Николай Викторов Как-то начальник первого отдела привел ко мне двух гражданских, сказав, что с ними можно говорить о чем угодно.
Они мне предложили стать руководителем дипломного проекта студента по фамилии Берия. Я, конечно, не имел никакого понятия, кем является студент Берия. Представлял, что это грузин, и думал, что мне за него придется делать дипломный проект. А в это время на мне висели еще 3 дипломных проекта - я был их консультантом. Поэтому я очень храбро ответил: "Нет, нет, я занят!" - и отказался. Знай бы я, кто этот Берия, вряд ли так запросто отмахнулся. Но через некоторое время, может быть через несколько месяцев, меня вызвали в 3-е Главное управление и предложили прочитать дипломный проект студента Берии. Какого Берии? Да вот, сына "того". "Имейте в виду, что проект получил в принципе одобрение Сталина, и по нему будет делаться работа. То есть этот дипломный проект - рабочий проект. Прочтите его, пожалуйста, и сделайте свое заключение, как и что".
Когда я прочел его, то понял, что работать предлагаемая система не будет. Там были совершенно неправильно решены принципиальные вопросы. И я сказал: "Здесь есть ряд неправильностей, поэтому из этого ничего не получится. Вам написать замечания?" В ответ прозвучало: "Нет, нет, не надо". А консультантом проекта был Куксенко, один из двух крупнейших радиоспециалистов 1920-30 годов. Куксенко и Минц были ведущими радистами, которые были известны всем и нами, как радиолюбителями, почитаемы. Куксенко для меня был величиной первого разряда в радиотехнике.
Я ушел. Иду и автоматически думаю: как же они собираются это делать? Ведь вопросами самонаведения я занимался в работе "РГ Шторм". Говоря по существу, ко мне, как специалисту по вопросам самонаведения, были направлены те люди, которые хотели, чтобы я занимался с этим дипломником. И я подумал относительно того, что работу можно сделать, если в ней это изменить вот так, а это - так и т.п.
НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Я позвонил Куксенко по телефону: "Я прочел дипломные проект, где вы руководитель. У меня есть ряд замечаний, которые подвергают риску итоги работы. Не хотели бы вы узнать мое мнение?" Он захотел и пригласил меня приехать и рассказать все замечания по проекту и что надо переделать для его успеха. После беседы он меня поблагодарил, и мы расстались. Через некоторое время сын Берии, опекаемый отцом, получил целый институт (КБ-1), из которого были выкинуты разработчики, занимающиеся артиллерийскими делами (их отправили в Кунцево). Образовался другой институт. Я был приглашен в КБ-1 и имел разговор с сыном Берии.
После того, как Берия сказал, что я должен завтра выйти на работу в КБ-1, я спросил: "Как это выйти на работу? Я занят другой работой, которую я продолжаю вести, и, кроме всего прочего, это не мое дело. Это нужно согласовывать с министерством". Он в ответ: "Этот вопрос согласован". Я: "А с кем согласован?" Ответ: "С Шокиным". Я сказал: "Хоть я и уважаю эти слова, но мое дело - сторона. Где бумага?" Откланялся и уехал к Шокину. Рассказал, куда и зачем меня вызывали. Под конец я рассказал о приглашении в КБ-1 и о согласованности вопроса с министерством. Шокин расхохотался и потом спросил: "Кто вам это сказал?" Отвечаю: "Мне это сказал сын Берии, и он же сказал, что этот вопрос согласован с вами". Тогда Шокин перестал хохотать, покачал головой и сказал: "Может быть, может быть┘".
Затем вызвал меня мой начальник: "Ты хочешь, чтобы нас посадили?" Я, конечно, ответил отрицательно, но отказался ехать без официального направления. Договорились, что меня откомандируют на "временную работу". Издали приказ о моем временном откомандировании. Я взял под козырек и уехал в КБ-1. Но по приезде туда меня не повели к Берии, а проводили в отдельную комнату, где сидел Александр Расплетин, которого я хорошо знал. Он занимался разработкой радиолокационных прицелов для танков.
Нас оставили вдвоем. Я его спрашиваю: "Саша, в чем дело-то?" Он: "Ты понимаешь, какое положение. Тебе и мне предстоит разработать систему ПВО Московского кольца. Работа утверждена Сталиным и будет обязательно делаться". Я говорю: "Это великолепно! На такую работу кто не согласится?" Спрашиваю: "Какие-нибудь наметки есть?" Ответ: "Нет никаких". Я буквально остолбенел: "Саш, как это может быть? Такое ответственное решение и Сталиным утверждено. Этого не может быть. Ты врешь. Я-то только появился, а ты что знаешь?" Ответ: "Знаю. Но что знаю? Есть один только плакат. На нем нарисовано: наверху - самолеты летят, а снизу - идут┘ и идут ракеты на самолеты, самолеты взрываются и падают. Вот все. Это только идея".
