Эдуард Воробьев У иного непосвященного человека после прочтения статьи Эдуарда Михайлова "Чешская осень" может сложиться впечатление, что ввод войск Варшавского Договора в августе 1968 г. в Чехословакию стал для них беззаботной прогулкой и советские части прохлаждались так же, как бездельничали квартирьеры в Миловицах. Утверждаю, что это было не так.
ОЖИДАНИЕ
В мае 1968 г. 242-й мотострелковый полк 20-й мотострелковой дивизии Группы советских войск в Германии (ГСВГ), в котором я проходил службу в должности командира мотострелковой роты, был поднят по тревоге и под видом учений выведен в район, находившийся примерно в 200 км от пункта постоянной дислокации. Подразделения были рассредоточены в лесу в 15 км от границы с Чехословакией и в течение трех месяцев занимались боевой подготовкой, кроме стрельбы и вождения (из-за отсутствия стрельбища и танкодрома).
Начиная с июля офицеры ежедневно по 3-4 часа под руководством командира полка и командиров батальонов отрабатывали на макете местности длиной 150 м порядок взаимодействия по маршруту выдвижения, спланированному для 242-го мсп. Соблюдалась строжайшая маскировка. Ни один офицер или сверхсрочник, не говоря уже о военнослужащих-срочниках, не имел права выйти за пределы района сосредоточения, границы которого были четко обозначены указками. С семьями связь поддерживалась только по полевой почте, сразу же развернутой в лесу полковой ротой связи. Офицеры написали доверенности на своих жен для получения денежного довольствия, сами же питались за счет полка, как обычно на учениях.
К моменту вхождения на территорию ЧССР мы наизусть знали не только все населенные пункты по маршруту движения, но и грузоподъемность мостов, через которые придется переезжать, пути обхода в случае их подрыва. Каждый из нас накрепко запомнил места дислокации воинских частей ЧССР, господствующие высоты, выгодные для занятия чехословацкими войсками участки местности. Тщательно отрабатывался наш порядок действий, в том числе и с применением оружия. За сутки до пересечения границы всему личному составу были выданы боеприпасы к штатному оружию, по две гранаты Ф-1, индивидуальные перевязочные пакеты, сухой паек на трое суток.
В батальоны прибыли офицеры госбезопасности. Дисциплина в полку поддерживалась строжайшая. Ни о каких спиртных напитках никто и не помышлял. Одного офицера, ушедшего из расположения в ближайшую деревню, сразу же обнаружили, судили судом чести и отправили под конвоем в пункт постоянной дислокации. Все это проделали в течение одного дня, а назавтра провинившийся уже ехал в Союз.
Вероятно, из-за большой численности вводимых в ЧССР войск выдвижение 242-го мсп планировалось по одному маршруту. Построение колонны - походно-боевое: разведывательный взвод полка на БРДМ и плавающих танках ПТ-76, головная походная застава (рота, которой я командовал), далее следовал авангард - мотострелковый батальон, усиленный танковой ротой.
К концу дня 20 августа поступило распоряжение личному составу ложиться спать, однако уснуть никто не мог. Стало понятно, что ввод войск все-таки произойдет, хотя по радиоприемнику из Москвы шли успокаивающие известия (а по сути - самая настоящая "деза"). Полагаю, что делалось это специально. Напряжение нарастало с каждым часом.
До самого вечера не было разъяснения, в каких случаях применять оружие. И только после ужина поступило письменное распоряжение комбата, которое под роспись вручил мне писарь батальона. В нем говорилось: "На огонь отвечать огнем. Венгерские события не должны повториться". Однако, забегая вперед, отмечу, что за время марша по Чехословакии ни я, ни кто либо из моих подчиненных не выпустили ни одного патрона и все боеприпасы через трое суток поштучно были сданы старшине роты. В последующем они (без гранат) выдавались только боевому охранению, а также при выполнении отдельных задач, например, охраны транспортных колонн, подвозивших материально-технические средства.
"РАДУШНЫЙ" ПРИЕМ
Пересечение госграницы ЧССР прошло спокойно: чехословацких пограничников нет, шлагбаумы подняты вверх. В первом населенном пункте Черны Поток чехи спокойно стояли на освещенной площади и приветливо махали руками. Рядом с ними, развалившись в люльке мотоцикла, полулежал непонятно как оказавшийся здесь командир ремонтной мастерской полка и потягивал из большой кружки пиво. Напряжение сразу спало. В течение ночи мы успешно продвигались по заданному маршруту, выдерживая высокую среднюю скорость движения для смешанных колонн - около 30 км/час.
