Михаил Болтунов
Размещение на Кубе советских ракет Р-12 стало главной причиной Карибского кризиса. Фото Владимира Карнозова
60 лет назад, в октябре 1962 года, разгорелся тяжелейший Карибский кризис, который стал кульминацией в истории холодной войны. Политическое, дипломатическое и военное противостояние Советского Союза и Соединенных Штатов поставило весь мир перед реальной опасностью ядерной войны.
Каждый, кто был причастен к событиям того времени, понимал всю трагичность происходящего и в меру сил и возможностей старался способствовать разрешению кризиса. Одним из тех, кто внес неоценимый вклад в разрешение кризиса, был выдающийся советский военный разведчик полковник Георгий Большаков.
НА ВЕРШИНАХ ДВУХ СВЕРХДЕРЖАВ
В истории разведки не было ничего подобного. Более полутора лет, с мая 1961 года по декабрь 1962-го, военный разведчик полковник Георгий Большаков являлся своего рода «связным» между руководителями СССР и США, осуществлял тайный канал связи. Особенно ответственной его роль оказалась в дни Берлинского, а позднее и Карибского кризиса.
Георгий Никитович Большаков был офицером военной разведки, работавшим под «крышей» журнала «Советский Союз», который издавался в США на английском языке.
Полковник выполнял поручения особой государственной важности. Эти поручения давали ему первые лица крупнейших государств мира. В США – генеральный прокурор Роберт Кеннеди и президент страны Джон Кеннеди. В СССР – первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров Никита Хрущев.
Ни до, ни после никому из наших разведчиков не удавалось даже приблизиться, а не то что регулярно встречаться и часами беседовать с первыми лицами США. Добавим, что они не только передавали Большакову информацию как курьеру. Они внимательно слушали его, советовались, ценили мнение Георгия Никитовича.
Насколько мне известно, ни до, ни после Большакова Президиум ЦК КПСС (так в ту пору называлось Политбюро – высший орган власти в стране) не принимал персональных решений по «рядовым офицерам» военной разведки.
В Президентском архиве и ныне хранятся постановления Президиума ЦК, а также тексты устных посланий Никиты Хрущева. Что характерно: в постановлениях специально указываются личные задания Большакову.
ДОЛГИЙ ПУТЬ НАВЕРХ
Как это все случилось? Советский офицер-разведчик под журналистской «крышей» и президент США? Как они сошлись? Это по определению невозможно. Тем более в начале 1960-х, когда холодная война была в разгаре, а американцы считали Советский Союз врагом номер один.
Огромный трудный путь, знакомство с Робертом Кеннеди, завоеванное доверие… На сближение с американцами из окружения семьи Кеннеди ушли годы работы. Например, с Фрэнком Хоулменом, журналистом из «Нью-Йорк дейли Ньюс», Большаков познакомился еще в 1953 году, в свою первую командировку в США.
«Мы дружили семьями, – напишет он впоследствии, – часто ходили друг к другу в гости и, естественно, обсуждали с ним самые острые проблемы во взаимоотношениях между нашими странами. Фрэнк Хоулмен был близким другом пресс-секретаря Роберта Кеннеди Эда Гатмана и не скрывал, что самые интересные места наших с ним бесед он передает Эду. И тот уже суммирует наиболее существенную информацию и сообщает ее Роберту Кеннеди, который живо интересовался положением дел в американо-советских отношениях».
Но встречаться и обсуждать международные проблемы с другом пресс-секретаря Кеннеди – одно. А выйти на самого генерального прокурора – это совсем другое. Тем более что Роберт Кеннеди никогда не питал любви ни к коммунистам, ни к Советскому Союзу.
Когда Фрэнк Хоулмен спросил однажды: «А не лучше ли тебе самому встретиться с Робертом Кеннеди?» – Большаков не придал реплике особого значения. Потом он признается, что «перспектива такой встречи казалась заманчивой, но нереальной».
