Николай Романов Ретроспектива
В НАСТОЯЩЕЕ время система поддержания дисциплины и правопорядка в Вооруженных силах РФ, к сожалению, не обеспечивает решения возложенных на нее задач. Поэтому сегодня небезынтересно будет ознакомиться с опытом создания здоровых взаимоотношений в армии России в конце ХIХ - начале ХХ в. Тем более что с 1880-х гг. русский офицерский корпус переживал настоящий "дисциплинарный кризис". Его суть заключалась в том, что традиционно-привычные формы и методы воспитания, поощрения, наказания в новых социально-политических условиях, при изменившихся принципах комплектования вооруженных сил не давали ожидаемого эффекта. Безусловно, "дисциплинарный кризис" являлся неразрывной частью общего системного кризиса власти и общества в тот период.
ДЕНЬГИ ПОРТЯТ
Однако прежде всего следует обратить внимание на тот факт, что к концу ХIХ в. сословный состав русского офицерского корпуса, его имущественное положение существенным образом изменились по сравнению с началом и даже серединой столетия. Офицеры низового и среднего командного звена (взвод, рота, батальон, полк) в большинстве своем происходили из разночинцев. Так, в самом массовом роде войск - армейской пехоте (на 15 мая 1895 г.) выходцев из потомственных дворян было лишь 39,6%. Другие хотя и были потомственными дворянами, но, кроме казенного жалованья, не имели других источников дохода. Не случайно материальное положение большинства армейских офицеров характеризовалось современниками как весьма скудное. А уход на пенсию обрекал офицера, в особенности семейного, на полунищенское существование - это не могло внушить профессиональным воинам уверенность в завтрашнем дне. Введение в 1899 г. "Временных правил о предельном возрастном цензе для состоящих на службе генералов, штаб- и обер-офицеров" не изменило существенно положение дел. К 1903 г. средний возраст полковников был 49,8 лет, а значительной части командиров рот, батальонов превышал 50 лет.
В одном из материалов "Военного сборника" за 1898 г., посвященном мотивации к службе офицеров, говорилось, что важнейшим стимулом для большинства из них являются деньги. Автор считал, что для решения серьезных армейских проблем, в том числе и дисциплинарных, следует улучшить пенсионное обеспечение профессиональных военных, ибо без этого невозможно добиться высокого качества службы.
Отметим не только само появление подобной публикации в официальном органе военного министерства. Здесь открыто проявлена позиция автора, основанная на буржуазных ценностях личного достатка, защиты материальных интересов. В двадцатистраничной статье практически отсутствуют тезисы о воинском долге, о том, что задача и цель жизни офицера - в служении государю и Отечеству. А между тем начальник артиллерии 11-го армейского корпуса констатировал, что "грязный и ненормальный вид" многих офицеров, подрывающий основы дисциплины, во многом объясняется низким жалованьем.
Другой автор "Военного сборника" в 1909 г. делился своими соображениями по поводу решения такой насущной для большинства офицеров проблемы, как жилищная. Он писал о том, что в крупных городах они тратят от 1/3 до 1/2 своего денежного содержания на поднаем жилья.
Социально-экономическая ситуация в стране подталкивала к тому, что наименее морально устойчивые из офицеров поддавались различным соблазнам: азартным играм, накопительству. Не случайно в ежегодной аттестации начала ХХ в. из 17 ее составляющих пять напрямую отражали материальное положение офицера и способность его честно решать бытовые проблемы. Вышестоящие командиры должны были указать на наличие (отсутствие) у подчиненного семейной собственности, средств, кроме положенного содержания; есть ли у него долги и расплачивается ли он с ними, живет ли по средствам. В тексте аттестации необходимо было обязательно отметить, насколько рачительно относится офицер к расходам государственных (казенных) денег. Кроме того, в аттестациях требовалось написать: играл ли офицер в карты и имел ли пристрастие к ним, а также склонен ли он к "излишнему употреблению вина".
