Александр Бартош
Совет Безопасности ООН все больше становится местом для агрессивных нападок на Москву. Фото Reuters
Провозглашенная США и НАТО военно-силовая стратегия сдерживания России фактически привела к противостоянию в режиме новой холодной войны, перечеркнула былые намерения сторон придать отношениям России и НАТО новый характер сотрудничества. Действительность оказалась куда более сложной и непредсказуемой, и все пошло не так, как было записано в документах конца XX – начала XXI века и обещано лидерами зарождавшегося постбиполярного мира.
Это в течение более чем 20 лет не позволяет выйти на позитивный курс развития отношений между двумя крупнейшими игроками в евро-атлантическом пространстве?
ПОСТОЯННЫЕ РАЗДРАЖИТЕЛИ
Для правильного ответа на вопрос представляется важным отметить следующие важные для дальнейшего анализа факторы.
Во-первых, США используют НАТО в качестве инструмента в многолетней гибридной войне против России. Война направлена на подрыв административно-политической, финансово-экономической и культурно-мировоззренческой сфер жизни нашей страны с целью воспрепятствовать восстановлению статуса России как великой державы, добиться изнурения экономики с последующим расколом государства и перевода его под внешнее управление.
При этом международный терроризм используется нашими геополитическими противниками в качестве одного из инструментов войны с предоставлением террористам политической, информационной, оперативной и финансовой поддержки.
Во-вторых, США и НАТО неоднократно обманывали Россию, переступая через двусторонние политические договоренности и международно-правовые нормы. Сегодня особую опасность представляет выход США из договора по ПРО и расчеты на создание в обозримой перспективе комплекса взаимосвязанных стратегических ядерных сил и стратегической ПРО, способного полностью нейтрализовать стратегический потенциал России и лишить ее возможности нанести ответный ядерный удар.
Вместе с тем сегодня США и НАТО – это не всегда одно и тоже. Альянс из монолитного военно-политического блока времен холодной войны превратился в объединение ситуативных коалиций, преследующих цели, далеко не всегда совпадающие с американскими и не обязательно разделяемые всеми союзниками. Иначе Грузия и Украина уже давно стали бы членами альянса, а Берлин не указывал бы Вашингтону на недопустимость бесцеремонного вмешательства в дела Европы. Однако это лишь отдельные «всплески» самостоятельности. Члены НАТО были и остаются вассалами США.
В-третьих, одним из препятствий для развития диалога России и НАТО служат взаимные претензии сторон на статус единственного объекта угроз от действий друг друга. Главным предварительным условием для улучшения отношений является внимательное и непредвзятое отношение сторон к озабоченностям друг друга. Никто не должен узурпировать право считать себя угрожаемым.
В-четвертых, США и НАТО должны смириться с фактором возвращения России в международную политику в качестве глобального суверенного субъекта. Эта военно-политическая реальность требует переналадки механизмов международного и двустороннего взаимодействия, способных обеспечить баланс интересов сторон. Сегодня особенно остро это необходимо на Украине, на Ближнем Востоке и на Балканах.
И, наконец, для реанимации и последующего поступательного развития возможностей Совета Россия–НАТО (СРН) следует провести переговоры с целью выработки более гибкой позиции по отношению к тезису, в соответствии с которым так называемое «полное равноправие» в механизме СРН касается лишь сотрудничества по отдельным конкретным вопросам и неприменимо к совместному рассмотрению ключевых проблем безопасности в Европе. Основываясь на этой формуле, в годы активной работы СРН альянс не шел на поиск компромиссов по наиболее важным проблемам, в том числе по использованию военной силы, расширению на Восток и активизации военных приготовлений на своих восточных границах. В результате ущербный тезис о «сотрудничестве по отдельным конкретным вопросам» в конечном итоге оказался пустым звуком.