И мы начали разрабатывать "идею". Начали с того, что решили отказаться от мысли, что мы что-нибудь знаем и что в чем-то грамотны. Перед нами стояла проблема - решить все заново. Мы не знали, как к этому легче подступиться. Пришли к следующему: сначала фантазировать любые варианты систем, которые вообще возможны. Для этого взяли огромную бухгалтерскую книгу и стали вдвоем выдумывать. В результате придумали около 20 вариантов.
Во время этой работы (примерно с неделю) мы выезжали обедать в рыбное кафе на улицу Горького (Тверскую), которое хорошо знал Саша Расплетин. Мы ели там всякую рыбу и пили коньяк. Правда, меры у меня и у него были разные. Он мог спокойно перепить и Черчилля. Подзарядившись таким образом, мы возвращались и продолжали фантазировать.
В начале следующей недели работа уже была другая. Мы развернули свою книгу и стали обсуждать наши фантазии. Перед этим условились, что фантазируем, не занимаясь пониманием законов и т.п. Теперь мы уже стали вспоминать законы, что физика разрешает, а что нет. Стали вести критический разбор собственных знаний. В результате оставили только 5 вариантов. Они были уже вполне серьезными, хотя о них нельзя было сказать, что это плохо или хорошо.
После этого мы продолжили разбор оставшихся вариантов и остановились на двух из них. Один мы назвали "Трик-Трак", а другой - "Кинжал".
"ТРИК-ТРАК" И "КИНЖАЛ"
"Трик-Трак" - это засечки координат самолета в вертикальной и горизонтальной плоскости, передача этих данных на пункты управления и командное наведение ракет с боевым зарядом на пеленгуемый самолет противника. Чтобы это видеть, каждая ракета снабжалась ответчиком, сигнал которого мы видим в том же диапазоне вместе с точкой от самолета. Задача оператора: управляя ракетой по двум координатам, свести эти точки. Было ясно, что для автоматики без ответчика нужна слишком высокая точность пеленга. Разброс пеленгуемых величин был такой, что близкое соприкосновение ракеты с самолетом в пространстве невозможно. Тогда и была придумана установка ответчика на ракеты.
"Кинжал" - вариант пассивного самонаведения на самолеты, которые подсвечиваются наземными радиолокационными станциями.
До этого мы работали только вдвоем, без консультантов. Когда мы пришли к двум вариантам, нам надо было разделить работу. Сделано это было традиционно - подбрасыванием монеты. Расплетину достался "Трик-Трак", я получил "Кинжал".
При реальном расчете количества станций для варианта самонаведения выяснилось, что объем работ по бортовому локатору самонаведения был очень велик и промышленность сейчас это не потянет. При наличии пеленга по ответчику количество станций было меньше, и систему реализовать проще. В связи с этим было принято решение работать в первую очередь по варианту "Трик-Трак".
Мы написали техническое задание (ТЗ), и я лично прочертил циркулем на карте круги радиусом 50 и 100 км вокруг Москвы. Но я никогда не думал, что след от циркуля превратится в шоссейные кольцевые дороги и другие объекты, вдоль них расположенные. Подписывали ТЗ сын Берии и Куксенко, как главные руководители, хотя они в этом не принимали никакого участия. Было совещание, на нем прозвучало мнение, из которого стало ясно, что, если все получится, лавры пожнут Куксенко и Берия. А если что не так, все шишки упадут на нас. Я выступил очень резко против этого. И вроде "оскорбил" этим Куксенко. Он был седой, а я высказался примерно так: "Это не заключение главных конструкторов, а бред сивой кобылы". За это меня вызвали в дирекцию и сказали, что должен извиниться, но я не стал этого делать. В результате был из КБ-1 срочно удален, отчитавшись за выполненную работу.
Мы с Расплетиным никаких начальных документов не подписывали, просто были рабочей силой, готовящей документы. Все подписали Берия и Куксенко. Таким был тогда порядок. Но техническая идея реализации "железа" и исходные ТЗ принадлежат двум инженерам: Александру Расплетину и Николаю Викторову.
Меня отозвали из "командировки". Я пришел к Шокину и сказал: "Явился обратно, меня выгнали оттуда". Шокин ответил: "Отправляйтесь на старое место". Так я вернулся в НИИ-20 и дальше не участвовал в создании кольца обороны Москвы. Однако не был "снят с учета" фирмы Берии.
После этого вместе с Зимнореем (директор НИИ-20) мы продолжали неофициально вести работы по проектированию своей активной головки самолета-снаряда. КБ-1 оставило за мной (поручило) создание импульсивного радиовзрывателя для ракет кольца, что я и сделал. Я проектировал эту вещь, но ее дальнейшую судьбу не знаю.