После анализа архивных документов становится понятно, что военное руководство вполне обоснованно требовало ответа на подобные вопросы. Для примера приведем несколько наиболее крупных уголовных дел по артиллерийскому ведомству. 14 февраля 1902 г. предан суду капитан Семенов за растрату 23 426 государственных рублей. В 1906 г. штабс-капитан Спасский "обратил на свои надобности" 13 874 руб. 5 коп. казенных денег, а штабс-капитан Лосский, будучи временным командиром 12-го конно-артиллерийского батальона, получил 7000 руб. на фураж и проиграл их в карты┘ Это были немалые по тем временам суммы, учитывая, что жалованье командира полка, полковника в начале ХХ в. составляло 3900 руб. в год.
Имели место факты, когда командиры попросту обирали своих солдат. Например, в одной из воинских частей Казанского военного округа был вскрыт факт, когда на 22 февраля 1908 г. "нижние чины эскадрона удовлетворены денежным довольствием несвоевременно, а их собственные деньги в сумме 1991 р. находились на руках у ротмистра Картавцева в течение 7 месяцев".
Командир батареи подполковник барон Тизенгаузен задолжал дворянину Черносвистову 1451 руб. и платил по 5 руб. в месяц. Несложные подсчеты показывают, что для выплаты всего долга офицеру необходимо было более 24 лет! Закон защищал офицеров, загнавших себя в описанные ситуации. По исполнительному листу совокупная сумма вычетов не могла превышать 2/5 жалованья. Вот почему ряд офицеров, невзирая на понятия о чести и достоинстве, брали деньги в долг у самых различных лиц, не отдав прежде взятых┘ Еще более пагубно влияли на состояние дисциплины и правопорядка участившиеся случаи другого рода. Например, некий подпоручик (1901 г.) занимал деньги у нижних чинов (всего 70 руб.).
ЭПИДЕМИЯ АНОНИМОК
Дисциплинарный кризис конца ХIХ - начала ХХ в. проявлялся и в учащавшихся случаях другого рода. Нередко подчиненные, в том числе и солдаты, шли на самые разные ухищрения, для того чтобы лишить возможности требовательного, принципиального командира поддерживать в подразделении уставной порядок и крепкую дисциплину. Значительное внимание военных руководителей приковывалось к рассмотрению анонимных жалоб, поступавших из воинских частей.
Например, в 1902 г. Главным артиллерийским управлением производилось расследование по анонимной жалобе на штабс-капитана Михайлова, который якобы незаконно наказал солдата, поставив его под ранец весом в 35 фунтов. Офицер руководил арсенальной командой, состоящей из 352 нижних чинов, в массе своей нестроевых, то есть "в высшей мере неудобного в дисциплинарном отношении элемента". Большинство из них были призваны из Москвы и характеризовались как "люди неблагонадежные", "пытающиеся сохранить связь со средой и приработки" (арсенал находился в Кремле). Стремление нового командира навести порядок натолкнулось на организованное противодействие. Было расследование. Факты из анонимки не подтвердились.
Вот другой типичный случай, произошедший в 1908 г. Аноним сигнализировал в Главный штаб о том, что начальник Н-ской воинской части якобы избивал солдат, водил одного из них на ремешке от пистолета, как собачку, заставлял всю роту плевать на воришку (укравшего пистолет). На самом же деле после проведенного расследования оказалось, что командир оперативно, грамотно, без нарушений изобличил истинного виновника преступления, освободив из-под ареста невинного.
Командиры того времени называли анонимки "эпидемией нашего (ХХ. - Н.Р.) столетия". Зачастую подметные письма печатались на машинке и являлись "плодом коллективного творчества". Устоять под натиском проверок, инициированных наветами, мог далеко не каждый офицер. Сохранилось и такое свидетельство воинской чести, подписанное русским генералом, вынужденным реагировать на серию анонимок: "┘анонимная кляуза настолько груба и пошла, что я не только как генерал Русской Армии, верный чести слуга моего Государя, но и как человек дорожащий своим достоинством, приводить какое-либо объяснение считаю постыдным и унизительным".