Как офицер военной разведки, он обязан был доложить руководству даже такое мимолетное предложение Хоулмена. Услышав об этом, руководитель разведаппарата ГРУ в Вашингтоне крайне удивился. В конце концов, есть же посол Советского Союза Меньшиков. А то ведь хлопот не оберешься... Кто Роберт Кеннеди – а кто Большаков?
Ситуация была необычной, нестандартной, запутанной. И тогда резидент принимает самое простое решение: встречу Большакова с Кеннеди запретить. На кой ляд ему эта головная боль? Хотят американцы вести переговоры – пусть обращаются в посольство. Это дело дипломатов.
Но на этот раз президенту США понадобилась другая связь, иной канал – не дипломатический. Как покажет время, Джон Кеннеди предугадал, что СССР и США могут попасть в полосу тяжелых кризисов. И тогда нужен будет дополнительный канал связи – личный, неофициальный, доверительный.
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
При этом Большаков, по сути, был рядовым разведки, хоть и с полковничьими погонами. Ему запретили встречу – и он, по официальной версии, позвонил Хоулмену и сообщил, что встретиться с Кеннеди не может. В документах, хранящихся в архиве ГРУ, датированных 30 апреля 1961 года, изложена именно эта версия.
Понимаю Георгия Никитовича. Не мог же он самолично положить голову на плаху и в отчете написать, что ослушался приказа резидента.
А ведь ослушался. Может быть, он единственный тогда понял, какие перспективы сулила эта встреча. В отличие от резидента Большаков был обычным сотрудником разведаппарата, и его волновало прежде всего дело – польза для страны. А не опасения, как на это посмотрят посол, КГБ и начальство ГРУ в Москве.
Поэтому встреча состоялась. И не когда-нибудь, а 9 мая, в День Победы. Почему? Очень просто. Все праздновали, в посольстве оставался только дежурный. Судя по отчету Большакова, почти до 16.00 он находился в типографии, занимался журналом. Ему несколько раз звонил Хоулмен, но застать не мог. А когда дозвонился, пригласил Большакова на ланч. Хоулмен заехал за ним, и они отправились в район Джоржтауна в маленький ресторанчик.
Был уже шестой час, когда Хоулмен неожиданно сообщил, что Большакова ждет Роберт Кеннеди. Так «Джорджи», как звали Георгия его американские друзья, попал в ловушку. Отказаться нельзя, сообщить резиденту невозможно. Пришлось соглашаться.
Хорошая, добротная легенда… для собственного начальства. Резидент остался недоволен. Несмотря на его запреты, Георгий Никитович все-таки вляпался в эту историю.
РЕАКЦИЯ МОСКВЫ
Руководитель разведаппарата понимал: отчет о четырехчасовой встрече Роберта Кеннеди и Георгия Большакова не просто ляжет на стол начальнику ГРУ. Теперь даже начальник Генерального штаба и министр обороны – лишь промежуточные станции, а конечный пункт назначения – Президиум ЦК и лично Хрущев. И никто не возьмется угадать, какова будет реакция из Кремля.
Реакция стала известна через неделю. Президиум ЦК поручил Минобороны и МИДу через Большакова передать Кеннеди, что если бы «правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».
Задание Президиума ЦК говорило о том, что Большакову дано добро на продолжение контактов с Кеннеди и даже ставились конкретные задачи. Больше того, в постановлении указывалось: дать положительный ответ на предложение Кеннеди об установлении канала особой связи с американским руководством. Этот «неофициальный канал» осуществлять через Большакова.
ПЕРЕГОВОРЫ СО ЗНАКОМ «ПЛЮС»
В деятельности Георгия Никитовича в качестве связного между руководителями двух сверхдержав следует выделить три этапа.
Первый – это работа в преддверии венской встречи Хрущева и Кеннеди, в период берлинского и в особенности Карибского кризиса, когда советские ракеты были размещены на Кубе.
