Вероломный союзник, убежденный враг

Первый монумент в Москве – памятник гражданину Минину и князю Пожарскому – был установлен в честь 200-летия победы над польскими агрессорами. Фото Сергея Лемталя

Не проходит и дня, чтобы из Варшавы не звучали неприкрытые русофобские высказывания представителей тамошней элиты. А уж сделанное в середине июня заявление депутата Европарламента, бывшего министра обороны и министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского о необходимости передать Киеву несколько ядерных боезарядов для сдерживания российских войск просто шокировало всех. Включая, что весьма примечательно, и недругов Москвы.

А глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин и вовсе назвал польского политика идиотом. Что по сути верно, но как-то не утешает.

БЕЗ КЛАУЗЕВИЦА НИКАК

Ни для кого не секрет, что поляки (и особенно их элита – шляхта) последние лет эдак двести 250–300 обременены многочисленными комплексами. В первую очередь комплексами неполноценности и уязвленного самолюбия в связи с нереализованными амбициями по созданию собственной империи – Речи Посполитой. И присвоения себе роли вершителя судеб хотя бы соседних народов.

Случилось как раз все наоборот. В результате неумной политики, связанной с завышенной самооценкой польских элит, страна подверглась сначала внешнему вмешательству, а затем и разделу более искушенными в международных делах соседями. В XVIII-XIX веках таких разделов было четыре, в ХХ столетии – еще один.

После первых трех разделов в 1772, 1793 и 1795 («Петербургская конвенция») годах выдающийся военный теоретик Карл фон Клаузевиц уделил внимание и так называемому польскому вопросу. Клаузевиц служил в прусской и русской армиях, лично участвовал практически во всех значимых военных походах на Европейском театре войны в начале XIX века и знал этот вопрос не понаслышке. Прежде всего его заинтриговало, как могло такое крупное и выгодно расположенное государство, как тогдашняя Польша, оказаться по существу на задворках истории, а потом и вообще исчезнуть с карты Европы.

Прежде всего, рассуждает Клаузевиц, «тот, кто не может подняться над анекдотом, тот, кто строит на нем всю историю, всюду начинает с самого индивидуального, с вершины события и спускается вниз лишь до случайных глубин». То есть не до основ понимания происходящих процессов, а лишь до тех событий, которые будоражат самолюбие и формируют нереальные фантазии. Что и было характерно для польской шляхты в те годы – а это были времена чрезвычайной военно-политической турбулентности в Европе.

«Тот факт, – продолжает Клаузевиц, – что государство… могло исчезнуть, будучи разделено тремя другими государствами (Пруссией, Австрией и Россией), причем ни у одного из остальных государств меч не обнажился, представляется… совершенно исключительным случаем». Однако, по его мнению, «гибель Польши вовсе не является такой необъяснимой, как она может показаться на первый взгляд».

Дело в том, что Польша, по словам военного теоретика, не заслуживает одинаковой мерки с другими «членами европейского концерта». Поскольку, подчеркивает Клаузевиц, «это государство варварское». При этом Клаузевиц специально указывает, что «не хочет этим сказать что-либо презрительное о польском народе… и не хочет этим оправдывать раздел страны, но стремится лишь взглянуть на вещи так, как они есть».

К моменту начала разделов Польши эта страна в сущности не играла никакой политической роли, но «лишь служила яблоком раздора для других». Она неумолимо и целенаправленно двигалась к превращению в русскую провинцию. Но нужно ли это было России, вот в чем вопрос.

При своем государственном устройстве и состоянии внутренних дел Польша просто не могла долго просуществовать как самостоятельное образование – если бы вожди польского народа не пожелали что-либо изменить. Но, замечает Клаузевиц, эти вожди «сами были еще слишком варварами для того, чтобы захотеть подобного изменения… Их государственная неурядица и безграничное легкомыслие шли рука об руку, и они таким образом покатились в бездну».

Заключение Клаузевица звучит как приговор: «Нельзя, чтобы сохранение государства всецело ложилось на плечи других государств».

И что же? Были ли сделаны выводы? Польская шляхта одумалась, проанализировала позор раздела собственной страны? Да нисколько!

ТЕ ЖЕ ГРАБЛИ

Венский конгресс 1815 года – и очередной раздел Польши! Опять поза, опять эпатаж, опять завышенные, ничем не подкрепленные требования. Опять неправильный выбор покровителей-союзников. Одним словом – те же грабли.