"Я ВАС ВЫЗЫВАЮ..."
Важнейшей традицией, цементировавшей офицерское сообщество, была традиция взаимного уважения друг другу. Вне зависимости от служебного положения, не учитывая разницу в возрасте, чине, офицеры строго соблюдали правила вежливости, этикета. Очень серьезное значение придавалось словам, жестам, которые могут обидеть или даже подвергнуть сомнению офицерские достоинство и честь. Все это, следует признать, всячески поддерживалось государственной властью и военным руководством всех уровней.
Делу охранения достоинства и чести офицера служили дуэли (поединки). Дисциплинарный кризис побудил власти усилить их значимость. Так, приказ по военному ведомству # 118 от 1894 г. ("О поединках") законодательно укрепил старинный обычай и регламентировал в основном самые общие, принципиальные положения, связанные с отстаиванием офицерской чести посредством дуэли. Офицер не мог вызвать к барьеру командира (начальника), допускались поединки лишь между военнослужащими в равном или близком статусе. Если вызванный на дуэль отказывался драться, он должен был покинуть армию. Офицеру, не желающему или убоявшемуся поединка, отказывали в месте в офицерской корпорации. Это правило выполнялось неукоснительно. Сами же условия дуэли: выбор оружия, порядка его применения, места, времени и т.п. решались секундантами отдельно.
Что могло явиться поводом для поединка?
...На благотворительном балу между подполковником Саханским и ротмистром Бурским произошла ссора. Оба офицера были пьяны, а потому конфликт закончился дракой. 23 октября 1897 г. в 10 утра состоялась дуэль. Саханский был ранен в ногу.
...В другом случае основанием для поединка послужило высказывание одного из офицеров. Он назвал намерения поручика Н. относительно знакомой им дамы "нечестными".
...После ссоры двух штабс-капитанов, дружно живших до этого в одной комнате, один не подал другому руки. Несмотря на стремление товарищей решить дело миром, оно закончилось дуэлью. Офицеры стрелялись (так решили секунданты), стоя на месте, с 30 шагов. Никто из них не пострадал.
Архивные документы хранят упоминание об эпизоде, когда некий офицер за один день дважды участвовал в дуэли, причем в одной из них смертельно ранил своего противника (по статистике дуэлей с 1894 по 1903 г., из 186 состоявшихся поединков 11 (6%) закончились смертельным исходом)...
Офицеры и генералы русской армии в основном поддерживали дуэли. Мало кто выступал против них. Отмечалось, что сама возможность защиты чести и достоинства офицера на поединке была самоценной. Противники института дуэли, как правило, высказывались в печати под псевдонимами. Открытым противником дуэлей был только генерал Михаил Драгомиров, утверждавший, что этот обычай чужд русскому национальному духу.
СУД ЧЕСТИ
Существенное место в системе поддержания дисциплины принадлежало судам общества офицеров, функционировавшим без существенных изменений с 1869 г. Приказом по военному ведомству # 81 от 6 февраля 1912 г. вводились правила "О суде чести", утвержденные императором по представлению Главного военного суда и заменившие положения главы 14 Дисциплинарного устава ("О суде общества офицеров") и приложения к ст. 130 того же устава ("Правила о разбирательстве ссор в офицерской среде"). Самой значимой новацией этого документа было то, что суду чести стали подсудны штаб-офицеры, не пользующиеся правами командира части.
К сожалению, введение судов общества офицеров было непоследовательным. В воинских частях они существовали, однако отсутствовали в военных учреждениях. Так, в своем ходатайстве (1910 г.) начальник Хабаровского окружного арсенала писал, что суд общества офицеров здесь весьма необходим "для поднятия дисциплины, нравственных качеств и воспитания в офицерах┘ благородства, служебного такта и достоинства, сознания принадлежности не по званию только, а на деле к военной семье┘" Полковника поддержал начальник артиллерии Приамурского военного округа.
