Аркадий Ровнер Учение Рене Генона возникло как ответ на запрос эпохи относительного затишья после шквалов двух мировых войн, жаждавшей пророческих всполохов и высоких обобщений. Выводы, которые несли с собой теософия, антропософия, Ауробинда Гхош и Джиду Кришнамурти, были недостаточно универсальными и пригодными для частного употребления. Догматическая несводимость монотеистических и восточных традиций несла в себе потребность в ее преодолении, и задачу эту взял на себя Генон.
Творец традиционализма
В великих религиях прошлого и особенно в Священных Писаниях иудеев, христиан и мусульман внимательному взгляду виден был общий трансцендентный Исток, который старательно затенялся каждой отдельной системой.
Ответ, найденный Геноном, издавна брезжил в системах великих метафизиков и прежде всего в Упанишадах, у Шанкары, Платона и Плотина. Однако Генон нашел предельно емкую и ясную формулу и связал вечные принципы, или идеи, с их религиозными и социально-культурными приложениями.
В каком-то смысле Генон построил алгебраическое уравнение и определил неизвестное как предвечную Традицию, стоящую за множественностью проявленных экзотерических традиций. Решенная им задача вызвала чувство удовлетворения у тех, кому она помогла выбраться из тупика исключительности отдельных истинных религий и их несовместимости друг с другом.
Задача возвращения к утраченной универсальной Традиции была поставлена Геноном перед западной цивилизацией с категоричностью древних пророков, напоминавших пламенные обличения Исайи и Иеремии.
Под натиском войн и революций крошились монархии и империи. Казалось, Запад не в состоянии противостоять этому безумию. В Европе в первой половине прошлого столетия проходил «левый марш» радикальных художников и интеллектуалов, выступавших против буржуазного искусства, религии и метафизики, объявленных классовыми, а потому враждебными и ложными, в то время как консерватизм проигрывал битвы по всем фронтам окончательно и бесповоротно.
«Революционное» заявление Карла-Густава Юнга прозвучало тогда очень своевременно: «Любой, кто пытается мыслить честно, должен признать недостоверность какой бы то ни было метафизической позиции, в том числе недостоверность всех вероисповеданий. Он должен признать неудостоверяемую природу всех метафизических положений и примириться с тем, что способность человеческого рассудка вытаскивать себя из болота за волосы ничем не подтверждается». Идеи эти казались самоочевидными, а главное – созвучными эпохе «штурма и натиска».
Оказалось, что это не совсем так и что у старой Европы еще был резерв, и назывался он сверхконсерватизмом. В лице Рене Генона этот сверхконсерватизм также выступил против современного мира, современной науки и искусства, но не с плоских позиций культурного радикализма, а от имени вечной мудрости, которую несла в себе предвечная Традиция.
В отличие от Юнга Генон обращался не к «любому, кто пытается мыслить честно», а к человеку, наделенному интеллектуальной интуицией, способному подняться до созерцания вечных истин.
Творец традиционализма обрушился с беспощадной критикой на утратившую свое первородство профаническую цивилизацию Запада. Он резко противопоставил современному разлагающемуся Западу традиционный Восток, сохранивший в известной мере традиционные структуры. Генон видел себя прежде всего человеком, который несет европейцам некие извечные истины, на Западе полностью забытые. Европа, по мнению Генона, страдает из-за отсутствия как раз того, что она себе приписывает и чем больше всего кичится. Речь идет об интеллектуализме, который в Европе деградировал до уровня примитивного релятивизма и пошлого сентиментализма.
В отличие от сложной и многообразной архитектуры традиционного общества профанический мир стремится к достижению негибкого подавляющего однообразия; все формативные силы направлены в нем к этой цели. Нетрадиционное общество утратило не только принципы, но одновременно и идею призвания, дара служения. Человек нетрадиционного общества – это прежде всего человек без призвания, пролетарий.
В отличие от пролетария ремесленник традиционного общества осознает свой труд как форму божественного служения и как сакральный ритуал. Занятие ремеслом и даже инструменты ремесленника символизируют особые аспекты Бога. Занятие ремеслом связано с идеей особого рода духовного пути, при котором внутреннее продвижение соотносится с качеством внешних усилий. Не количество, а качество является императивом традиционного общества. Подражание принципам является целью его.