ИДЕИ КАРЛА ФОН КЛАУЗЕВИЦА В РЕАЛИЯХ ДВУСТОРОННИХ ОТНОШЕНИЙ
Учет этого далеко не полного перечня аксиоматических истин создает определенную основу для анализа причин нынешнего удручающего состояния отношений между Россией и НАТО. Попытаемся сделать это с использованием незаслуженно подзабытого сегодня понятия «трение войны», введенного немецким военным теоретиком Карлом фон Клаузевицем еще в XIX веке. До войны сегодня дело не дошло, однако многие индикаторы военно-политического противостояния между Россией и Западом вполне соответствуют критериям новой холодной войны.
В своей работе «О войне» К. Клаузевиц справедливо подчеркивал, что «трение – это единственное понятие, которое, в общем, отличает действительную войну от войны бумажной» и перечислил семь общих источников трения: опасность; физическое напряжение; неопределенности и недостоверность информации, на основе которой принимаются решения; случайные события, которые невозможно предсказать; физические и политические ограничения в использовании силы; непредсказуемость, являющаяся следствием взаимодействия с противником; разрывы между причинами и следствиями войны.
 |
| Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг считает, что на киберугрозы необходимо реагировать более жестко. Фото Reuters |
Применительно к ситуации в отношениях между Россией и НАТО воздействие трения приводит к тому, что от задуманного и даже зафиксированного в документах до реализуемого на деле оказывается огромная дистанция. Чего стоит печальная участь «Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и НАТО», а также многих повисших в воздухе заявлений сторон о добрых намерениях.
Проекция идей К. Клаузевица на политические реалии отношений между альянсом и Россией позволяет выделить несколько источников трения, которые служат серьезным препятствием для оптимистических прогнозов.
К числу таких источников относятся:
– высокая степень взаимного недоверия, которое препятствует развитию диалога, приводит к возрастанию напряженности и нерациональному расходованию политико-дипломатических, военных, финансово-экономических ресурсов, создает реальную опасность перехода отношений России и НАТО в стадию жесткой конфронтации;
– политическая ангажированность информационно-аналитических оценок альянса, на основе которой определяются источники угроз и принимаются решения. Так, НАТО в своих доктринальных документах формирует искаженную матрицу угроз безопасности, упрямо и бездоказательно выпячивая приоритет российской угрозы. Угроза международного терроризма и экстремизма упоминается лишь применительно к южному флангу альянса несмотря на обширную географию терактов в европейских странах;
– неразвитость международно-правовой базы, касающейся вопросов невоенных видов борьбы (в том числе гибридной войны и цветной революции), получающих растущее распространение в противостоянии между Россией и НАТО, что формирует почву для взаимных политизированных упреков и обвинений в неискренности;
– разрывы между причинами и следствиями тех или иных действий сторон;
– непредсказуемость отношений как результат воздействия случайных событий, которые невозможно предсказать.
Совокупность указанных и некоторых других источников трения обычно оказывается больше их простой суммы, поскольку одни виды трения взаимодействуют с другими, что еще больше наращивает их разрушительный результат.
В результате трения, казалось бы, незначительные явления и факты, происходящие на уровне отношений России и НАТО, получают мощь и способность стратегического катализатора, способного влиять на общее состояние отношений. Кроме того, в военно-политических планах и доктринах сторон имеются скрытные, непредсказуемые и зачастую в полной мере непредвиденные авторами каскадные механизмы усиления, действие которых позволяют малым событиям запускать совершенно неожиданные и непредсказуемые процессы, не поддающиеся количественной оценке в рамках какой-либо стратегии или доктрины. Так, например, поддержка США и альянсом, казалось бы, локальных событий на майдане в Киеве в феврале 2014 года привела к многолетней кровопролитной гражданской войне на Украине и существенному обострению отношений России с Западом.