Следует констатировать, что суды общества офицеров работали без проволочек и выносили свои решения, руководствуясь понятиями о воинском долге, справедливости и чести. Например, по делу подпоручика Аненкова суд общества офицеров вынес решение об удалении его из армии. Аненков был признан виновным в развязывании ссоры (переросшей в драку, стрельбу) однокашников по Александровскому военному училищу на танцевальном вечере.
А вот другое дело, разбиравшееся судом общества офицеров одной из воинских частей. Летом 1905 г. между поручиком Гензеловичем (кадровым военным) и прапорщиком Бушуевым (призванным из запаса) произошло "столкновение". Однажды Бушуеву сказали, что поручик Гензелович бьет солдат. Когда Гензелович подошел к Бушуеву, последний не подал ему руки (ухарски, при нижних чинах, как написал затем в объяснении Гензелович). Через некоторое время после происшедшего поручик Гензелович пришел в канцелярию к Бушуеву и спросил, как понимать вчерашнее. На что тот ответил: "Как хотите, так и понимайте". Это было сочтено оскорблением, и Гензелович накинулся на прапорщика с кулаками. Только вмешательство командира батареи предотвратило драку. Уже на следующее утро суд общества офицеров вынес решение. Суд не выяснял, кто из участников конфликта прав, а кто виноват. Не было попыток расследования факта рукоприкладства по отношению к солдату. Сторонам было предложено драться на дуэли. Прапорщик Бушуев отказался от поединка, и по существовавшему положению ему предложили уволиться из армии.
Такова была традиция, что офицер, которого таким образом удаляли из армии, ставился перед небогатым выбором: либо в течение нескольких, определенных для этого дней (конкретное число, на практике от 3 до 14, определял командир) написать на высочайшее имя прошение об увольнении (как правило, "в связи с расстроенными домашними обстоятельствами"), либо его начальник сам оформлял документы на увольнение в дисциплинарном порядке, что считалось более позорным.
Военно-судебная практика в России конца ХIХ - начала XX в. также наглядно подтверждала приверженность вековым традициям поддержки офицерского достоинства. Так, капитана Н. по приговору военно-окружного суда осудили на 7 суток ареста за "неоказание должного начальнику уважения при исполнении обязанностей службы". Причем вначале офицеру грозило трехмесячное заключение, но судьи учли то, что начальник был груб с подчиненным (из его уст прозвучало слово "надувательство", которое было признанно оскорбительным для офицерского достоинства). Это и послужило основанием для смягчения приговора.
ДУРНЫЕ ТРАДИЦИИ
Однако следует признать, что практика реализации права офицера на защиту своей чести и достоинства знала немало случаев, когда человек в погонах терял чувство меры. Однако верховная власть, как правило, оберегала офицера от больших неприятностей, даже если он и выходил за рамки закона. Например, император 16 марта 1902 г. по ходатайству командующего войсками Московского военного округа "Всемилостивейше повелеть соизволил" освободить подпоручика Сангайло от предания суду, приговорив его к аресту на один месяц с содержанием на гауптвахте. А между тем Сангайло нанес колотую рану шашкой в левую ягодицу дочери отставного кондуктора Прокофьевой, с которой состоял в любовной связи.
Подпоручик Орлов 21 января 1905 г. попросту рубанул шашкой по пальцам приказчику в магазине - тот хотел помешать офицеру самовольно воспользоваться телефоном. Такого рода факты не добавляли авторитета офицерскому сословию, напротив, возбуждали среди населения неприязнь к нему.
Весьма распространенной негативной традицией была практика, когда "провинившихся членов полковой семьи старались без шума куда-либо спустить, всячески замазывая "историю". Генерал Александр Лукомский вспоминал, как в 1904 г. во время призыва по мобилизации на Русско-японскую войну командир одного из полков 10-й кавалерийской дивизии прислал в штаб Киевского военного округа телеграмму. Ее смысл сводился к тому, чтобы некоего поручика не назначали к ним часть. В прошлом этот поручик украл у приятеля золотой портсигар и его "без шума" перевели в другой полк, там случилась еще какая-то "грязная история" и уж затем офицер был тихо уволен в запас. Лукомский организовал назначение поручика в полк, где он был известен, и инициировал рассмотрение его дела в суде общества офицеров, где тот наконец-то был "исключен со службы┘". "Таких примеров можно было бы привести много", - подытожил генерал.
