Елена Добычина "Русская разведка в преддверии Русско-японской войны 1904-1905 гг. работала бездарно, спустя рукава, что во многом предопределило поражение царской России". Такие утверждения долгое время кочевали по многочисленным трудам исследователей, посвященных событиям на Дальнем Востоке начала прошлого века. В подтверждение приводились лишь отдельные факты и отрывочные сведения о службе военных агентов. Отчасти ученые, писавшие эти труды, выполняли идеологический заказ советской пропаганды, отчасти сказывался недостаток архивных данных.
НА СВОЙ СТРАХ И РИСК
Изученные сегодня документы того периода опровергают приведенное выше утверждение. Уже в 1902-1903 гг. русские агенты-дальневосточники довольно подробно информировали свое военное командование и правительство не только об успешном выполнении императорской Японией ее военной программы, но и об активных приготовлениях к военным операциям на Корейском полуострове и в Маньчжурии. Другое дело, что добытые разведкой сведения зачастую не анализировались должным образом в Санкт-Петербурге. Как результат - не были приняты соответствующие меры для подготовки России к вооруженному столкновению с японской военщиной.
Становление дальневосточного направления российской разведслужбы началось только с 1895 г. и имело свою специфику. Русские военные агенты в Китае, Корее и Японии за организацию и ведение дальневосточной стратегической разведки были ответственны перед Главным штабом. Генеральный штаб в то время этими вопросами не занимался. На агентов возлагались задачи по добыванию оперативной информации о военном потенциале государств Дальнего Востока, прежде всего Японии, распространении ее военно-политического влияния в регионе, степени готовности японских вооруженных сил к войне.
Сложность работы состояла в том, что получать сведения военно-статистического характера легально, как, например, в Европе, здесь было практически невозможно. В Китае и Корее просто отсутствовала серьезно осведомленная пресса, какие-либо статистические, а тем более военные отчеты не публиковались. В Японии же власти очень осторожничали, были крайне подозрительны и составляли приказы и распоряжения так, что из них многого узнать было нельзя. Поэтому даже второстепенные данные для Главного штаба добывались в ходе лично проводимых русскими военными агентами рекогносцировок и организованной ими на свой страх и риск негласной деятельности.
Эта работа существенно затруднялась вследствие незнания военными агентами (а это были, как правило, офицеры, окончившие в свое время Николаевскую академию Генерального штаба по первому или второму разрядам) японского, корейского, китайского языков и основ тайной разведки. Ведь преподавание соответствующих курсов началось в Академии Генштаба только с 1905 г. Так что вникать в тонкости секретной работы приходилось на местах и обращаться к не всегда надежным переводчикам.
В УСЛОВИЯХ БЕЗДЕНЕЖЬЯ
Уже в первые недели деятельности выяснялось, что нужны немалые деньги. Для заблаговременной вербовки требовалось, с учетом характера информации, от 300 до 1000 и более рублей в месяц. Это - только на одного тайного осведомителя. Но самое большее, на что могли рассчитывать разведчики, - это ежегодно выделяемые Главным штабом 1200 руб. в Корее и по 3000 руб. в Китае и Японии. В то время как их российский коллега в Австрии на подобные же цели получал 10 тыс. руб.
Военные агенты иногда были вынуждены занимать деньги у немногочисленных соотечественников, расходовали собственное жалованье. А оно в начале 1904 г. составляло в зависимости от того, в какой стране служил агент, от 1200 до 1500 руб. в год. Кроме того, на различные расходы - столовые, квартирные и пр. - ему выделялось еще от 3000 до 4500 руб. в год. Однако выплата этих денег, хотя они и выделялись на полгода вперед, задерживалась по причине значительной удаленности от Петербурга. Это влияло и на оперативность: значительная часть важных и срочных донесений по традиции посылалась в столицу письменными рапортами, а не телеграммами, и прибывала с опозданием. Как правило, через два с половиной месяца.