Все традиционные доктрины соглашаются в том, чему следует подражать: земные формы предназначены подражать божественным образцам, художник – следовать божественному оригиналу, а не самовыражаться или рисовать копии с копий.
Современная цивилизация не только не исчерпала свои возможности, но еще не подошла к их использованию. Эсхатологизм нашего времени, по мнению Генона, порожден исчерпанностью профанического знания. Полное торжество профанического знания неизбежно ведет к распаду цивилизации. Конец света – это только конец профанического мира и его иллюзий. И тем сильнее глубочайшее ощущение абсолютной победы, чем ближе такой «конец света».
Вехи жизни
Рене-Жан-Мари-Жозеф Генон родился во французском городке Блуа в 1886 году в семье, придерживающейся строгих католических традиций. В 1904 году, окончив у себя на родине католическую школу, Генон приезжает в Париж, где учится на математическом отделении коллежа Роллена. Биографы отмечают, что увлечение математикой повлияло на стиль и манеру его писаний, а его католическое воспитание – на интеллектуальный ригоризм и бескомпромиссность его учения.
Вскоре, увлекшись восточными учениями, Генон оставляет математику и вступает в ложу ордена мартинистов, возглавляемую известным оккультистом Папюсом, чье имя позже стало для Генона символом профанации высоких истин. Ему понадобилось несколько лет для того, чтобы, разочаровавшись в учении мартинистов в папюсовской версии, порвать с кругом Папюса.
Причиной был личный конфликт с Папюсом, побудивший последнего лишить Генона всех полученных им «степеней» и «градусов». Генон посвятил две свои книги критике современных ему оккультистских течений. В 1920-е годы вышли «Теософия: история одной псевдорелигии» и «Спиритическое заблуждение». В них, так же как и в более поздних своих работах, Генон не упускал случая продемонстрировать полное невежество оккультистов.
Четко различая декадентский западный оккультизм и традицию истинного знания, еще сохранившуюся на Востоке, Генон обратился к изучению индуизма и получил посвящение у одного из представителей школы Адвайта-Веданты. Как это часто бывает с духовными учителями, о его наставнике известно очень мало. Позже, намекая на этот источник, Генон напишет: «Тем, что у нас есть интеллектуального, мы обязаны исключительно Востоку». Результатом погружения в эту традицию стали книги Генона: «Общее введение в изучение индуистских доктрин», «Восток и Запад» и, наконец, «Человек и его становление согласно Веданте».
Однако наиболее сильное влияние Генон испытал, столкнувшись с живой традицией исламского эзотеризма. Можно предположить, что для Генона ислам был самой близкой формой божественного Откровения. В 1912 году он принял ислам и получил посвятительное имя Абд-эль-Вахд-Яхья, что означает «Служитель Единого».
Начинается Первая мировая война, которая для Генона является неоспоримым свидетельством духовного краха Запада и предварением еще более значительных событий. Он работает над серией книг. Вскоре выходят «Царь мира», «Духовный авторитет и светская власть».
В 1930 году, вскоре после смерти своей первой жены, Генон навсегда покидает Европу и переселяется в Египет, в Каир. Он женится на дочери шейха из рода фатимидов и начинает вести строгую и суровую жизнь мусульманина, принадлежащего суфийскому ордену Шадилийя. Он регулярно посещает мечеть и регулярно практикует «зикр», бесчисленное число раз повторяя имя Аллаха. Одновременно он продолжает писать и печатать свои работы в европейских журналах «Традиционные исследования» и «Покрывало Изиды» и издает такие важные труды, как «Символизм креста», «Царство количества и знамение времени», «Великая триада», «Эзотеризм Данте» и другие.
После окончания Второй мировой войны Рене Генон, с детства отличавшийся слабым здоровьем, много болеет, однако продолжает вести строгую жизнь аскета, предписанную ему уставом ордена Шадилийя. Генон скончался в Каире в январе 1951 года, оставшись до конца правоверным мусульманином.
Провозвестник последних истин
Еще при жизни Рене Генон стал живой иконой для целого поколения европейских востоковедов, мистиков и свободных мыслителей и серьезным авторитетом среди мусульманских богословов и законников.
Он обратился к тем немногим европейцам, кто сумел противостоять интеллектуальному убожеству своего времени. То есть к тем, кто за множественностью профанных «традиций» смог увидеть трансцендентную Традицию как совокупность «сверхчеловеческих» знаний, полученных некогда через божественное Откровение.