В ПЬЯНОМ УГАРЕ
Как достаточно типичное следует рассматривать происшествие в ночь на 25 декабря 1905 г. (под Рождество). Штабс-капитан 38-й артиллерийской бригады Иогансон, прикомандированный к Брест-Литовской крепости, выпил пива, захотел еще и "со своим денщиком и другими лицами" пошел на квартиру портного Иосифа Фанштейна. Портной утверждал, что у него не было пива. Но по команде офицера денщик разбил окно, пьяные военнослужащие ворвались в дом, нашли там спиртное и выпили его, стреляли в пьяном угаре в воздух. Штабс-капитан Иогансон грязно домогался до жены хозяина дома, обещал ей "сделать ребенка". Дело штабс-капитана было передано в военно-окружной суд в Варшаву. Показательно, что, хотя многое указывало на то, что Иогансон безобразничал не один, командование не стало утруждать себя поисками его собутыльников.
Свидетелями позорной для престижа армии ситуации стали посетители буфета одного городского клуба. Подполковник никак не мог выпроводить вон пьяного поручика. Молодой офицер категорически отказывался подчиниться (1898 г.).
Подрывали авторитет офицерского корпуса и такие факты. В 1906 г. в г. Гори пьяный подпоручик Кунилев ударом шашки ранил солдата. Капитан Швейцер (3-я запасная артбригада, г. Самара) был уличен в пьянстве, в том числе с нижними чинами. Бесспорно, верен вывод начальника 39-й пехотной дивизии, считавшего, что "кутежи и пьянство в собраниях на глазах прислуги" развращают командный состав армии.
Замечательно, что поводом к удалению из армии одного из офицеров, злоупотреблявшего спиртным, явилась жалоба нижних чинов на низкое качество причитавшегося им довольствия. Солдат плохо кормили, обложили незаконными поборами (75 коп. - за фуражки летние, 3 р. 75 коп. - за одеяла). Комиссия командующего войсками Одесского военного округа подтвердила справедливость претензий. В приказе командующего ОдВО от 9 августа 1906 г. встречаем такую убийственную формулировку: "воспрещаю┘ (подполковнику Темперову. - Н.Р.) посещение казарм нижних чинов". Офицер был представлен на увольнение в дисциплинарном порядке.
ЧЕСТЬ ИМЕЮ!
Другой животрепещущей дисциплинарной проблемой, попытки разрешения которой предпринимало военное руководство России, было отдание чести. Так, в августе 1908 г. находившийся на курорте генерал-лейтенант Пыхачев докладывал о том, что офицеры не отдавали ему честь. Было организовано расследование, с отдыхавших офицеров потребовали объяснительные записки. Кто-то из них показал, что генерал сам не отвечал должным образом на приветствие, другой сообщил, что на курорте генералы говорили им, что, мол, один раз в день поприветствовали - и довольно. А офицер, козырявший левой рукой, утверждал, что правую (раненую) руку ему сам государь император разрешил носить на перевязи┘ Командующий Варшавским военным округом генерал Скалон принял сторону офицеров и доложил в столицу, что раненые и больные защитники Отечества, находящиеся на отдыхе, не совершили никаких нарушений воинской дисциплины, посему оснований для их наказания нет.
Дисциплинарный кризис конца ХIХ - начала ХХ в. порождал и такие, казалось бы, немыслимые доселе факты: 15 ноября 1902 г. штабс-капитан С. не отдал честь генералу от инфантерии Чайковскому, который в общественном транспорте предложил сесть даме, а сам стоял. Хуже того - офицер не уступил место генералу, как требовали от него устав, традиции воинского чинопочитания и чести. Штабс-капитан С. объяснял это "болезнью ног". Офицер за нарушение дисциплины сперва получил выговор, затем вышестоящее командование усилило взыскание до ареста. Примечательно, однако, что попытка еще и отправить провинившегося в длительную командировку в Дагестан провалилась. Правда, помогло лишь обращение жены штабс-капитана к императору, который не позволил наказать офицера, нарушив закон.