Лишь по результатам Первой мировой войны фактически вновь созданному польскому государству был дан шанс продемонстрировать свою жизнеспособность. Двадцать лет Польша в виде полуфашистского государственного образования маячила на карте Европы. Чтобы в 1939 году вновь – в пятый раз за полтора века с небольшим – быть разделенной и утратить самостоятельность.

При этом Польша так насолила своим соседям (и не только им), что в очередной раз оказалась «кинутой» всеми. Правда, при робких обещаниях англосаксов «помочь, но когда-нибудь потом». Для объяснения такой ситуации достаточно привести два эпизода, связанных с поведением тогдашней польской элиты.

Во-первых, это абсолютно подлая позиция польского руководства, которая выразилась в поощрении бесчеловечного отношения к военнопленным красноармейцам после «чуда на Висле». Так поляки называют центральный эпизод советско-польской войны (1919–1021), когда командарм Тухачевский стоял у пригородов Варшавы, но был разгромлен и вынужден бесславно отступить.

Но все это нисколько не оправдывает фактическое убийство в польских концлагерях порядка 80 тыс. пленных красноармейцев, что по тем временам было беспрецедентно и шокировало Европу. Поляки, правда, говорят «лишь» о 16 тыс. замученных – как будто речь идет не о людях, а о насекомых.

Другой пример неподобающего поведения польского руководства – санкция своим войскам на захват Тешинской области тогдашней Чехословакии. Это произошло сразу после известного Мюнхенского сговора западных держав (1938), когда Чехословакия, оккупированная Гитлером, прекратила существование. Польша тогда поторопилась урвать свой кусок, это положило конец существованию данного государства. Даже Уинстон Черчилль, впоследствии «заклятый союзник» СССР во Второй мировой войне, с презрением назвал Польшу «гиеной Европы», руководимой «гнуснейшими из гнусных».

НЕВЫУЧЕННЫЕ УРОКИ

Еще раз напомним тезис Клаузевица: дело сохранения государства целиком находится в руках самого этого государства.

После поражения в скоротечной войне с Германией в 1939 году польская государственная элита сбежала в Лондон. И в течение Второй мировой войны в основном лишь пыталась насолить Советскому Союзу, в котором видела врага – почти такого же, как Германия. И занималась интригами под контролем британцев, не предлагая ничего конструктивного, чтобы освободить свою родину.

Впрочем, после нападения нацистской Германии на Советский Союз Москва и Лондон быстро договорились о том, что из поляков, оказавшихся с началом войны на советской территории, следовало бы сформировать польскую армию, которая будет действовать «в оперативном отношении под руководством Верховного командования СССР».

К середине осени 1941 года на территории СССР и при его содействии было создано польское формирование численностью 30 тыс. человек под начальством генерала Владислава Андерса. Но из-за политических интриг командного состава этого формирования опыт оказался неудачным. Поляков пришлось эвакуировать в Иран в распоряжение британцев – хотя они могли бы пригодиться, например, в начинавшейся битве на Волге. Генерал Сергей Штеменко впоследствии вспоминал: «Поскольку принятые обязательства поляками не выполнялись… советское правительство вообще посчитало невозможным дальнейшее формирование польских войск в пределах СССР».

Но Москва все же предприняла еще одну попытку вовлечения поляков в борьбу с германским нацизмом. На этот раз она сделала ставку не на эмигрантское правительство в Лондоне, а на так называемый Союз польских патриотов.

Сначала была сформирована 1-я польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко. Уже к концу лета 1943 года на ее базе был создан 1-й польский корпус, а затем и 1-я польская армия. Позднее, будучи объединенной с партизанской Армией людовой, она в конце концов превратилась в так называемое Войско польское.

Так в составе 1-го Белорусского фронта поляки и дошли до Берлина. В этой связи хотелось бы напомнить, что после войны в Польше была популярна частушка: «Войско польско Берлин брало, Красна армия помогала».

Штрих сам по себе характерный. Тут есть вроде бы самоирония – но она лишь подчеркивает чудовищное национальное самомнение.

