Начальники Третьего Рима

Leonid Luks. Geschichte Russlands und der Sowjetunion. Von Lenin bis Jelzin. - Verlag Friedrich Pustet, Regensburg, 2000, 574 S.

Леонид Лукс. История России и Советского Союза. От Ленина до Ельцина. - Регенсбург: Издательство "Фридрих Пустет", 2000, 574 с.

Наше время не любит монументальных произведений - научный мир погружен в паутину мелких форм и скоротечных проектов. Тем более отрадно рецензируемое исключение - книга профессора Католического университета в Эйхштетте (ФРГ), посвященная тернистому пути России в XX веке. После "одной из самых радикальных революций нового времени и первого тоталитарного режима современности" наша страна еще продолжает находиться на перепутье между плюрализмом и патернализмом, ее исторический опыт не укладывается ни в какие политологические схемы. Это только подогревает стремление западных ученых "понять Россию". Леонид Лукс выдвигает во главу угла стремление российского общества вырваться из оков, наложенных на него всесильным государством. Тогда, когда это удавалось, страна получала приток энергии для своего развития на несколько поколений вперед.

Пожалуй, главное, что отличает книгу Лукса от зарубежных исследований (взять хотя бы работы Ричарда Пайпса, переведенные на русский язык) - это подчеркнутое стремление автора вписать советскую историю в контекст европейского развития. Победа большевизма не стала началом "особого пути" России в XX веке уже потому, что такой путь для нее был просто исключен. Да, она задушила ростки гражданского общества в России, но в то же время отразила "тоталитарный дух", витавший над Европой. Напомним, что к началу Второй мировой войны демократия смогла "зацепиться" лишь на ее северо-западной окраине.

Россия никогда не отказывалась от своей европейской миссии, более того, после 1917 года ее духовное миссионерство было возведено в ранг государственной политики. Культ мировой революции, политика Коминтерна, контроль над странами "народной демократии" и даже "новое мышление" Горбачева - все это звенья одной цепи. Затронута в книге и история российской эмиграции в межвоенный период. Автор спорит с теми, кто упрекает ее представителей в "духовной стерильности", выборе легкой стези. Именно зарубежная Россия сохранила традиции духовности и православной морали, искоренявшиеся большевиками, хотя и ее идеологи испытали на себе воздействие модного на Западе "культурного пессимизма".

Подзаголовок книги выдает еще один момент авторской концепции: в книге представлена даже не история власти в России, а история власть предержащих. Читатель движется по галерее политических деятелей, каждый из которых достоин (и по большей части удостоен) развернутых биографий. Культы Сталина и Гитлера, как признает Лукс, имели разные исторические корни и социальную природу. Если в СССР культ отражал патриархальность политической культуры большинства населения и кризис правящей партии (разрешенный на путях перехода к вождистской модели), то в Германии он являлся вотумом недоверия парламентской системе как таковой, бегством правящей элиты от ответственности и массовой тяги к харизматическому лидеру. Однако в последние годы жизни "Сталин все больше приобретал черты нацистского лидера, отдаляясь от своего окружения и предаваясь размышлениям об "окончательном решении еврейского вопроса" в СССР".

Сопоставление хрущевского и брежневского правления в книге оказывается скорее в пользу первого: после беспощадного диктатора к власти пришел идеалист, свято веривший в победу коммунизма и обреченность западного мира. Политический эпатаж Хрущева находил понимание у населения, но все больше раздражал партийно-государственную бюрократию, которой тоже захотелось глотнуть свободы. Выбрав благоприятный момент, она нанесла ответный удар - октябрь 1964-го символизировал "революцию прагматиков", для которых стабильность была важнее перемен.

Впрочем, и прагматикам пришлось принять "потребительский" императив, заложенный новым курсом советского руководства середины 50-х годов. Легитимация режима стала определяться динамикой личного благосостояния его подданных, что нанесло первый удар по идеократической империи. Сблизившись с Западом в ценностных установках, СССР стал катастрофически отставать от него в качестве и темпах экономического прогресса. Выбирая между административными (Андропов) и идеологическими (Суслов) стимулами для исторического реванша, элита высказалась за "меньшее зло" Горбачева, рассчитывая, что молодой региональный лидер будет как минимум уважать старших. Августовский путч стал временной "победой морали над силой", но он лишь трансформировал этот раскол.

Осенью 1993-го третье двоевластие в новейшей российской истории в третий раз было разрешено через насилие. Лукс говорит о государственном перевороте Ельцина, установившего в России режим "мнимого конституционализма". Наиболее близкой к нему в сравнительном плане оказалась третьеиюньская монархия - последний этап в истории царского самодержавия. Авторский намек очевиден - оставим его без комментария.

Хотя в книгу и успела попасть история передачи власти Путину, ее последняя часть выдержана в тонах заката ельцинской эпохи и не претендует на оригинальность. Типичная энциклопедия страхов западных либералов включает в себя Чечню, коррупцию и реванш "красно-коричневых", образ новой России олицетворяют обильно цитируемые Гайдар, Явлинский и Ковалев. Автор последовательно отстаивает стержневую мысль книги о конфликте государства и общества как центральном факторе российской истории. Вот только применительно к современной России образ ""плохого" государства остается, а образ замученного, но не сломленного им общества куда-то исчезает.