Итак, сегодня известно, что в дни подготовки к встрече на высшем уровне в Вене Большаков виделся с Робертом Кеннеди и говорил с ним по телефону пять раз. Чего хотели добиться руководители США? Прежде всего гарантий от советской стороны, что переговоры в Вене пройдут со знаком «плюс», в духе взаимопонимания.
|
|
Осенью 1962 года на Кубу доставили 12 тактических ракетных комплексов 2К6 «Луна». Фото Владимира Карнозова |
Ситуация была столь необычной, что один из руководителей Большакова в Москве оставил на его донесении такую запись: «Это беспрецедентный случай, когда член правительства США встречается с нашим работником, да еще конспиративно».
За несколько дней до венской встречи контакты Большакова и Роберта Кеннеди стали особенно интенсивными. А перед самым отлетом президента США в Париж, где он хотел увидеться перед Веной с президентом де Голлем, Роберт Кеннеди позвонил Георгию Никитовичу и попросил срочно приехать к нему в министерство.
Оказывается, Джон Кеннеди вышел с предложением: его встречи с Никитой Хрущевым проводить один на один в присутствии единственного переводчика. Информация быстро ушла в Москву, и уже через несколько часов Большаков сообщил о положительном решении Хрущева.
Это известие обрадовало Роберта Кеннеди. Однако все получилось не так, как хотелось. Переговоры в Вене не сложились. Но неудачи на переговорах никоим образом не отразились на отношениях Роберта Кеннеди и Георгия Большакова.
БЕРЛИНСКИЙ КРИЗИС
«Как-то осенью 1961 года, – вспоминал Большаков, – уже после венской встречи в верхах, мне довелось посетить Белый дом с одной из советских делегаций. И вот тут ко мне вдруг подошел президент Кеннеди и, взяв за локоть, повел в правительственный зал.
«Джорджи, – сказал он, – я благодарен тебе за услуги, которые ты оказал накануне Вены. Они пришлись кстати как для меня, так и для премьера Хрущева. Я думаю, что в дальнейшем, если не будет возражений с вашей стороны, мы будет продолжать связываться через тебя с Хрущевым».
Я ответил: «Это зависит от вас, господин президент» – и поблагодарил за комплимент. Он похлопал меня по плечу и улыбнулся: «Ну, до встречи!»
И такая встреча – правда, не с Джоном, а с Робертом Кеннеди – вскоре состоялась.
«В период наиболее серьезного танкового противостояния у Бранденбургских ворот в Берлине, – рассказал мне военный разведчик капитан I ранга в отставке Виктор Любимов, хорошо знавший Георгия Никитовича по совместной службе, – Большаков дважды, 26 и 27 октября 1961 года, встречался с Робертом Кеннеди и передавал для президента США письменные и устные послания Хрущева. 11 ноября Большаков и пресс-секретарь Белого дома Сэлинджер вынуждены были встречаться даже ночью.
Мягкое, положительное решение о признании границ в Берлине было достигнуто путем устной договоренности между двумя лидерами. В этом немалую роль сыграло искусство посредника Большакова и реалистическое отношение к берлинской проблеме команды Джона Кеннеди, его брата, Сорренсена, Банди, О’Брайена».
В конце января в США прилетел зять Хрущева Алексей Аджубей. Он только что побывал на Кубе. Теперь его принимал Джон Кеннеди. В беседе участвовал и Георгий Большаков.
Через два с небольшим месяца – новая встреча. На этот раз Аджубей возвращался из поездки по странам Латинской Америки. Президент вновь принял у себя Аджубея и Большакова с супругами. Разговор опять зашел о Кубе. Именно тогда Джон Кеннеди сказал свои известные слова: «Это ведь в 90 милях от нашего берега. Очень трудно. Куба лезет изнутри».
В конце апреля Роберт Кеннеди дважды виделся с Большаковым. Затем за три месяца – с мая по июль – еще семь раз.
3 июля брат президента США пригласил Джорджи в загородную резиденцию на воскресенье. Здесь между ними состоялся обстоятельный разговор. Роберта Кеннеди интересовало: есть ли в советском правительстве люди, выступающие за столкновение с США? Большаков ответил отрицательно.