Из-за недостатка финансирования офицеры-разведчики иногда отказывались от выгодного сотрудничества с негласными агентами, поскольку оплачивать их услуги надо было немедленно. Порой замедлялась и текущая работа. Иллюстрацией служит отрывок из рапорта военного агента в Японии Генерального штаба полковника Владимира Константиновича Самойлова (сентябрь 1903 г.): "При назначении┘ мне был выдан аванс на посылку телеграмм в Главный штаб в 500 руб. Ныне он почти уже израсходован. Жалованье мне тоже не высылают уже второй месяц. Таким образом, у меня почти нет денег. Между тем надо предвидеть усиленную посылку телеграмм┘"
Нельзя забывать и об особых климатических условиях. Секретарь дипломатической миссии в Китае Юрий Яковлевич Соловьев вспоминал, что "в течение нескольких недель идут непрерывные дожди, а ночью бывает часто жарче, чем днем. Все иностранцы с трудом переносят это время года. От постоянной испарины на теле часто появляется сыпь. Канцелярские же занятия осложняются еще тем, что при писании влажной рукой бумага становится тоже мокрой┘"
Наконец, инициативу разведчиков сковывал строгий контроль со стороны Министерства иностранных дел. "Инструкция военным агентам" 1880 г. предписывала во всем следовать указаниям дипломатических представителей России на Дальнем Востоке и постоянно отчитываться перед ними. Офицеры-разведчики в своих рапортах Главному штабу нередко докладывали отличные от позиции МИДа предположения и выводы относительно военных и политических вопросов. Это не только раздражало чины внешнеполитического ведомства, но и неоднократно служило поводом для конфликтов с военными агентами.
ПРИ НЕЗАПИРАЮЩИХСЯ ДВЕРЯХ
С 1901 г. вследствие активизации Японии и обострения ситуации в регионе объем работы русской разведки значительно возрос. Но она не имела ни общего направления, ни четко разработанного плана. Это уже понимали и сами военные агенты. Первый российский военный агент в Китае Генерального штаба генерал-майор Константин Ипполитович Вогак и российский военный агент в Корее Генерального штаба полковник Иван Иван Стрельбицкий стали инициаторами проекта реорганизации разведдеятельности на Дальнем Востоке. В 1902 г. свои предложения они направили в Главный штаб. Но тот лишь "принял к сведению" присланные ими доводы. Видимо, для реализации хотя бы части предложенного Вогаком и Стрельбицким, требовались дополнительные финансы, которые изыскать было затруднительно. Скорее всего по тем же соображениям вскоре последовал и отказ Главного штаба предоставить своим военным представителям на Дальнем Востоке постоянных переводчиков и помощников - русских офицеров (должность помощника первого российского военного агента в Китае была учреждена лишь весной 1903 г.). В итоге военные агенты были вынуждены сами выполнять колоссальную канцелярскую работу, разъезжать по территориям "подведомственных" стран для составления военных описаний и сбора картографических материалов.
И это в то время как главный противник России - Япония не жалела денежных средств на организацию своей разведки в регионе. В предвоенные годы она затратила на тайную агентуру около 12 млн. руб. золотом. Так, в Корее Япония уже с 1898 г. помимо военного агента с помощником-офицером Генерального штаба имела и военно-морского агента, а также переводчиков с русского, английского, китайского и корейского языков. Более того, Токио предоставлял своей агентуре на Корейском полуострове особые секретные фонды, денежные средства на канцелярские расходы, право бесплатного пользования телеграфом.
О подобной заботе российским военным агентам приходилось лишь мечтать. Перед войной в Китае и Корее они так и не получили даже отдельного жилья, довольствуясь временно предоставляемыми дипломатическими миссиями помещениями, гостиницами, частными домами. Русский военный агент в Корее Генерального штаба полковник Леонид Рудольфович фон Раабен писал: "Не говоря уже об отсутствии самых примитивных удобств, помещение мое было таково, что ни я сам, ни посещавшие меня лица не решались говорить о деле, так как снаружи можно было не только все слышать, но, пожалуй, даже видеть┘ При незапирающихся дверях и стенах, уступающих давлению руки, хранить что-либо секретное было возможно при непрерывном присутствии кого-нибудь в комнате, что меня совсем связывало┘"
Только летом 1903 г. российское руководство приступило к разработке "Проекта положения о военных агентах на Дальнем Востоке". В документе говорилось о централизации разведывательной работы, высоких требованиях к военным агентам, регламентации их прав и обязанностей, особом статусе, независимом по отношению к чинам МИДа, разрешении проблем жилья и материальных затрат на ведение разведки. Но утверждение этого документа совпало с началом Русско-японской войны┘