Ведущаяся против России гибридная война уже в течение многих лет служит непредсказуемым источником трений в отношениях не только традиционно противостоящих сторон. Примером разрыва между причинами и следствиями действий сторон служит предложенное американской администрацией в июне с.г. ужесточение антироссийских санкций в области энергетики. Одним из следствий такого решения стала резкая критика действий Вашингтона руководителями Германии и Австрии, которые считают, что ужесточение санкций может негативно сказаться на экономических интересах европейских компаний и отрицательно повлиять на отношения Европы и США.
Однако наиболее существенная опасность заключается в таком развитии событий, когда высокая степень неопределенности, свойственная гибридной войне, может привести к непрогнозируемому перерастанию локального конфликта в глобальный, вплоть до ядерного.
Совокупное воздействие источников трения служит мощным тормозящим фактором в отношениях России и НАТО. К сожалению, как в прошлые годы, так и сегодня альянсу как союзу главным образом европейских государств в большинстве случаев явно не хватает постоянства в противопоставлении собственной политической воли амбициям США. При этом Вашингтон умело использует в своих интересах эту «слабину» и подогревает опасения европейцев распространением надуманных мифов об угрозе Москвы. В результате мощными катализаторами ухудшения отношений послужили известные нарушения альянсом обязательств о нерасширении, агрессия против Югославии, действия в Ливии, развертывание элементов американской стратегической ПРО в Европе, наращивание военной активности блока у границ России.
За истекшие десятилетия воздействие «трения войны» не позволило создать надежных «якорей стабильности» в отношениях между противниками в «старой холодной войне». В этом контексте стоит упомянуть зыбкость фундамента ряда проектов партнерства России и НАТО, большинство которых не отличались масштабностью и базировались на сиюминутных, ситуативных интересах сторон с преобладанием переменчивого политического фактора.
Вряд ли стоит приводить здесь полный «мартиролог» ушедших в небытие проектов и инициатив, направленных на взаимодействие сторон. Однако не все возможности для восстановления отношений исчезли.
АКТУАЛЬНОСТЬ УГРОЗ МЕЖДУНАРОДНОГО ТЕРРОРИЗМА
На этом фоне наработки России и НАТО в сфере противодействия международному терроризму и сегодня остаются актуальными, а террористические акты в России и странах альянса требуют незамедлительных совместных действий. Именно в этой сфере следует сделать один из первых шагов в восстановлении упомянутого «сотрудничества по отдельным конкретным вопросам».
В прошлом известны внушавшие некоторый оптимизм совместные инициативы России и НАТО в борьбе с международным терроризмом. При всей разнице подходов и непроработанности общего понимания самого термина «международный терроризм», не говоря об отсутствии согласованного списка террористических организаций, сторонам удавалось выйти на реализацию весомых совместных инициатив.
Это, например, развернутая в 2010 году работа в рамках исследовательского совместного проекта дистанционного обнаружения взрывчатых веществ «Стандекс», который позволит выявить маломощные взрывные устройства, идентифицировать в толпе террористов с «поясами смертников». Стороны были близки к проведению первых испытаний системы в парижском метро, а производство предполагалось организовать до начала Олимпиады в Сочи в 2014 году. Были согласованы и некоторые другие многообещающие направления сотрудничества, которые придают реальные очертания полю для взаимодействия России и НАТО в сфере борьбы с международным терроризмом.
Интересы и возможности России во многом совпадают с положениями, заложенными в Военной концепции защиты от терроризма, которая была разработана альянсом в 2002 году на основе следующей оценки существующих и потенциальных террористических угроз союзникам:
– религиозный экстремизм, по всей видимости, является источником самой непосредственной террористической угрозы альянсу, однако вполне вероятно возникновение других мотиваций для терроризма из-за экономических, социальных, демографических и политических причин, вытекающих из нерешенных конфликтов или несостоятельных идеологий;
– поддержка террористов со стороны государств в настоящее время уменьшается, однако она может вновь усилиться по политическим причинам, что обеспечит террористам безопасные укрытия и существенные ресурсы;
– в террористических актах наиболее часто пока используются обычные взрывчатые вещества и оружие. Вместе с тем террористические группы, как ожидается, начнут прибегать к более разрушительным средствам, включая оружие массового поражения.
