На уровне массового сознания до сих пор принято считать, что Красная Армия перед Великой Отечественной войной являла собой не только идейно сплоченную, но и спаянную железной дисциплиной силу. Действительно, нынешнему безобразному состоянию российского воинства должна быть противопоставлена хотя бы канувшая в Лету антитеза. Но, увы, это не так.
БЕСПАСПОРТНОЕ ВОИНСТВО
Вспомните, ведь преобладающую часть рядового состава Вооруженных сил СССР в 1941 году составляли колхозники, в основном русские, - люди, не имевшие даже паспортов. Понятие "родина" для этих парней и молодых мужиков, по существу, ограничивалось околицей села - чертой оседлости, за которую загнала вновь обращенных в крепостничество крестьян советская власть. Они хорошо помнили жестокости коллективизации и раскулачивания, помнили голод и мор. Этим людям была глубоко безразлична советская геополитика с ее "освободительными походами" на Западную Украину и в Западную Белоруссию, аннексией Прибалтики, фактическим союзом с Гитлером в 1939-1941 годах и т.д.
Предвоенная Красная Армия, несмотря на то, что ее военнослужащие становились с момента призыва "дважды крепостными", вовсе не была образцом сурового самоотречения от мирских утех и уж тем более идеологическим монолитом.
Мало кто знает, например, о приказе, подписанном в декабре 1938 года наркомом обороны Климентом Ворошиловым "О борьбе с пьянством в РККА" - вынужденной мере, вызванной принявшим серьезные масштабы распространением этого "недопустимого явления" в войсках. Не на пустом месте родился и указ Президиума Верховного Совета СССР (от 6 июля 1940 года) "Об усилении ответственности за самовольные отлучки и дезертирство": на совещании у нового наркома обороны Семена Тимошенко в мае того же года было заявлено, что "такой разболтанности и низкого уровня дисциплины нет ни в одной армии, как у нас".
Результатом применения вышеупомянутого указа стали тысячи приговоров, вынесенных трибуналами военнослужащим. Например, к концу 1940 года в соответствии с ним только в одном Киевском особом военном округе (КОВО) осудили более трех тысяч военнослужащих. Однако ожидаемого эффекта эти меры не давали - в том же КОВО в октябре-декабре 1940 года имели место 177 случаев дезертирства и 1083 самовольные отлучки, а в январе-марте 1941 года - соответственно 148 и 1065.
После вступления советских войск в Прибалтику и во время войны с Финляндией особые отделы начали строчить донесения о появлении весьма тревожных для советского руководства настроений в войсках. Красноармейцы и даже командиры в частных разговорах позволяли себе рассуждать о более высоком уровне жизни в странах Балтии и даже ставили под сомнение справедливость войны с "белофиннами". И это при том, что призывать в ряды армии и флота старались исключительно "благонадежных"!
"РУС, СДАВАЙСЯ!"
Попав в страшную мясорубку первых месяцев войны, потеряв связь со своим командованием, крестьяне в шинелях в огромной своей массе были настроены только на одно - как бы выжить! И сдавались, сдавались, сдавались немцам. В 1941 году безвозвратные и санитарные потери наших войск (убитые, раненые, пропавшие без вести и пленные) составили 4,47 млн. человек, из них было убито или умерло от ран на этапе эвакуации с передовой 465,4 тыс. человек, то есть чуть более 10%. Зато около 50% (2,34 млн. человек) числятся пропавшими без вести и попавшими в плен - таковы официальные данные нашей страны.
Любопытно сравнить эту цифру - 2,34 млн. человек - со скрупулезно подсчитанным в вермахте количеством советских военнопленных. Согласно германским источникам, в 1941 году во вражеском полоне оказалось 2,56 млн. советских военнослужащих. Очень схожие цифры! Можно предположить, что разницу составляют угодившие в руки оккупантов совпартработники, милиционеры, пожарные, железнодорожники и т.д.