Ракета была сделана. Ее подвесили под пикирующий бомбардировщик Туполева. Старт производился с самолета, который своим локатором освещал цель во время атаки. Головка ракеты была полуактивная. Мы начали тренировочные полеты по сбросу этих ракет. Оператором летал я сам. Первые пуски были неудачными. Затем ошибки были найдены и исправлены.
ЧУЖИЕ ОШИБКИ
Но и на начавшихся испытаниях системы "сына Берии" были также сплошные неприятности. А я из КБ-1 уже был выгнан, и мои консультации закончились. В КБ-1 по-своему сделали схемы головки, которые передали на завод нашего института, и они производились у нас.
Но, раз не получалось наведение и гибли экземпляры изделий один за другим, то кто виноват? Вредители. А кто вредитель? Тот, кто производит. Не сын же Берии виноват, что для него плохо сконструировали. Поэтому его посланцы явились к нам на завод с угрозами: "Все вредители, всех надо пересажать!" Тогда начальник нашего института вызвал меня как человека, который "купался" в этих вопросах, и сказал: "Сядь. Мы тебе дадим всю документацию, разберись, что там у них не получается". Я сказал: "Нет. Я был оттуда изгнан как не имеющий допуска к таким вещам, а ты хочешь, чтобы я такую штуку сделал". "Ну, Христом Богом тебя прошу". А директор-то был свой. Он был еще начальником лаборатории "Остехбюро", когда меня туда направило ЦК.
Директор и начальник 1-го отдела меня уговорили на следующих условиях. Меня сажают в отдельную комнату, дают все документы и схемы, все полностью, и опечатывают дверь двойной печатью 1-го отдела. Я должен там сидеть взаперти и разбираться. Я сидел взаперти двое суток. Нашел главные ошибки и те, которые они сделали, не послушавшись меня. Я сказал директору, выйдя из "заключения": "Ты не виноват, виноваты они". Они сделали такие схемы, которые не работают и в принципе не могут работать.
После такого моего заявления было собрано совещание, на котором присутствовал зам. главного конструктора (черноглазый грузин) и Калмыков (он был куратор этого проекта Берии, потом стал министром радиопромышленности), также были Шокин (будущий министр электроники), наш Зимнорей, еще ряд специалистов. На совещании я заявил: "Ваши схемы неправильные, в результате неверна конструкция. Брак ваш, и вы полностью отвечаете за это. А те, кто изготавливает это, и директор Зимнорей, который здесь сидит, ни в чем не виноваты". После столь "наглого" заявления дело дошло до матерщины.
А в Керчи полным ходом шли неудачные испытания, сроки заканчивались. Был крупный скандал, т.к. это дело шло при непосредственном курировании Сталина. А он, даже по отношению к своему Берии, был достаточно крут. Дело пахло крупным "табаком". Тогда мне сказали: "Ну, хорошо. Раз вы знаете, исправляйте". Мы должны были изготовить блоки принципиально нового типа и установить их на "чужую" систему для испытания.
Началась работа казарменного типа. Участвовали Марк Штейнер, мой помощник Анатолий Локшин и техник Дима Фанберштейн. Мы были помещены в отдельную комнату (все же это было "сов. секретно"), в которой дневали и ночевали. Нас там и кормили. Так мы отработали весь срок - месяц и 10 дней.
Сделали три блока. Один блок я оставил себе для дальнейших исследований, а два отдал со словами: "Пускай ставят, подключают к этим разъемам и работают". Когда на испытаниях это было проделано, пришло известие - "Ура! Все получилось!".
Испытания системы КБ-1 завершились благополучно. Когда работа была принята на вооружение, меня и Зимнорея вызвали на совещание в 3-е Главное управление на Тверскую. Присутствовала пара сотен человек, не меньше. Оказывается, работа сына Берии одобрена Сталиным. Идет на вооружение. Летчикам, которые участвовали в испытаниях, стартовали из-под самолета, а потом сажали имитатор ракеты на скоростях до 600 км/час, присваиваются звания Героя Советского Союза. Через некоторое время объявляют, что Викторов и Зимнорей награждаются Сталинской премией 2-й степени. Это была у меня вторая Сталинская премия. Потом была еще и Ленинская. По существу я спас работу от провала. Спас и работу, и, "самое главное", сына Берии.
Мы, довольные, выходим с совещания. Здесь же рядом за столиком нам вручают конверт денег, мы расписываемся в получении награды. Вручают удостоверения, папки. Идем в ресторан на Тверской ("Арагви") и пропиваем ту часть премии, которая положена нам. Был 1952 г.
