0
6475
Газета Главкнига Интернет-версия

06.07.2022 20:30:00

Кончена смерть

Константин Рубинский

Об авторе: Константин Рубинский - поэт, драматург, педагог.

Тэги: детство, книги, мировоззрение, сказки, приключения, айрис мердок, владимир набоков, виктор пелевин, марина цветаева


Наверное, не стоит вдаваться в многословные описания моих десяти книжных любовей. Достаточно сказать, что каждая из этих книг в разном возрасте (примерно с девяти лет и по сей момент) переворачивала меня: во время чтения наступал магический момент (или несколько), когда сердце начинало стучать бешено, становилось неизъяснимо блаженно и жутковато, и, как пишут в мелодраматических повестях, «я уже не мог остаться прежним». Привожу десятку цитат из этих книг – по возможности в тех местах, где испытывал это состояние (хоть вырванные из контекста они, конечно, не смогут ретранслировать катарсис).

1. Шел Сильверстейн. «Щедрое дерево» – сказка о безоглядном и безответном служении, несмотря на его явную абсурдность.

«И яблоня была счастлива».

2. Марджори Киннан Ролингс. «Сверстники» – детская повесть о дружбе мальчика и зверька, пронзительный оммаж безжалостно уходящему детству.

«Начав засыпать, он крикнул сквозь слезы: «Флажок!»

Но это был не его голос. Это был голос мальчика. Где-то за провалом, мимо магнолии, под дубами пробежали бок о бок мальчик и годовалый олененок – пробежали и исчезли навсегда».

3. Виктор Пелевин. «Жизнь и приключения сарая XII» – самый первый рассказ, прочитанный мной у Пелевина – и потрясение, что вещи совсем не те, какими кажутся, да, собственно, и мы не те, какими себе кажемся. Нужен момент встречи с собой истинным – и все встанет на место; но как достичь этого момента?

«В этот самый момент во двор въехал велосипед, и ездок без всякой причины дважды прозвонил звоночком на руле. Этого хватило – Номер XII вдруг все вспомнил.

Велосипед.

Шоссе.

Закат.

Мост над рекой».

4. Марина Цветаева. «Крысолов». Апология художника в цветаевском понимании – презираемого бюргерами и мещанами бродяги и маргинала, который в итоге оказывается победителем, хотя плоды его победы неизменно пугают.

«Перемен!

Не жалейте надышанных стен!

Звезд упавших – и тех не жалейте!

Мертвым – мир.

Выход в мир

Вот по этой по самой аллейке, –

Чуть левей».

5. Лев Толстой. «Смерть Ивана Ильича». Никто не написал о смерти (и воскресении) лучше Толстого, и тут нечего добавить.

«– Кончено! – сказал кто-то над ним.

Он услыхал эти слова и повторил их в своей душе. «Кончена смерть, – сказал он себе. – Ее нет больше».

6. Владимир Набоков. «Условные знаки». Рассказ, в котором как будто «ничего не происходит», смысл которого передается через незначительные намеки, да так смутно, что можно перечитать дважды или трижды, чтобы достичь окончательного понимания (как, впрочем, почти все у Набокова). Все, что кажется случайным, – тайные знаки, которые мы не всегда умеем распознать – собственно, чем занимается и искусство, как не подачей таких знаков?

«Его неловкие мокрые губы с трудом читали звучные ярлыки: абрикос, виноград, слива морская, айва. Он дошел до райского яблочка, когда телефон зазвонил опять».

7. Айрис Мердок. «Море, море». Длинная, неровная и местами тошнотворная книга, в которой последние несколько страниц потрясли надолго и искупили долгое чтение.

«Я должен записать это как можно скорее, это свидетельство, а я уже начинаю все забывать. Спас меня Джеймс. Каким-то образом он спустился ко мне прямо в воду. Он подхватил меня под мышки, и я почувствовал, что возношусь, как на лифте. Я видел его на фоне отвесной стены, как он склонился ко мне, а потом я поднялся, и мы вместе взмыли наверх. Но он ни на чем не стоял. Был миг, когда он словно прилип к скале, как летучая мышь, потом он просто стоял на воде. А потом…»

На этом текст кончался».

8. Майкл Каннингем. «Дом на краю света». Роман в переводе моего любимого Дмитрия Веденяпина – в котором невероятная чуткость к миру и человеку граничит с ощущением их обреченности – но эта обреченность тоже обрекает: на нежность, доверие, отчаянную теплоту друг к другу.

«Я улавливал негромкое, неумолчное стрекотание неведомых насекомых – сухой вибрирующий звук, наверное, похожий на тот, что, вращаясь, производит сама Земля, и притихни мы все хоть на мгновение, мы бы его услышали. Светились окна жилого комплекса. Совсем близко, но до них нельзя было дотянуться – для этого они были какими-то слишком реальными. Они были похожи на дыры, проделанные в темноте, чтобы пропускать свет из другого, более одушевленного мира. На какой-то миг я ощутил, что значит быть привидением: вот так же – только вечно – брести сквозь невероятную тишину, чувствуя близость, но так и не достигая никогда огней родного дома».

9. Джон Уильямс. «Стоунер». Незаслуженно забытый роман о том, как можно кротко и неприметно выдержать, вынести жизнь, которая, в сущности, невыносима.

«Истина, Добро, Красота. Все это тут, за углом, в следующем проходе; все это найдется в следующей книге, в той, что ты еще не прочел, или на следующем стеллаже, до которого ты еще не добрался».   


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


За семью оболочками

За семью оболочками

Юрий Юдин

Кощей Бессмертный как прообраз булгаковского Воланда

0
1491
Книги, упомянутые в номере и присланные в редакцию

Книги, упомянутые в номере и присланные в редакцию

0
572
Поощрения для заключенных законом уже предусмотрены

Поощрения для заключенных законом уже предусмотрены

Екатерина Трифонова

Однако в практической работе по перевоспитанию доминирует система взысканий

0
1861
Книги, упомянутые в номере и присланные в редакцию

Книги, упомянутые в номере и присланные в редакцию

0
1534

Другие новости