Короче говоря, факт остается фактом: практически половина людских потерь Вооруженных сил СССР в 1941 году приходится на сдавшихся в плен. Очевидно, что объяснить столь массовое явление ранениями, контузиями, бессознательным состоянием, отсутствием боеприпасов нельзя. Конечно, какая-то часть советских военнослужащих была пленена, попав в безвыходную ситуацию. Но абсолютное большинство сложило оружие добровольно.
За Вторую мировую войну из германских вооруженных сил дезертировало около 2600 (!) человек (не учитывая "восточные войска" из бывших советских военнопленных). В то время как в СССР осудили за дезертирство 376,3 тыс. человек и еще 212,4 тыс. беглецов разыскать не удалось. Всего в годы Великой Отечественной войны советские военные трибуналы вынесли обвинительные приговоры почти миллиону военнослужащих, из которых 135 тыс. расстреляли, 436,6 тыс. посадили за колючую проволоку, а 422,7 тыс. направили в штрафные части. Такой размах деятельности военной Фемиды вряд ли знали вооруженные силы других стран-участниц войны.
Да, мы помним об отчаянном героизме многих, очень многих советских воинов в первые месяцы Великой Отечественной. Но в целом личный состав первого эшелона Красной Армии по своим морально-боевым и психологическим качествам уступал противнику. Это ведь в первую очередь горожане - бойцы дивизий народного ополчения, цвет рабочего класса и интеллигенции, полегшие под Москвой и Ленинградом, с самого начала понимали, что Родина простирается от Бреста до Чукотки и от Мурманска до Кушки и что за Отечество надо стоять насмерть. Что же касается основной массы беспаспортных сельских мужиков, то прошло некоторое время, прежде чем они осознали, что враг, напавший на чуждую им большую советскую Россию (СССР), несет погибель и им лично, их семьям.
ПРЕДАТЕЛЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
Как объяснить то, что в вермахте, войсках СС и полиции служили 1,2 млн. советских людей, большинство которых составляли вовсе не одержимые комплексом национальной мести "русским завоевателям" чеченцы или крымские татары, а как раз сами русские?
Разумеется, предательство нельзя оправдывать. Но нельзя и отрицать тот факт, что набору во вражескую армию советских военнопленных способствовал сам товарищ Сталин, довоенными репрессиями превративший в потенциальных изменников очень многих своих граждан и потом заявивший: "Нет русских военнопленных. Русский солдат бьется до смерти. Если он выбирает плен, то он автоматически выбывает из русской общности". Как известно, Сталин отказался принять предложения Красного Креста об оказании помощи советским военнопленным, аналогичной той, которой пользовались в немецких концлагерях военнопленные других стран. Зачастую поступление на службу к противнику (непосредственно в вермахт или в структуры типа власовской РОА) было единственной возможностью выжить. Кстати, 233,4 тыс. советских военнопленных, "освобожденных" из немецких концлагерей Красной Армией, были направлены после разборок в СМЕРШе в концлагеря ГУЛАГа.
Дополнительным генератором измены было и золотоордынское отношение советского командования к собственным солдатам. Даже после гибели на поле боя! Вот о чем докладывал в октябре 1943 года в Главпур бывший зампред Львовского облисполкома Петренко: "Немцы крепко учитывают психологическое воздействие на живых солдат соблюдения ритуала погребения и воспринимают его как заботу о человеке даже после его смерти. У нас же все наоборот - полное пренебрежение к трупам убитых. По дорогам от г. Каменска Ростовской области до Харькова я немало встречал убитых красноармейцев, тела которых валялись по 10-15 дней на дорогах в грязи, в канавах, в полях. По этим дорогам проезжают воинские части и наблюдают недопустимую картину нашей халатности. Для каждого воина Красной Армии совсем не страшна смерть, по-моему, очень страшно очутиться на месте убитого, брошенного на дороге, как что-то никому не нужное, забытое".
После войны в России не жалели денег на монументы солдатам, зато на захоронение их останков денег почему-то не хватает до сих пор - этим занимаются не наши лицемерные власти, а энтузиасты-поисковики.