"Главное - изменить своей бесконечной беспечности"

В последние годы заметно возрос интерес к военно-исторической проблематике, к социальному положению российского воинства дореволюционного периода, его психологии. В настоящей работе предпринята попытка: во-первых, проанализировать некоторые грани самосознания военнослужащих, призванных из Самарской губернии и оказавшихся на фронтах Первой мировой войны, во-вторых, представить себе социально-психологический портрет солдата и офицера Русской армии, "детей страшных лет России".

Известно, что письма военнослужащих Русской армии перлюстрировались еще задолго до Первой мировой войны. Такая форма изучения настроений военнослужащих всех категорий практиковалась на протяжении почти всей истории Отечества. Особенно активно эта работа велась в годы социально-политических кризисов, например, после Первой русской революции 1905-1907 гг. - тогда вскрывались письма не только солдат и офицеров, но и генералов. Вполне естественна активность военной цензуры в годы Первой мировой войны.

Для получения более объемной картины взглядов, мыслей и чувств фронтовиков воспользуемся статистическими материалами одного из фондов Российского государственного военно-исторического архива, сведенными мной в таблицу (ранее не публиковались).

Цифры из второго столбца свидетельствуют о высоком уровне морального духа русских воинов, степени их боевого настроя. С начала войны, осени 1914 г. и вплоть до середины января 1915 г. процент писем патриотической направленности колебался в пределах 73-87%. Тогда еще массам казалось, что мощная военная машина Российской империи, подкрепленная призывниками из деревень, быстро сметет тевтонских агрессоров.

Количество таких писем почти вдвое уменьшается уже во второй половине января 1915 г. Неудачи Русской армии: многомиллионные людские потери (гибель, тяжкие ранения, плен), неумение командования организовать боевые действия как на стратегическом уровне, так и на уровне взвода и роты, низкое материально-техническое обеспечение подорвали морально-психологическое состояние военнослужащих (от 12 до 41% писем патриотической направленности). Самая низшая точка (12%) была пройдена в январе 1916 г.

Процент писем "победоносного" содержания летом 1916 г. близок к тому, который наблюдался в начале Первой мировой войны, осенью 1914 г. (73-87% в 1914 г. и 58-66% - летом 1916 г.). Интересно, что доля таких писем стала увеличиваться еще в апреле 1916 г., задолго до "Брусиловского наступления".

Письма 1915 и 1916 гг. существенно отличаются от тех, что написаны в начале войны - лишь малый процент респондентов верит в скорое окончание войны. Если в 1914 г. от 31 до 62% воинов думали, что скоро наступит мир (пик ожиданий пришелся на январь 1915 г.), то уже с февраля 1915 г. доля таких писем резко упала и никогда уже не поднималась выше 9%. Тот факт, что даже в недели громких военных успехов 1916 г. немногие наши земляки ожидали скорого окончания войны, говорит об адекватном понимании ими реального положения дел на фронтах.

Еще один вывод я смог сделать, проанализировав не только статистику материалов из архивного фонда, но и другие документальные материалы. Очевидно, что наблюдаемое уменьшение числа жалоб воинов на качество снабжения (отсутствие или низкое качество пищи, одежда и т.п.) говорит о том, что действия органов военного и государственного управления, инициированные в том числе и донесениями военной цензуры, давали положительный результат. Осенью 1914 г. доля таких писем достигала в некоторые недели 24%! Тогда как в последующие месяцы войны, вплоть до 1.01.1917 г., доля жалоб такого рода не превышала 9%, то есть уменьшилась более чем в 2,5 раза.

Удивительно, что в этих условиях нередки и такие письма, как письмо из 41-го Сибирского полка: "...настроение у солдат бодрое, прямо удивляешься, до чего терпелив русский мужик, сквозь слезы, а смеется". А другой автор писал: "...не сломить им нашего серого героя, (т.е. простого русского солдата в серой шинели. - Прим. авт.), который, не смотря ни на какие невзгоды, держится стойко и даже умирает не задумываясь. Какая масса героев! В моей роте за время моего пребывания уже есть герои с нагрудным II степени (Георгиевским крестом II степени. - Прим. авт) правда, нескольких уже недосчитываюсь".