Основываясь на приведенной оценке, концепция определяет следующие сферы действий, обращая попутно особое внимание на сбережение собственных привлекаемых военных сил и средств:
– оборонительные действия (обмен разведывательной информацией, стандартизация системы оповещения о террористической угрозе, оказание поддержки в защите воздушного пространства и морских акваторий, эвакуация граждан из угрожаемых районов);
– наступательные антитеррористические операции, включая операции под руководством НАТО или операции, проводимые при поддержке со стороны альянса;
– ликвидация последствий терактов;
– военное сотрудничество.
Появление концепции придало новый импульс проведению практических мероприятий по совершенствованию военного потенциала НАТО, включая повышение эффективности разведки (например, придание постоянного статуса разведывательному подразделению по террористическим угрозам при штаб-квартире НАТО), укрепление способностей сил и средств к быстрому и эффективному развертыванию, оснащение войск высокоточным оружием и организацию защиты личного состава от ОМП.
Управлением НАТО по вооружению была подготовлена рабочая программа, предусматривающая проведение научно-технических разработок по следующим направлениям:
– снижение уязвимости широкофюзеляжных гражданских и военных самолетов от ПЗРК;
– защита портовых акваторий и кораблей с помощью сенсорных сетей, детекторов и необитаемых подводных аппаратов;
– снижение уязвимости вертолетов от огня крупнокалиберных пулеметов;
– борьба с самодельными взрывными устройствами;
– обнаружение компонентов ОМП и защиту от них;
– развитие возможностей разведки, наблюдения и целеуказания;
– совершенствование технологий уничтожения взрывоопасных предметов и ликвидации последствий взрыва;
– развитие средств защиты от огня минометов;
– защита критически важных объектов инфраструктуры;
– развитие оружия нелетального действия.
Работа по многим из указанных направлений получила развитие в ходе операции под эгидой НАТО в Афганистане, а сегодня ряд вопросов практического противостояния международному терроризму решаются в ходе операции российских ВКС в Сирии. Это один из факторов, придающих реальные очертания возможному взаимодействию двух сторон.
Отдельных усилий требует сближение позиций России и НАТО по нормативно-правовым вопросам борьбы с международным терроризмом.
ПРОБЛЕМА ГИБРИДНЫХ ВОЙН И ЦВЕТНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ
В условиях глобализации и информационно-технологической революции на место серьезного раздражителя в отношениях России и НАТО выдвинулся спектр подрывных технологий, положенных в основу стратегий гибридной войны и цветной революции. В течение нескольких последних лет стороны усиленно обвиняют друг друга в использовании этих технологий для свержения неугодных правительств и наказания провинившихся государств.
Накалу страстей способствует отсутствие реакции компетентных международных структур на появление новых видов межгосударственного противостояния и агрессии против суверенных государств, ставящих под угрозу обеспечение международной безопасности.
Причин несколько.
Во-первых, США и НАТО как инициаторы многих действий по маргинализации ООН, ОБСЕ вовсе не заинтересованы привлекать потенциал этих и некоторых других международных организаций для борьбы с гибридными угрозами, часть которых этими же инициаторами создаются и используются для свержения «несговорчивых» правительств и перевода целых стран под внешнее управление.
Во-вторых, обоснованность понятия «гибридная война», не содержащего указания на область, силы, средства, стратегию и тактику противостояния, до сих пор подвергается сомнению. Считается, что применение такого понятия как устоявшегося в международном лексиконе неоправданно и оно как бы не существует, используется разве что в идеологизированных баталиях. Такое согласие «по умолчанию» позволяет игнорировать гибридную войну как новый вид межгосударственного противостояния и делает ненужными усилия по созданию инструментов для международного вмешательства и осуждения применения агрессивных гибридных стратегий, построенных на использовании грязных приемов.