В свою очередь, Георгий Никитович как бы переадресовал вопрос Кеннеди: «А есть ли такие люди в правительстве США?» – «В правительстве – нет, – последовал ответ, – а в Пентагоне есть».
О подобном обмене мнениями Большаков доложил в Москву.
«ПРОШУ ПЕРЕДАТЬ ПРЕМЬЕРУ ХРУЩЕВУ»
1 сентября 1962 года Георгий Большаков собирался убыть в отпуск на Родину. 31 августа ему позвонил Роберт Кеннеди и пригласил на «прощальную беседу».
Едва Большаков переступил порог кабинета министра юстиции США, Роберт Кеннеди сообщил: их ждет президент, он хочет передать Хрущеву послание. Они сели в служебный «Линкольн» и поехали в Белый дом.
«Мы вошли в маленький кабинет секретаря президента госпожи Линкольн, – напишет в воспоминаниях Большаков. – Там нас встретил помощник начальника службы охраны, сказавший, что президент будет через несколько минут.
– Мы подождем его там, – сказал Роберт Кеннеди, распахнув дверь в Овальный кабинет. Через несколько минут бесшумно открылась боковая дверь, и, немного сутулясь, как бы стесняясь своего роста, вошел президент.
– Здравствуй, Джорджи, – протягивая на ходу руку, сказал президент и пригласил сесть.
– Вот что, – сказал он, – я знаю, что ты едешь в Москву отдыхать. Это хорошо. Я попрошу тебя оказать мне услугу и передать премьеру Хрущеву следующее…»
Джон Кеннеди объяснил: посол США в Москве Томпсон информировал, что Хрущев обеспокоен облетами американских самолетов советских судов, следующих на Кубу. Он просил передать, что принял решение о прекращении этих облетов. Далее президент сказал, что ему представляется благоприятной перспектива улучшения американо-советских отношений.
Как и намечалось, 1 сентября Георгий Никитович вылетел в Москву. Сразу по приезде домой он связался с помощником Хрущева Владимиром Лебедевым. Тот сказал, что Никита Хрущев находится на отдыхе и примет Большакова в Пицунде между 10 и 15 сентября.
Большаков в назначенное время прибыл в Пицунду. Хрущев приветствовал Георгия Никитовича и сказал, что пристально следит за его контактами с Робертом Кеннеди. Далее попросил: теперь без утайки, откровенно, не стесняясь, расскажите мне все о президенте Кеннеди, его брате, окружении.
|
|
Курортные пейзажи острова свободы сегодня кажутся несовместимыми с идеей ядерной войны. Фото Владимира Карнозова |
Глубокий смысл последней реплики Хрущева Большаков поймет уже после возвращения в Соединенные Штаты. Однако не сразу.
4 октября, после приезда в Вашингтон, Большаков позвонил Кеннеди, сказал, что хотел бы встретиться. Но Роберт отреагировал как-то странно. Он долго молчал, потом, словно, нехотя, согласился увидеться на следующий день. Георгий Никитович терялся в догадках: радушие президента и Роберта перед его отъездом в Москву – и какая-то холодность теперь. Что случилось за месяц его отсутствия в США?
Случилось то, о чем Большаков и подозревать не мог. На Кубу было поставлено оружие: бронетехника, самолеты МиГ-21 и Ил-28. Но главное – ракеты средней дальности и ядерные боеголовки к ним. Нет, Георгий Никитович, конечно, знал, что мы везем на Кубу оружие, но только оборонительного характера. Так сказал ему сам Хрущев и просил это передать президенту США.
А когда при очередной встрече с Кеннеди Большаков поведал о разговоре в Пицунде с Хрущевым, Роберт сделал лишь одно уточнение. Он попросил повторить то место из послания, где говорилось, что Советский Союз направляет на Кубу оружие только оборонительного характера. Большаков повторил.
