Михаил Чернышов Купил очередной номер газеты "Независимое военное обозрение". Как всегда, много интересных статей. Но встречается немало и стереотипов, шаблонных взглядов и подходов.
Сразу же отмечу, что предлагаемые здесь размышления расходятся с официально принятыми взглядами. Но это моя точка зрения.
Причины поражений Красной Армии в 1941 году, а они продолжают оказывать влияние на военное строительство и в настоящее время, надо искать в развитии военной теории в конце 20-х начале 30-х годов. Тогда была разработана так называемая теория глубокой наступательной операции, чьи сущность и содержание видны из названия. Она оказалась поистине пагубной для Красной армии, прежде всего в силу ее односторонности.
Дело в том, что в середине 20-х годов составной частью военной теории становится оперативное искусство, до этого в ее состав входила только тактика и стратегия. Последним фундаментальным трудом по военной стратегии является труд генерал-майора Свечина "Военная стратегия" (1926 г.). Свечин фактически предсказал ход будущей войны. И совсем не большевики обосновали необходимость создания второй экономической базы на востоке страны. Это диктовали сделать вероятные условия ведения войны, первый этап которой для Советского Союза должен был являться оборонительным с возможностью потери части территории.
Но условия изменились. К тому времени выросла плеяда выдвиженцев Гражданской войны с большими амбициями в вопросах теории военного искусства, но не имевших основательной, как было в старой русской армии, методологической подготовки. Именно в ту пору прекращается развитие военной стратегии, по ее проблематике продолжают работать только патриоты-одиночки.
В 1917 году закрывается академия Генерального штаба, а с ней и кафедра стратегии. Была попытка ее открытия в 1938 году, но назначенный для чтения лекций профессор генерал-майор Свечин, начавший читать лекции с оборонительной тематики, был отстранен от проведения занятий, арестован и расстрелян. Кафедра была все-таки открыта после войны. Но войну-то мы начали и провели, не имея четких и теоретически проработанных взглядов по стратегическим вопросам. А отсюда главные издержки войны.
Назовите имя отечественного военного ученого общероссийского, не говоря уже мирового масштаба после Великой Отечественной войны? А если нет имен, то есть ли наука? После войны мы всегда только кого-то догоняли.
Вернемся к оперативному искусству. Нам известны имена теоретиков по оперативному искусству, судьбы большинства из них, к сожалению, трагичны. Но надо, несмотря на это, быть беспристрастным к анализу их наследия. Можем ли мы назвать их труды действительно теоретическими трудами, в которых всесторонне исследованы и разработаны вопросы оперативного искусства? C моей точки зрения, нет. Взять ту же теорию глубокой наступательной операции. Теорией назвать ее можно лишь с большой натяжкой, по сути она представляет собой изложение существовавших тогда прикладных (а не теоретических - это большая разница) вопросов, то есть имевшихся взглядов, причем односторонних. А где же проработки второй составной части военного искусства, теории ведения оперативной обороны? Ответа нет. Но ведь даже в рамках наступательной операции часть войск вынуждена переходить временно к обороне.
Лучше ли, хуже ли, но теория оборонительного боя была разработана, что нашло отражение в уставах, вышедших за 1-2 года перед войной. Но непосредственно перед войной теории и практике тактической обороны был нанесен непоправимый ущерб.
Известно, что в конце 30-х годов было принято решение о формировании вначале 20, а потом еще 20 танковых и механизированных корпусов. Военные историки, к сожалению, видят в этом большое достижение военных теоретиков. Но почему же мы их все потеряли в первые недели войны? Дело в том, что танки для формирования новых корпусов частично поставлялись промышленностью, а большая часть была изъята из стрелковых корпусов и дивизий, причем полностью.
Напомню, что при разработке теории оперативного искусства была разработана только одна его часть, то же самое повторилось и с танками - иметь их только (в одном) в оперативном звене. А для чего? Для того, чтобы претворить в жизнь теорию все той же глубокой наступательной операции. Таким образом, в организационном строительстве танковых войск до войны виден шаблон, стереотип.
Тактическая оборона была линейной. Дело в том, что по требованиям довоенных уставов 1939 года стрелковый корпус (высшее тактическое соединение) строил оборону только в один эшелон (шаблон), точно так же дивизия и полк. В общевойсковой резерв выделялись соответственно стрелковый полк одной из дивизий, стрелковый батальон одного из полков, стрелковая рота одного из батальонов. А с началом войны командующему армией было запрещено иметь в резерве даже батальон - он мог снимать батальоны только с не атакованных направлений. Вот уж действительно шаблон. Это, кроме того, факт недоверия к командирам на местах и абсолютной централизации руководства. Только на завершающем этапе Смоленского сражения специальной директивой Генерального штаба командующему армией разрешили создавать резервы.
Могла ли такая оборона противостоять атакам противника, действующего по принципам глубокой - двухмерной (танковые формирования), а отчасти воздушно-наземной (авиация) тактики, могли ли своевременно сманеврировать стрелковые формирования на атакованных направлениях, да еще при переносе направления главного удара противником после неудачных атак? Конечно, нет. Положение еще усугублялось тем, что за полтора года до войны стрелковые формирования учились взаимодействовать с танками непосредственной поддержки пехоты, а войну начали без них. Вот тебе и теория глубокой наступательной операции.
Основная причина потерь танковых корпусов заключается в том, что тактическая оборона прорывалась немецкими войсками, а значит, контрудары были неподготовленными. И виновны тут не директивы от 22 июня, а пагубная для Красной Армии теория глубокой наступательной операции.