Однако с наступлением рассвета обстановка резко изменилась. Как позже выяснилось, после перехода через госграницу ЧССР союзнических соединений по радио выступил президент Чехословакии Людвиг Свобода. Он призвал сограждан сохранять спокойствие, а армию - не покидать пункты постоянной дислокации и не оказывать сопротивления. Одновременно Свобода сказал, что войска Варшавского Договора в Чехословакию не приглашались. После этого нас встречали отнюдь не доброжелательно. Как правило, в малых населенных пунктах на окраине дежурил мотоциклист и, увидев издалека колонну, быстро уезжал, сообщая о нашем приближении местным властям. При въезде на улицы мы слышали из громкоговорителей призывы к советским солдатам уходить домой, читали надписи на заборах и асфальте: "До Москвы - 2000 км" и указатель в обратном направлении; "Ленин, вставай: Брежнев с ума сошел"; "Ваня, иди домой, Маня с другим ... (матерное слово)"; "Отец - освободитель. Сын - оккупант".
На улицах никого не было. Только кое-где из-за заборов усадеб выглядывали пожилые люди.
В населенных пунктах покрупнее протест принимал более активные формы: заграждения на дороге из камней, домашней утвари, в узких улочках колонны забрасывались помидорами, камнями, иногда цветочными горшками из окон высоких зданий. Но все это не приносило никакого ущерба личному составу, потому что на бронетранспортерах (БТР-152) были натянуты тенты, солдаты и офицеры надели каски, а водителей БТР защищали пуленепробиваемые триплексы. Труднее приходилось наблюдателям, которые в каждой машине стояли за курсовым пулеметом в полный рост. Остальной же личный состав сидел на лавках вдоль бортов в десантном отделении, изготовившись к стрельбе через бойницы из автоматов или ручных пулеметов.
Обстановка на маршруте сразу же докладывались мною командиру батальона, который следовал за головной походной заставой (ГПЗ) на удалении 8-12 км. После того как в населенном пункте Стршибро помимо описанных препятствий ГПЗ встретило большое количество молодых людей, которые сидели на проезжей части, колонна шла только через мелкие населенные пункты и то после предварительной разведки специально выделяемым головным дозором (один БТР-152). При отсутствии связи машине запрещалось двигаться вперед.
ИНЦИДЕНТ В СТРШИБРО
А в Стршибро мы действительно столкнулись с нестандартной ситуацией: проезжая часть и тротуары заполнены сидящими юношами и девушками, справа и слева - высокие дома, улица узкая. Ехать вперед нельзя: там люди, развернуть колонну тоже невозможно.
Сразу же после доклада командиру батальона об обстановке я принял решение отводить свою колонну (десять БТР-152 и один БТР-40 с имуществом для регулирования движения), сдавая задним ходом каждой машиной. Решение сразу же было передано по бортовой радиостанции Р-113, и два последних бронетранспортера стали его выполнять. Остальные БТРы, не выключая двигателей, газовали на месте. Через 2-3 минуты узкую улочку заволокло таким едким сизым дымом, что нечем стало дышать, слезились глаза. Я сразу же дал команду: "Противогазы надеть", а молодые люди, грозя нам кулаками и, вероятно, выкрикивая проклятья, начали подниматься и уходить.
Тогда я подал команду: "Всем вперед!", и колонна на малой скорости вышла из города. Правда, на окраине встретилась еще одна группа сидящих протестантов, но мы уже знали способ преодоления "живого препятствия". Возникшая потасовка с молодыми людьми, которые пытались взобраться на медленно идущие БТР и облить бензином тенты, была кратковременной: солдаты быстро сняли тенты и, стоя в полный рост, больно хлестали пытавшихся влезть чехов березовыми вениками, заготовленными на каждой машине для проведения дезактивации после преодоления условного "радиоактивного следа". В последующем ни в один населенный пункт полк больше не заходил.
Встречались и другие препятствия в ходе марша. Указатели населенных пунктов вдоль дорог были или сбиты, или переставлены, показывая неверное направление. Нередко впереди колонны появлялись 2-3 велосипедиста и, виляя по дороге на малой скорости, сбивали темп движения. Все это, естественно, мешало, но все равно полк за сутки прошел всю Чехословакию, вышел к границе с ФРГ и приступил к занятию обороны, закрывая Домажлицкий проход на случай, если из Праги вдруг обратятся за военной помощью в Бонн. В зону службы чехословацких пограничников никто не входил и не мешал им.
Случались осложнения и у источников водоснабжения. Как правило, у колонок дежурили пожилые женщины. Когда наши машины останавливались, чтобы взять воды, они закрывали собой колонки и произносили одно слово: "Бый!" ("Бей!"). Никто не применял к ним никакой силы, даже не вступал в пререкания. Поведение наших военных было не таким, как немецких. Советские военнослужащие были строго проинструктированы на сей счет. Например, не допускались потравы сельхозугодий, несогласованная рубка леса и т.д. Вот почему после расквартирования войск относительно быстро удалось наладить контакты с чехами. Они же сетовали в беседах с нами: "Ну ладно, сами пришли. Мы как-то договоримся. А то и швабов (немцев) с собой привели".