Так они и расстались – необычайно сухо и даже как-то холодно. Перед уходом Большакова Роберт Кеннеди уточнил: в ближайшие дни он будет очень занят. Если нужно, свяжешься с секретарем.
Через много лет, вспоминая ту встречу, Большаков скажет: «Ни он, ни я тогда не знали, что увидимся только через три трагические недели».
«МИР ЗАГЛЯНУЛ В БЕЗДНУ»
Но прежде чем наступили эти недели, Большакову позвонил журналист Чарлз Бартлетт. Это был человек, близкий к президенту. Он пригласил заехать к нему в пресс-клуб.
В кабинете Чарлз показал Георгию планшеты с фотографиями, сделанными с самолета-разведчика. Подписи говорили о том, что это места строительства советских ракетных баз на Кубе.
Большаков стал рассматривать снимки. Съемка производилась практически каждый день, и на последних фото уже угадывались очертания ракетных установок.
– Что ты скажешь на это, Джорджи?
Что мог сказать Большаков? Он не был спецом по ракетной технике и никогда не видел подобных снимков. Так он и ответил Бартлетту.
– Я такой же специалист, как и ты! – вспылил Бартлетт. – Но Бобби просил показать тебе эти занимательные картинки.
Назавтра «картинки» были опубликованы в печати. На Совете Безопасности ООН представитель США Эдлай Стивенсон предъявил их в качестве доказательства ракетного присутствия СССР на Кубе.
22 октября президент Джон Кеннеди в обращении к нации объявил об установлении США блокады Кубы. На следующий день СССР выступил с заявлением, в котором блокада Кубы, задержание и осмотр судов были названы «беспрецедентными и агрессивными действиями». Москва предупреждала, что подобные действия могут привести к термоядерной войне, и если агрессор начнет ее, то Советский Союз нанесет самый мощный ответный удар.
25 октября на радио передали условный сигнал атомной тревоги. 26 октября президент США приказал приступить к разработке операции по высадке американских войск с целью установления «гражданской власти» на Кубе. Но Джон Кеннеди не давал команды, он ждал ответа Никиты Хрущева.
Советское правительство предложило вывести с Кубы наше оружие в обмен на невмешательство в дела Кубы и сохранение суверенитета этой страны.
27 октября над Кубой был сбит американский самолет-разведчик. Американские генералы предложили нанести удар по Кубе.
Напряжение нарастало. Роберт Кеннеди встретился с послом СССР Анатолием Добрыниным и передал, что кризис обостряется, на президента США оказывается сильное давление. Может начаться война.
В тот же день Роберт Кеннеди позвонил Большакову и подъехал к его дому. Они говорили прямо в машине Кеннеди. Роберт повторил сказанное Добрынину и добавил, что президенту США «почти невозможно будет сдержать военных в ближайшие сутки, если не поступит позитивного ответа из Москвы». Слова Кеннеди были срочно переданы в столицу СССР.
28 октября ранним утром Большакову позвонил Бартлетт. Он сообщил, что московское радио открытым текстом передает послание советского правительства президенту США Кеннеди о решении проблемы кубинского кризиса.
«Фактически к исходу этих тринадцати дней, – скажет потом Георгий Большаков, – мир заглянул в бездну ядерной катастрофы».
ПОСЛЕДНИЙ РЫВОК
Правда, понадобилось еще три недели, чтобы поставить точку в этом кризисе. В те дни между СССР и США шли тяжелые переговоры о выводе с Кубы наших самолетов Ил-28.
19 ноября на встрече с Большаковым Роберт Кеннеди отметил, что «обстановка вокруг Кубы вновь значительно обострилась из-за того, что Кастро отдал приказ сбивать американские самолеты». Брат президента предложил скорее решить вопрос о выводе Ил-28 с Кубы. В тот же день Большаков отправил телеграмму в Центр, в которой доложил о разговоре с Кеннеди и его настоятельных пожеланиях.
Ответ из Москвы в Вашингтоне ждали до 20 ноября. На этот день была назначена пресс-конференция президента США Джона Кеннеди.