Президент Польши Анджей Дуда не прочь вернуть Речь Посполитую из забвения.  Фото Reuters

Но на пути к Победе было еще немало трудностей во взаимоотношениях с «польскими союзниками». За освобождение страны которых погибло около 600 тыс. бойцов Красной армии. Памятники которым польские власти ныне «в знак благодарности» сносят.

А в конце войны в пику просоветским польским формированиям британцы организовали на оккупированных землях Польши и прилегающих территориях подпольную военную организацию под названием Армия крайова.

Командир этой армии генерал Стефан Ровецкий, руководствуясь указаниями из Лондона, ухитрялся воевать на два фронта: против немецких оккупантов и против СССР. Генерал Ровецкий и его лондонские патроны цинично рассчитывали: после войны обескровленным советским освободителям будет не до Польши – и она при помощи Запада возродится в новую Речь Посполитую.

Однако не срослось. Запад в конце концов после торгов «сдал Польшу Советам». Но крови и нервов эти марионетки попортили советским войскам изрядно. Да и после провозглашения Польской Народной Республики, чуть позже вошедшей в социалистическое содружество и руководимый СССР военно-политический блок Варшавского договора, проблем у Москвы с Варшавой было, как говорится, выше крыши.

ЗНАТЬ СВОЕ МЕСТО

Поначалу все складывалось более или менее удачно. Советский Союз, чтобы «умилостивить обиженных поляков», взамен Западных Белоруссии и Украины, отошедших к СССР, добился присоединения к Польше исконно немецких земель, намного превышавших по площади «потерянные» и при этом более развитых.

Но умудренный в политических интригах Иосиф Сталин прекрасно понимал, с кем имеет дело. Он знал, что, несмотря на формальное идеологическое единство, присущие «союзникам с Вислы» комплексы в одночасье не изжить. Это процесс весьма трудоемкий и затратный.

В этой связи, кстати, примечателен такой факт. Чтобы сбить у тогдашней правящей польской элиты присущую ей спесь, Сталин преподнес полякам поистине «царский подарок». Взамен снесенного в 1920-е годы в центре Варшавы православного Александро-Невского собора (самого высокого здания в городе, якобы травмировавшего национальные чувства поляков) на этом месте на средства Советского Союза была возведена не менее грандиозная сталинская высотка – Дворец культуры и науки. Он также был высоким зданием Варшавы (и является им до сих пор). И призван был напоминать о соблюдении поляками «правил приличия».

Не менее, если не более важным символическим шагом, явилось и назначение в 1949 году министром обороны «новой Польши» советского маршала Константина Рокоссовского – по национальности наполовину поляка, наполовину русского. И то и другое спесивые поляки были вынуждены проглотить.

Дворец, кстати, стоит до сих пор – хотя его не раз предлагали снести как «символ коммунистического тоталитаризма». А вот советского маршала по настоянию польских властей уже при Хрущеве пришлось отозвать.

НЕСБЫВШИЕСЯ НАДЕЖДЫ

Выверенная политика Москвы по отношению к Варшаве проводилась с конца 1940-х и до середины 1950-х годов. Затем вожжи были ослаблены. Пришедшее к власти в СССР руководство во главе с малограмотным и безалаберным Никитой Хрущевым как будто забыло (а может, и не знало?), с кем имеет дело.

Ситуацию в значительной степени усугубили провалы на внутриэкономической арене в СССР – и сокращение возможностей по оказанию «братской помощи» сателлитам (как правило, себе в убыток).

Но и враг в лице коллективного Запада также не дремал. Все это не могло не отразиться на ситуации внутри социалистического содружества. Контрреволюционные мятежи в Венгрии (1956) и в Чехословакии (1968), хотя и были подавлены силой оружия, дали сильнейший импульс к дестабилизации положения в Польской Народной Республике. Как оказалось, она была самым слабым и самым уязвимым звеном.

Надо отдать должное западным спецслужбам. В отличие от «забронзовевших и потерявших бдительность» оппонентов в Москве они прекрасно знали болевые точки советских сателлитов. И целенаправленно готовили акции, чтобы в нужный момент их реализовать.

А уж своих «геополитических клиентов» поляков они изучили, что называется, вдоль и поперек. И дело тут не только в огромной по численности польской диаспоре в англосаксонских государствах. И не в занимаемых некоторыми ее представителями высоких постах (достаточно вспомнить хотя бы Збигнева Бжезинского). Дело в значительной степени заключается в менталитете польского народа, так и не утратившего за все годы национальных унижений чувства превосходства над другими нациями и народностями – и особенно соседними.