О ЧЕМ СТОИТ ЗАДУМАТЬСЯ
И все же, несмотря на все приведенные выше негативные примеры, можно говорить о том, что в Российской империи была создана достаточно эффективная система поддержания дисциплины и правопорядка. В условиях ухудшения криминогенной ситуации в стране во второй половине ХIХ - начале ХХ в., когда уровень преступности по сравнению с дореформенным (до 1861 г.) непрерывно возрастал, руководству военного министерства, командирам удавалось сохранять управляемость войск и выполнять поставленные задачи.
Один из русских генералов, участник Русско-японской войны 1904-1905 гг., в качестве критерия прочности дисциплины в армии приводил известный ему факт. В бою при спасении раненого офицера были убиты 8 солдат и столько же ранены. Показательно, что нижние чины спасали командира по своей инициативе, без всякого принуждения.
Очевидно, что кризис традиционных ценностей, переживаемый российским обществом под мощным напором ценностей буржуазных, не мог не затронуть в конце ХIХ - начале ХХ в. русское офицерство. Ему было весьма сложно устоять перед материальными благами: достатка, тихого семейного благополучия и т.п. Основы государственного патриотизма, ранее тесно связанные с известной триадой "Самодержавие, Православие, Народность", также подверглись эрозии. Важно, что в этих непростых условиях большая часть офицеров стремилась честно исполнять воинский долг.
Исторический опыт поддержания дисциплины и правопорядка в русской императорской армии позволяет извлечь ряд уроков.
Во-первых, несмотря на стройную законодательную базу, регулировавшую все сферы дисциплинарных отношений, слишком многое в деятельности командиров зависело от их субъективных подходов, оценок, решений. Уже в эмиграции генерал Антон Деникин писал: "┘законность и человечность проводилась не в порядке общей системы и властного указания свыше, а по инициативе частных начальников".
Во-вторых, значительный вес в системе дисциплинирования военнослужащих русской армии имел "полицейский" аспект. С одной стороны, нам известно о попытках прямого вмешательство чинов МВД в распорядительную деятельность армейских начальников: рассылались списки неблагонадежных, на командиров оказывалось давление (уволить кого-то из армии; не принимать в военно-учебные заведения и т.д.). С другой стороны, очень часто оперативно-следственные методы позволяли командирам более предметно владеть обстановкой во вверенных им частях.
В-третьих, опыт деятельности политической власти и военного министерства России в конце ХIХ - начале ХХ в. показывает иллюзорность надежд тех, кто думает, что переход нынешней Российской армии на комплектование по контракту решит все дисциплинарные проблемы или большую их часть. В условиях информационного общества, наличия разного рода материальных соблазнов военным руководителям необходимо будет весьма энергично действовать на идеологическом и морально-психологических "фронтах".
В-четвертых, дисциплина должна быть обязательна для всех военнослужащих. "Почти полное отсутствие (дисциплины. - Н.Р.) среди старших начальников - хронический и общеизвестный недуг нашей армии" - этот вывод сделан не сегодня, а еще столетие назад.
У нас, живущих в XXI в., нет права скептически относиться к суждениям офицеров и генералов, служивших Отечеству на коренном историческом переломе. Быть может, к современным российским командирам обращался начальник 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, полагавший необходимым не допускать в офицерскую среду "людей грубых по характеру, замкнутых, злопамятных и со злой волей". Солидарен с ним был и другой военачальник, веривший, что "корпорация офицеров должна быть по существу корпорация аскетическая, подвижническая". Никогда не устареют и такие советы: "справедливость, разумная строгость и требовательность, личный пример и не требование от офицеров непосильного труда послужат одним из главных средств для восстановления и твердости дисциплины".