Только в битве под Москвой тактическая оборона стала приобретать глубокий характер. Стрелковым дивизиям (а они стали к этому времени высшим тактическим соединением) стали придавать танковые батальоны и роты. В целом же к глубокой тактике в обороне Красная Армия перешла только в Курской битве - в это время высшим тактическим соединением снова стал стрелковый корпус.
Таким образом, в битве под Москвой около 500 танков сделали больше, чем 10 тысяч, причем Красная Армия еще и наступала.
Изжиты ли шаблоны в настоящее время? Ответ тот же, отрицательный.
Наша армия или только разоружается, или развивает только ядерные силы, или развивает только силы общего назначения, или учится только наступать, или учится только обороняться, или учится вести боевые действия только в горах и т.п. В ежегодных приказах Министра обороны всегда обращается на что-то особое внимание.
Причину, вероятно, надо искать снова в истории развития теории военного искусства в
30-х годах. Как раз в эти годы в нашей армии перестали развивать методологию военно-научного исследования. Да и в нынешних условиях большинство генералов реагируют на понятие "методология", как бык на известную тряпку. А если в науке перестает развиваться методология, то такая наука неизбежно зайдет в теоретический тупик.
Чтобы выйти из тупика, необходимо учиться мыслить системно. Думаю, что в этом случае мы перестанем давать сомнительную классификацию типа война 5-го или 6-го, или ┘ поколения. Поколений не может быть, каждая война неповторима, каждый бой не похож на предыдущий. Важно понять последовательность достижения цели, а сочетаний может быть множество.
Представляется очевидным, например, что дивизии и бригады Российской армии современной организации не могут вести боевые действия в условиях трехмерной тактики. В них нет воздушного компонента, а 10 лет назад вертолеты были. То есть наблюдается повторение предвоенных ошибок, но тогда стрелковые (пехотные) формирования учились вести боевые действия во взаимодействии с танками, а начали войну без танков. В современных условиях, наоборот, учились вести боевые действия без авиации, а в Чечне пришлось тесно взаимодействовать с авиацией. Практику этого взаимодействия приходилось налаживать уже в ходе ведения боевых действий. Есть ли виновные? Думается, что сейчас их не найдешь.
В бывшей Военной академии бронетанковых войск в 1997 году была введена дисциплина "Огневое поражение противника". Но после образования единой академии Сухопутных войск эта дисциплина (самая главная в тактике) была убрана из учебного процесса.
Практика боевых действий требует, а вот "теоретики" делают все наоборот. Вот откуда потери и гибель личного состава целых рот, нанесение ударов по своим войскам во время ведения боевых действий на Северном Кавказе.
Посмотрим теперь, как обстоит дело с современной стратегией по категории "пространство". Из-за большой протяженности государственной границы руководство Вооруженных сил и военные теоретики никак не могут изменить линейное мышление, а значит, перейти от линейной к многомерной стратегии. Доводы всегда знакомые: у нас граница протяженная, значит, должно быть много общевойсковых дивизий на соответствующих стратегических и операционных направлениях.
Перед Великой Отечественной войной мы уже "выстроили" войска вдоль государственной границы. Что из этого получилось, хорошо известно. Сейчас ГШ снова "чертит" стратегические и операционные направления. Делать это надо, но для того, чтобы готовить их в мирное время для возможных боевых действий войск. А не обязательно для того, чтобы размещать в мирное время в пределах соответствующих направлений войска. Сколько в последнее время "закопано" денег на обустройство войск в пределах этих направлений. И часто оказывалось, что разместили то или иное соединение не там и не так. А страны НАТО пользуются стратегическими издержками и загоняют нашу страну в договорные ограничения. Диктуют, где и сколько дивизий нашей стране иметь. Скоро у нас земли не хватит, чтобы разместить Вооруженные силы. В связи с этим складывается впечатление, что многим невдомек: страну уважают и боятся не за то, что у нее стоят дивизии там или здесь, а за то, что в стране есть боеспособная армия. Войска размещают там, где их выгоднее всего содержать и есть что оборонять, а это жизненно важные для страны объекты, и прежде всего крупные города.
Какой же общий вывод можно сделать? Каждое категоричное утверждение - это тупик. Только системное мышление, свободное от стереотипов, понимание, что содержание основных методологических категорий постоянно меняется, может привести к успеху, в том числе и в военном деле. К сожалению, в учебных программах командных военных училищ и общевойсковых академий времени на изучение современной методологии военно-научного исследования совершенно не отводится. Сторонники прикладного обучения после революции победили. Остается поздравить современных руководителей Вооруженных сил и высшей военной школы с назревшим теоретическим тупиком.
Разрушать легче, что в последние годы и происходит с Вооруженными силами, да и владеть методологией в этом случае не надо. Скоропалительные реформы - как они нам по душе, не одно десятилетие на этом воспитывались. Объяви, что проводишь реформы, и разрушай. Люди же будут верить, что ты созидатель.
Но именно методологически подготовленные кадры способны вывести Вооруженные силы из тупика и провести военную реформу.
Закончить же статью хочу словами известного русского военного ученого, начальника Николаевской академии Генерального штаба, избранного на этот пост по конкурсу профессоров (вот какая армия была истинно демократической), Г.А. Леера: "Вот на что теперь должно быть обращено особое внимание, помня, что подготовка начальников, как и всякого рода подготовка в духовном отношении, как дело воспитания, является не только делом многотрудным (даже самым трудным), но и в то же время - делом многолетним, задачей нескольких преемственных поколений. Та армия, которая превзойдет в этом отношении другие армии, будет иметь и все шансы на успех, тем более что сравниться с ней в этом в относительно короткий срок, как то возможно по материальным средствам, едва ли мыслимо".