Сама Традиция, по утверждению Генона, может быть разделена на эзотерическую и экзотерическую. Ее экзотерическая сторона появляется, когда уже невозможно сохранять содержание сакрального знания, но еще может быть сохранена его форма. Религии, утратившие сакральное содержание, являются, по Генону, экзотерической оболочкой Традиции, чем и определяется их социально-историческая функция.
Ядром эзотерической составляющей Традиции является метафизика, а периферию образуют так называемые традиционные науки: астрология, алхимия, нумерология и магия.
Все эти науки носят символический характер, «ибо учение, касающееся невыразимого, может быть преподано лишь с помощью соответствующих символов, служащих подспорьем для созерцания».
«Традиционной цивилизацией, – писал Генон, – мы называем цивилизацию, основанную на принципах в прямом смысле этого слова, то есть такую, в которой духовный порядок господствует над всеми остальными, где все прямо или косвенно от него зависит, где как наука, так и общественные институты суть лишь переходящее, второстепенное, не имеющее самостоятельного значения приложение чисто духовных идей».
В Европе концепция, излагаемая Геноном, нашла большое число сторонников и последователей, которые в 30-х и 40-х годах прошлого века развивали многие его темы, переписывались с ним и посещали его в Египте. Так постепенно зародилось основание той интеллектуальной эзотерической элиты Запада, формирование которой было важнейшей миссией Рене Генона.
Среди его последователей и прямых учеников наиболее известны Мишель Вальзан, Фритьоф Шуон, Титус Букхардт, Юлиус Эвола, Марко Паллис, Рене Алляр и многие другие. Постепенно влияние Генона распространяется и в академической среде так называемых историков религии (Мирче Элиаде, Анри Корбен), в сфере политики и политической идеологии (Шарль Моррас, Леон Доде, Юлиус Эвола) и среди деятелей искусства (Андре Жид, Андре Бретон и Рене Домаль).
В Россию идеи Рене Генона пришли лишь в шестидесятые годы прошлого века, с опозданием на несколько десятков лет. Среди первых горячих приверженцев этого учения были такие небезызвестные в альтернативной культуре того времени люди, как Евгений Головин, Юрий Стефанов и Юрий Мамлеев. Сегодня, почти через 50 лет, учение Генона претерпело положенный всякой новой системе процесс трансформации и стало менее бесспорным и обязательным, чем оно было первоначально.
В творческой перспективе его адептов оно трансформировалось соответственно в эзотерическую алхимию и интеллектуальный магизм. Однако полная политизация высокой утопии Рене Генона и его приспособление для примитивных геополитических схем – удел уже следующего поколения его адептов.
В ретроспективе прошедших десятилетий по-новому стало смотреться и само учение Генона, четче обозначилась его ограниченность. «Этот автор далеко не бесспорен, – пишет о нем один из его российских «первооткрывателей» Евгений Головин. – Если частные интерпретации и трактовки метафизических истин и символов интересны и глубоки, общая историческая или, вернее, внеисторическая перспектива представляется одновременно категорической и утопической. Трудно вообразить сверхотдаленные эпохи цивилизаций, сугубо традиционные, трудно вообразить стиль, условия, быт тогдашней жизни.
Побуждает ли Рене Генон к платоновскому анамнезису? Нет, поскольку «пещера» Платона иллюстрирует вечную дилемму человеческого существования. Можно ли думать о «царстве Традиции» как о Золотом веке? Сомнительно и все же ближе к истине, ибо Генон вполне сочувствует теории циклов».
Вчитываясь в труды Генона, проникнутые духом высокого интеллектуализма, в его ригористическую, не терпящую сомнений догматику, мы неожиданно сталкиваемся с обжигающим огненным началом открывателя и провозвестника последних истин. И все это вопреки его утверждению, что он ничего не открывал, ибо нельзя ничего открыть в области метафизики.
Генон нашел для своих идей единственно верные слова. И что примечательно: сделал он это в первой половине ХХ столетия, в эпоху, когда слова, казалось, утратили всякую силу. На фоне зарождающихся тоталитарных диктатур, мировых войн и революций его образ, похожий на закованного в латы средневекового рыцаря с пылким сердцем, зачарованного видением чаши Святого Грааля, кажется до сих пор невероятно притягательным для многих ищущих истину.