К новым видам межгосударственного противостояния неприменимо определение агрессии, утвержденное Резолюцией 3314 Генеральной Ассамблеи ООН от 14 декабря 1974 года: «Статья 1. Агрессией является применение вооруженной силы (выделено автором. – А.Б.) государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства, или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении». В ряде публикаций «НВО» отмечало, что применение военной силы не является главным фактором воздействия на противника в ходе гибридной войны, а технологиями цветной революции вообще не предусмотрено.
И наконец, считается, что в операционном военном планировании применение понятия «гибридная война» пока является преждевременным и требующим дополнительного обоснования. Нередко подчеркивается, что само понятие во многом имеет идеологическую подоплеку и используется противниками для взаимных обвинений в особом коварстве. При этом история современной гибридной войны против России насчитывает уже много лет.
Как представляется, перехват Западом инициативы в идеологическом использовании термина является одним из следствий недостаточно оперативного реагирования нашей стороны на изменения политических реалий современности, связанных с традиционными и новыми вызовами международной и национальной безопасности.
Одним из первых шагов в правильном направлении могла бы стать организация под эгидой ООН международного форума по проблемам новых видов конфликтов, что могло бы придать импульс разработке необходимой международно-правовой базы по противодействию новым видам межгосударственного противостояния.
ОБ АКТУАЛИЗАЦИИ РЕСУРСА ОСНОВОПОЛАГАЮЩЕГО АКТА
Начало встречному движению России и НАТО в интересах повышения взаимного доверия и развития отношений должно быть положено в ходе дискуссий политиков, дипломатов и экспертов. Ресурс предыдущих договоренностей и инициатив во многом выработан.
Российской стороне следует тщательно проанализировать опыт контактов с альянсом, поскольку недальновидная и нередко наивная политика Москвы в завершающем десятилетии прошлого века во многом способствовала становлению именно таких отношений.
В целом подписанный в конце 90-х годов Основополагающий акт Россия–НАТО и созданный в соответствии с положениями этого документа Совместный постоянный совет (СПС) способствовали достижению некоторых положительных результатов. Сам факт создания СПС свидетельствовал о готовности сторон рассмотреть новые более широкие формы взаимодействия, поэтому политическая значимость существования СПС была очевидной, хотя часто его заседания не отличались содержательностью. Тем не менее в течение всех лет его работы, за исключением периода, связанного с конфликтом в Косово, когда Совет вообще не функционировал, в рамках СПС проходили регулярные встречи, осуществлялся обмен мнениями. Использовались площадки для контактов военных в рамках Совместного постоянного военного комитета Россия–НАТО.
Однако результаты были бы более существенными, если бы НАТО на деле координировала действия с Россией и учитывала ее интересы при принятии решений. Поскольку этого не было, среди российских дипломатов и общественности утвердилась точка зрения, что работа СПС ведется больше для проформы, а не для того, чтобы серьезно разобраться с взглядами и позицией России и найти устраивающие обе стороны решения.
Заслуживает критических оценок и содержательная сторона мероприятий НАТО по военно-техническому сотрудничеству, большая часть которых не отличалась информативностью и была рассчитана главным образом на новичков. Обескураживало и отсутствие реакции НАТО на многие предложения России по масштабным совместным проектам, когда натовцы внимательно изучали идеи российских военных, задавали уточняющие вопросы, однако практического развития российские инициативы не получали. Фактически альянс использовал открывшуюся возможность для сбора сведений о российских военно-технических разработках.
Такое положение дел повышало градус недоверия и еще больше укрепляло уверенность российской стороны в очевидном стремлении альянса использовать факт участия России в мероприятиях СЕАП–ПРМ (Совет евро-атлантического партнерства – программа Партнерство ради мира) в качестве своеобразной ширмы для подготовки стран-кандидатов к вступлению в НАТО. Естественно, вся эта лукавая политика не имела ничего общего с налаживанием истинного взаимовыгодного партнерства с Россией.