Характерный пример работы Самарского военно-цензурного пункта и его руководителя, военного цензора отдельного корпуса жандармов Соловьевича - это одно из донесений вышестоящему начальству, где прилагается список 18 воинских частей, откуда поступило наибольшее число жалоб (голод, отсутствие теплой обуви, жестокое обращение со стороны офицеров, бездеятельность сестер милосердия).

О времени и о себе

Анализ самосознания русских воинов Первой мировой войны будет неполным, если мы не попытаемся понять, как оценивали воины-самарцы окружающий мир, людей, себя. Находясь вдали от дома, на западных рубежах империи, в условиях чуждой культуры, солдаты отмечали невысокую нравственность местного населения, судя по всему, не характерную для их родных мест. Офицер пишет о немецкой (западноевропейской) культуре: "рационалистическая религия, без поэзии, идеалов загробной жизни и высшего вдохновения, - совершенно иссушила германскую душу и вытравила из нея все гуманные начала". Ему вторит простой деревенский паренек: "Настоящая война... показала нам, что в считаемых культурными немцах нет никакой культуры, а наоборот, в них вложено бесчеловечество... варварство и настоящее бессознательное зверство ихней культуры XX века. Итак, да будем крепки и непоколебимы духом и будем бороться до последней капли крови и будем взирать на Всевышнего, да поможет он нам победить нашего вековечного врага".

Через многие годы воины-самарцы продемонстрировали высочайшие нравственные образцы боевого духа. Молодой прапорщик отвечает матери, которая хочет подыскать ему невесту: "...у меня уже есть невеста... это мой полк и знамя". Другой наш земляк пишет отцу: "...сын твой борется за Веру, Царя и Отечество и не посрамит тебя... с радостью умру со словами "Прости, отец родной. Да здравствует Русь святая... ты должен гордиться, что твой сын борется за общее и правое дело".

Военную цензуру должны были насторожить встречавшиеся мнения такого рода: "офицеры... смотрят на солдат как на рабов, а не на равноправных граждан, призванных на защиту Отечества". Негативно оценивали воины усилившуюся, почти забытую в пореформенной армии практику телесных наказаний, при этом отмечая активные действия командиров по наведению порядка и справедливости в подразделениях: "Командир полка наш приехал и порядки... улучшились, в особенности положение солдат, а то эти серые прапорщики только и знают, что морду колотят солдату... уж не досадно было бы за дело...". Воины своеобразно понимали чувство личного достоинства; впрочем, традиции обычного права в части побоев намного пережили солдат Первой мировой.

Безусловно, актуальны и для современной России слова Сергея, писавшего М.А. Николаевской в Самару: "Перенесет русский народ бодро все временные неудачи и невзгоды... Хотя все-таки нам надо много работать, а главное, изменить своей бесконечной беспечности и надежды на авось..."

Такого рода высказывания воинов, да и статистика прошедших цензуру писем опровергают весьма распространенную в среде историков позицию о том, что в глубинах русского народа "...царит "вековая тишина". Огромное количество писем воинов-самарцев по меньшей мере позволяют нам подвергнуть сомнению тезис о местническом понимании патриотизма народных масс России периода Первой мировой войны.

Социальный оптимизм, доброта и любовь к матери, нежелание ее огорчать звучат в словах солдата из письма 1916 г.: "...Мы русские - еще года 3-4 потерпим. Рибята живут весело..." (орфография сохранена. - Прим. авт.) А пожелание другого воина: "Нужно дать солдату возможность жить по-человечески, сравнять в отношениях вне службы солдата с офицером" - было вымарано цензурой, хотя и попало в донесение высшему руководству. Разумное требование солдата не подрывало устоев, но не было услышано властями.

"Сейчас стали уже общим местом рассуждения о том, что власти России начала XX в. не смогли (не захотели?) дать адекватный ответ на требования времени. Быть может, результатам кропотливой работы военной цензуры не придавалось должного значения, а слова какого-то солдата о том, что он чувствовал себя в родной роте как зверь в клетке и "накипала в нем злоба", воспринимались как аномалия лишь одного, конкретно взятого нижнего чина.

В России XXI в. цензура запрещена. Но у властей есть другие, современные средства мониторинга социально-политических процессов. Кроме того, властные структуры не лишены возможности обратиться к осмыслению опыта отечественной истории.