Хрущев согласился. И пресс-конференцию руководителя США Большаков и Роберт Кеннеди смотрели уже вместе в кабинете министра юстиции. Роберт Кеннеди с удовлетворением говорил:
– Ну что, Джорджи, теперь все кончено. Теперь нам нужно поскорее забыть все происшедшее в эти тринадцать дней и начать, как предлагает президент, «с чистого листа», не озираясь на прошлое… Выиграли мы оба. Выиграл весь мир.
ЭПИЛОГ
Большаков не против был начать все «с чистого листа». Но сделать это не удалось.
Американская и советская стороны всячески скрывали от общественности отношения Большакова с Робертом Кеннеди. А тут вдруг 5 декабря журналисты Чарльз Бартлетт и Стюарт Олсоп опубликовали в газете «Сатердей ивнинг пост» сенсационную статью о секретной миссии Георгия Никитовича.
Причем это была статья не просто о конфиденциальном канале связи между руководителями двух стран. А о том, что Хрущев использовал Большакова в качестве дезинформатора – якобы для введения в заблуждение Джона Кеннеди относительно размещения советских ракет на Кубе.
В этот же день влиятельная «Вашингтон пост» вышла со статьей все того же Олсопа, в которой автор еще подробнее рассказывал об особой миссии советского дипломата. Под броским заголовком «Советский план обмана» журналист повествовал о том, как американская администрация стала жертвой обмана, доверившись этой самой конфиденциальной связи. Здесь были приведены даже факты о встрече Большакова и Хрущева в Пицунде, о которых знал, по существу, только Роберт Кеннеди со слов Георгия Никитовича.
До сих пор в этой истории больше вопросов, чем ответов. Разумеется, первые подозрения падают на Роберта Кеннеди. Зачем он сдал Большакова прессе? Какая в том была необходимость?
Сам Роберт Кеннеди при встрече с Большаковым свое участие в этой истории отрицал. Он говорил, что появление статей стало для него полной неожиданностью.
Бытует мнение – и его поддерживают советники Джона Кеннеди, Теодор Соренсен и Артур Шлезингер-младший, – что американская сторона не предавала Большакова, а Роберт Кеннеди ценил и любил Георгия Никитовича. Он просто стал жертвой американских «акул пера».
Слишком уж много журналистов знали о связях Роберта Кеннеди с Большаковым и особой миссии последнего. Рано или поздно подобная публикация должна была появиться. И она появилась. Правда, в ней почему-то так и не прозвучала фамилия самого Роберта Кеннеди.
Возможно, причина утечки конфиденциальной информации лежит глубже. Наивно полагать, что Роберт Кеннеди не знал, сотрудником какого ведомства на самом деле является Большаков. А если бы это стало известно тем же «акулам пера» и Кеннеди обвинили бы в секретных связях с советской разведкой? Это уже скандал иного порядка. Поэтому, возможно, администрация президента «выпустила пар», дала утечку о конфиденциальном канале связи. Да при этом руками журналистов еще и обвинила советскую сторону в обмане.
Так или иначе, после этих публикаций судьба Большакова была решена. Теперь его не могли использовать ни как разведчика, ни как «секретного посла по особым поручениям». ГРУ приняло решение отозвать его на родину.
В декабре 1962 года полковник Большаков собирался отбыть в Москву. Чарльз Бартлетт устроил в его честь прощальный прием. Там Георгий Никитович произнес короткую шуточную речь.
«Мы пошли навстречу Соединенным Штатам и сделали довольно много уступок, – сказал Большаков. – Вы потребовали от нас вывести ракеты – мы их вывели. Вы потребовали от нас вывести бомбардировщики – мы это сделали. Вы, наконец, потребовали отозвать Большакова – меня отзывают. Но учтите – больше вам уступок не будет».
Присутствующие оценили шутку Георгия Большакова. В журналистских кругах она была признана лучшей шуткой года.
комментарии(0)