самых-самых». При этом упускается из виду, что речь идет об авиационных комплексах, разработанных до начала 1980-х годов.
Даже без учета факторов ДРЛО и РЭБ наши самолеты в подавляющем большинстве случаев сегодня будут сбиваться ракетами AIM-120 с активными радиолокационными ГСН. С массовым оснащением авиации ряда стран этой УР «воздух–воздух» о превосходстве наших истребителей в воздушном бою можно забыть. Поставкам нашей авиации аналогичной УР Р-77 помешали 1990-е годы.
Острейшая проблема – состояние разведывательной авиации ВМФ. Проблема усугубляется нашей порочной привычкой счета и сравнительного анализа своих сил и противника «по головам», например суммарного ракетного залпа, без учета вероятности выживания самих носителей до момента залпа, ракет на траектории, а главное – возможности вообще обнаружить противника, передать целеуказание, скоординировать средствами управления удар.
ЧТО СЕГОДНЯ НЕОБХОДИМО
Основой ударной мощи ВМФ должна быть авиационная группировка (МРА, истребительная авиация, РЭБ, ДРЛО, разведчики, средства аэродромного обеспечения, в том числе ПВО, приспособленные к оперативной переброске силами ВТА) центрального подчинения (ВМФ), придаваемая на период операции командованию на ТВД (флоту/флотилии).
Требуется модернизация бортовых РЛС истребителей, обеспечивающая применение УР Р-77, закупка необходимого боекомплекта этих ракет. Главное направление модернизации истребительной авиации (в том числе ВМФ) – восстановление способности ведения воздушного боя с современным противником. Следует принять на вооружение УР сверхдальнего боя КС-172 для уничтожения самолетов ДРЛО противника, самим иметь новые самолеты ДРЛО. Все боевые самолеты ВМФ должны быть способны дозаправляться в воздухе, флоту нужна штатная авиагруппа танкеров. Необходимо «заинтересованное участие» ВМФ в программе разработки истребителя 5-го поколения в комплексной увязке с созданием перспективных самолетов ДРЛО, РЭБ.
С мнением генерала Сокерина, предложившего «немедленно переподчинить ВВС флотов главнокомандующему ВВС и ПВО страны», нельзя согласиться категорически. Очевидно наличие огромного количества проблем во взаимодействии и понимании командования ВМФ и морской авиации. Однако эти проблемы необходимо решать, а не уходить от них. Без авиации флота не будет. Как не будет эффективного флота без осознания самим ВМФ главной, ведущей роли авиации в современной войне на море.
Надежду на будущее дает ТАВКР «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов». Вопрос в данном случае заключается не в боевом значении этого корабля как отдельной единицы, а в принципе «авиационизации» флота, остатки которого удалось сберечь.