Как только полк сосредоточился на отведенном ему участке, была организована служба по-боевому. Подразделения занимали места в соответствии с боевым порядком на оборону с той лишь разницей, что не проводились инженерные работы. Боевое охранение осуществлялось круглосуточно, а в ночное время усиливалось (выдавались прицелы ночного видения). Военнослужащие не расставались с оружием, касками и противогазами.
НАПРЯЖЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Нельзя согласиться с утверждением Эдуарда Михайлова, что чехословацкие военнослужащие безразлично отнеслись к появлению в своей стране войск Варшавского Договора. Дескать, "им было все равно, кто пришел в Чехословакию - русские, китайцы, немцы".
В г. Домажлице располагался полк чехословацкой Народной армии (ЧНА). Тогда, в августе 1968-го частям ЧНА рекомендовали пункты дислокации не оставлять, а заниматься в военных городках. Но ни о каких занятиях, разумеется, не было и речи. Почти круглосуточно в полку шли собрания офицеров или партийные собрания. Вторжение войск Варшавского Договора в ЧССР резко осуждалось. Те же, кто придерживался иного мнения (находились и такие люди), просто изгонялись.
Однажды наблюдатели из нашего боевого охранения обратили внимание, что в течение двух дней недалеко от расположения советских подразделений появляется молодой мужчина, который как бы хочет с кем-нибудь встретиться. Наконец такая встреча состоялась, и выяснилось, что это капитан ЧНА, командир батальона, недавно окончивший в Москве Военную академию имени Фрунзе и очень дружелюбно относившийся к СССР. Его лояльное высказывание в адрес советских войск вызвало очень негативную реакцию сослуживцев, и его выдворили из полка. Тесть капитана, пожилой рабочий-горняк, также прогнал зятя из дома, сказав, что не может жить под одной крышей с офицером армии, которая в течение одних суток позволила оккупировать свою страну. Этот "изгнанник" жил с нами в лесу до улучшения обстановки.
Каждый раз, проезжая на боевой технике мимо военного городка чехов на выполнение задач по поиску и изъятию оружия, боеприпасов, антисоветской печатной продукции (плакаты, листовки, брошюры), радиовещательной техники, мы видели открытые окна казарм, в которых показывались голые задницы солдат. Первые попытки установить какие-то контакты по линии командования с треском проваливались: нас просто не пропускали дальше КПП.
УХОД
По прошествии многих лет, уже в 1989 г., и чехи, и словаки в беседах с огорчением высказывали мне, тогда уже командующему Центральной группой войск, что прошедшие 20 лет они расценивают, как свой национальный позор, как оккупацию, как темное пятно в истории родины. Особенно эти настроения активизировались после решения политического руководства СССР о том, что ввод войск в Чехословакию в 1968 г. был "ошибочным и необоснованным". Поэтому все вопросы, связанные с выводом советских войск, решались в сжатые сроки и в условиях не менее напряженных, чем в 1968 г. Однако все выполнялось организованно, без происшествий.
Безусловно, главная задача военного совета ЦГВ в 1989 г. состояла в том, чтобы обеспечить вывод, а не бегство наших соединений и частей. Одновременно мы очень внимательно относились ко всем материальным ценностям, которые были в распоряжении группы. Речь идет не только о движимом имуществе, 100% которого грузилось в эшелоны и увозилось на центральные, окружные склады или в новые пункты дислокации, но и о недвижимом. Было разобрано 785 объектов. Вывезено с собой 194 металлических хранилища, 129 сборно-щитовых зданий. Командирами частей снимались железобетонные плиты покрытия в парках и ангарах, изымались из земли силовой и управленческий кабель на полигонах и стрельбищах. Все, что можно было поднять на транспорт, увозилось домой.
Несправедливо звучат слова о том, что "огромные советские деньги, потраченные на выполнение интернационального долга, ушли, как вода в песок. От чехов почти никакой компенсации не получено". Для сведения хочу сообщить, что, по результатам расчетов, проведенных по совместной с чехословацкой стороной методике, базовая стоимость оставшихся объектов составляла 1 млрд. 323,4 млн. крон. А величина предъявленного ущерба, определенная чехословацкой стороной, составляла 14,8 млрд. крон. Кроме того, часть недвижимости через комиссию МВЭС по реализации имущества можно было продать чехословацким юридическим и физическим лицам.
Однако абсолютное большинство объектов строилось по советской проектной документации, которая не соответствовала чехословацкой, что практически исключало реализацию таких объектов: никто не хотел покупать объекты недвижимости, которые после приобретения решением местной власти могут быть определены к сносу. И вряд ли стоит подобно Эдуарду Михайлову гордиться тем, "что, обучив солдат, дома мы строили не хуже, чем в СССР".