Таким образом, в период существования СПС (май 1997 года – май 2002 года) состояние и уровень отношений между Россией и НАТО не оправдали возлагаемых надежд ни одной из сторон, что послужило стимулом для поиска дополнительных путей углубления и активизации партнерских отношений.
Однако и созданный в мае 2002 года в Риме под лозунгом «Отношения Россия–НАТО: новое качество» Совет Россия–НАТО не придал ожидаемого импульса развитию отношений.
Причины упоминаются в перечисленных выше источниках трения в отношениях России и НАТО, из-за которых все идет не так, как зафиксировано в документах. Сегодня оснований для оптимизма мало. НАТО продолжает курс на усиление восточного фланга и пытается навязать России конфронтационную повестку дня, в то время как реальные потребности требуют объединения усилий в борьбе с новыми угрозами. Без позитивной повестки будет трудно искать какие-то точки соприкосновения. К этому подталкивают радикальные изменения геополитической картины мира.
Международный терроризм относится к новым и наиболее опасным вызовам XXI века. Юридические аспекты борьбы с этим явлением в международном праве отражены недостаточно, в то время как непредсказуемость и острота угрозы современного терроризма вынуждает к более гибкому применению существующих правовых норм.
В свое время России и НАТО удалось, например, согласовать совместное понимание опасности технологического терроризма – «использование или угроза использования террористами ядерного, химического и бактериологического оружия, высокотоксичных химических и бактериологических веществ, а также захват или попытка захвата ядерных, химических и иных промышленных объектов, повреждение или вывод из строя которых может представить опасность для жизни и здоровья людей» (Словарь современных военно-политических и военных терминов «Россия–НАТО», 2001 год). Наличие подобных общих оценок должно быть использовано сегодня при разработке совместных шагов по борьбе с терроризмом.
Однако вопрос не ограничивается только необходимостью коренной перестройки российско-натовских отношений, при всей их значимости для обеспечения международной безопасности. В серьезной реконструкции нуждаются все институты обеспечения международной безопасности и сотрудничества – ООН, НАТО, ОДКБ, ЕС, ОБСЕ, которые сегодня демонстрируют недостаточную способность к адаптации к радикально изменившимся правилам. К новым правилам должны адаптироваться отношения России и НАТО.
В этом контексте новым фактором влияния на отношения России и НАТО является изменение внешнеполитических установок США и перенос удельного веса планируемых Д. Трампом «сделок» на сотрудничество для дальнейшего экономического роста. Соответственно поменяются роль и место военно-политического блока в американской стратегии, в которой начинают «затушевываться» прежние мотивы использования альянса в качестве инструмента для формирования американоцентричного однополярного мира и установления в этих целях «подходящих» режимов в различных странах. Напротив, новый лидер США делает упор на решение внутренних проблем и экономических задач. Последнее – за счет придания новых динамики и смысла отношениям с Пекином. Роль НАТО на этой оси – второстепенная, и альянсу еще предстоит осознать всю глубину предстоящих перемен, которые рано или поздно потребуют новых стратегических решений. Одним из решений, способных актуализировать значимость альянса в глазах Вашингтона, вполне может стать выбор Брюсселем курса на восстановление отношений с Москвой.
Своеобразным локомотивом, который позволил бы перейти от многолетней рутинной чиновничьей возни с имитацией некоего международного взаимодействия к практическим делам, мог бы стать проект сотрудничества России и НАТО в борьбе с международным терроризмом, необходимость которого диктуется жесткими реалиями современности.
Поэтому наступило время приступить к существенному обновлению механизма отношений между Россией и НАТО с целью придать ему способность действовать в любых «погодных» условиях вне зависимости от меняющейся политической конъюнктуры и обеспечивать действительно равноправное и взаимовыгодное сотрудничество.
Дарья Гармоненко 