СКОЛЬКО ПОЛЯКА НИ КОРМИ...

Этим в первую очередь и объясняется время выверенного удара по социалистическому содружеству, нанесенного Западом в виде выбора в 1978 году кардинала Кароля Юзефа Войтылы папой Римским под именем Иоанна Павла II. Это был первый в истории понтифик-славянин – и при этом убежденный русофоб. И это был отличный способ взбаламутить Польшу, население которой всегда отличалось высокой религиозностью – и вся коммунистическая идеология ничего не смогла с этим поделать.

Интересно объяснение одного польского историка причин «нелюбви восточных славян к ляхам». По его мнению, дело заключается «в имевшей в свое время место измене поляков истинной, то есть православной вере и переходе их в католичество». Вспомним попутно Николая Васильевича Гоголя и его «Тараса Бульбу».

Ни польские всеобщие забастовки, организованные профсоюзом «Солидарность» во главе опять же с «совестливым», но «не любящим русских» Лехом Валенсой, ни антиправительственные демонстрации – ничто не нанесло удара такой мощи по польско-советским отношениям, как активная «подвижническая» деятельность нового папы-поляка. А вскоре власть коммунистов по всей Европе зашаталась. А затем рухнул режим и в цитадели марксизма – в Москве.

НОВЫЕ ВРЕМЕНА, СТАРЫЕ ЦЕЛИ

Казалось бы, цель достигнута: реформируй и созидай то, о чем мечтал все годы «угнетения». Но нет – элите, закрепившейся во властных структурах Варшавы, опять неймется, опять чего-то не хватает. Опять исторические обиды и неуемное желание «поквитаться за былое унижение» с соседом на Востоке.

Тут, кстати, вспомнили и о «проблеме Катыни» – то есть расстрелянных Сталиным в 1940 году в предместьях Смоленска плененных при очередном разделе Польши офицерах ее армии. Москва не раз официально признала вину советского режима в этом деянии, выстроила мемориал под Смоленском – но Варшаве этого мало.

Тут пригодилась и трагедия с рухнувшим 10 апреля 2010 года под Смоленском самолетом с польским президентом Лехом Качиньским и сопровождавшей его делегацией – они направлялись как раз на чествование жертв сталинских репрессий. Объективное и тщательное расследование показало, что вину за катастрофу несет польский экипаж президентского лайнера. Нет, опять «виновата Москва». Русофобская зацикленность поляков уже очевидна всем, причем не только в России. Но официальная Варшава продолжает расчесывать раны.

Относительно независимые и трезвомыслящие политики в Польше пытались перевести акценты на другую, более весомую трагедию – на так называемую Волынскую резню. Во время Второй мировой войны от рук бандеровской Украинской повстанческой армии погибли ни в чем не повинные поляки, в основном гражданское население Волыни – приблизительно до 40 тыс. человек. При этом предлагалось нынешним духовным наследникам Бандеры в Киеве покаяться со всеми вытекающими последствиями.

Но не тут-то было! Киев молчит – и Варшава утихла. Чувствуется «рука англосаксов». Видимо, посоветовали полякам отложить сведение счетов до лучших времен – а сейчас сосредоточиться на борьбе с Москвой.

Удивляет недальновидность киевского режима, который не понимает, что претензий со стороны Варшавы избежать не удастся. Однако киевский режим, провозгласивший Степана Бандеру национальным героем, сегодня парадоксальным образом пытается умилостивить поляков. Стелется перед ними как может, вплоть до поощрения ввода польских войск на Западную Украину. Как будто не понимает, что поляков оттуда уже никогда не удастся выдворить. А темы исторической вины и исторического злопамятства ими непременно будут подняты.

Тем временем с санкции официальной Варшавы и, к радости наследников Бандеры, Украину постепенно наводняют вооруженные поляки-добровольцы – на середину июня их насчитывалось уже порядка 2 тыс. И это ничего, считают в Варшаве, что пятая часть этих «освободителей от москалей» уже отдала Богу душу. Главное, прецедент создан – коготок увяз, всей птичке пропасть.

Хотелось бы закончить чем-то позитивным. Но, к сожалению, не вижу признаков прозрения у польской элиты. Если так пойдет дальше, недалеко и до очередного раздела Польши.