Александр Печенкин В нынешнем году исполнилось 100 лет со дня рождения Ивана Проскурова – одного из первых Героев Советского Союза, сделавшего незадолго до начала Великой Отечественной войны фантастическую карьеру в Красной армии. Менее чем за два года он прошел путь от рядового летчика до заместителя наркома обороны. Однако осенью 1941-го его расстреляли, после чего имя воздушного аса и начальника военой разведки надолго было вычеркнуто из истории Вооруженных сил нашей страны.
ВОЙНА В ИСПАНИИ
Иван Иосифович Проскуров родился в феврале 1907 года. Окончив в 1933-м Сталинградскую летную школу, он стал летчиком-инструктором, а с декабря 1934-го командовал отрядом тяжелых бомбардировщиков.
В короткий срок Проскуров стал классным пилотом. В августе 1936 года вся страна с волнением следила за рекордным перелетом Валерия Чкалова из Москвы на Дальний Восток. При посадке на острове Удд самолет АНТ-25 получил повреждения. Требовалось срочно доставить из столицы группу авиаспециалистов и запчасти для ремонта чкаловского самолета. Экипаж старшего лейтенанта Ивана Проскурова блестяще справился с этим заданием и был отмечен в приказе наркома обороны.
Вскоре Проскуров добился направления в Испанию, где шла ожесточенная гражданская война. Энергичный, стремительный летчик рвался в бой. Но советские самолеты еще не прибыли, а потому республиканским пилотам приходилось летать на машинах устаревших типов, которым больше подходило место в музеях, чем в боевом строю.
Иван быстро научился управлять французским бомбардировщиком «Потез-54», который наши летчики в насмешку именовали «протезом». Несмотря на слабые тактико-технические характеристики самолета, Проскуров бесстрашно отправлялся на задания и наносил бомбовые удары по объектам в тылу противника, ускользая благодаря умелому маневрированию от атак вражеских истребителей. Однажды его все же подбили, но он дотянул до линии фронта и мастерски посадил израненный самолет.
Затем Проскуров продолжал сражаться в должности командира эскадрильи скоростных бомбардировщиков СБ. Гавриил Прокофьев, штурман в экипаже Ивана Проскурова, вспоминал: «В этот период с особой силой раскрылись его организаторские способности и талант мужественного воздушного бойца. Десятки раз водил он эскадрилью для нанесения ударов по портам, военно-морским базам и кораблям противника. И каждый раз – новые тактические приемы, хорошо продуманные варианты захода на цель, преодоление зон зенитного огня и противодействия истребителей. Для достижения внезапности при налете на сильно укрепленную военно-морскую базу Кадикс удар был спланирован на раннее утро. Весь полет совершался в ночное время над открытым морем. Это был первый ночной полет на самолетах СБ. Замысел командира был успешно осуществлен. Широко применял Проскуров тактику свободного маневрирования по высоте и направлению в зоне зенитного огня. Под его руководством эскадрилья успешно участвовала в Гвадалахарской и Теруэльской операциях».
В марте 1937 года Проскурову поставили задачу: разбомбить основную станцию снабжения союзников франкистских мятежников – итальянцев – Сигуэнса. Для достижения внезапности он повел эскадрилью в обход цели с востока, откуда противник меньше всего ожидал налет. Шли на пределе высоты, прикрываясь холмистой местностью. Неожиданно для врага самолеты оказались над нужным объектом. Станция была до предела забита железнодорожными составами, среди которых выделялся эшелон цистерн с горючим. На них и обрушились бомбы. Сигуэнса превратилась в огненный ад.
С 9 марта командование республиканских ВВС организовало своего рода «самолетный конвейер» с таким расчетом, чтобы непрерывно наносить по наступавшим итальянским фашистам удары с воздуха. Пока одна группа бомбила, другая шла от цели, третья заправлялась, четвертая уже взлетала. Проскуровцы совершали по три-четыре вылета в день. Потери элитных итальянских дивизий были огромны. Республиканская пехота завершила разгром интервентов. К исходу 12 марта наступление итальянского корпуса сменилось короткой обороной, которая вскоре превратилась в отступление. Это назвали «чудом под Гвадалахарой».
В дальнейшем Проскурову пришлось летать не только над сушей, но и над морем, хотя самолет СБ для этого не был приспособлен. Однако обстановка требовала совершать даже невозможное, и подчиненные Ивана Иосифовича вскоре стали настоящими морскими летчиками. Будущий адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, выполнявший в Испании обязанности военно-морского советника, высоко оценил боевую работу Проскурова: «Это был мужественный человек. Когда ему предлагали лететь бомбить Гранаду или Малагу, он больше интересовался, хватит ли горючего, в какое время лучше появиться над объектом, и меньше всего думал о том, насколько это опасно. Вместе со штурманом Прокофьевым он водил свой отряд на предельный радиус действия как на суше, так и на море».
ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ ПРЫЖОК
Лето 1937 года. Наступила страшная пора для Красной армии. Было объявлено о разоблачении «военно-фашистского заговора в РККА». Выступая 2 июня на заседании Военного совета, Сталин потребовал выявить всех заговорщиков и шпионов в Вооруженных силах. После чего аресты командиров и политработников приобрели обвальный характер. Появилось много вакантных должностей, и началось массовое выдвижение молодых кадров.
«Вождя всех народов» не смущало, что у многих людей, занявших высокие посты в армии и на флоте, нет ни соответствующего военного образования, ни опыта. Важнее всего то, что они молоды, честолюбивы, прошли школу современной войны, а главное – преданы ему. Особое внимание уделялось Героям Советского Союза – «сталинским соколам». Кстати, следует подчеркнуть, что высшую степень отличия к лету 1937 года имели менее 30 человек.
21 июня 1937 года нарком обороны Климент Ворошилов направил Сталину представление о присвоении звания Героя Советского Союза 17 сражавшимся в Испании командирам РККА. Шестой пункт документа гласил: «Ст. лейтенант ПРОСКУРОВ Иван Иосифович... В Испании командир эскадрильи СБ. Налеты скоростных бомбардировщиков республиканской авиации (СБ) на аэродромы, станции и склады, другие объекты противника производились без прикрытия истребителями и в большинстве случаев сопровождались самостоятельными воздушными боями, которые самолетам СБ приходилось вести с истребителями противника. В этих трудных условиях тов. ПРОСКУРОВ выполнил 46 боевых полетов продолжительностью свыше 120 часов, из коих большинство по объектам (целям), расположенным в глубоком тылу противника и защищенным зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Этими налетами противнику были нанесены громадные потери на его аэродромах – сожжены и разбиты десятки самолетов, на железнодорожных путях и станциях – уничтожены многие воинские эшелоны, и на фронте – выводилась из строя и деморализовывалась живая сила мятежников. Во всех этих многочисленных боевых операциях тов. ПРОСКУРОВ обнаруживал исключительное мужество, спокойствие и выдержку. Его самолет не раз оказывался пробитым осколками снарядов зенитной артиллерии и пулями истребителей. Тов. ПРОСКУРОВ пользуется заслуженной репутацией исключительно смелого, хладнокровного и храброго бойца и командира».
Прочтя документ, Сталин зачеркнул слова «старший лейтенант» и вписал «майор». Так начался феноменальный карьерный взлет Ивана Проскурова. В том же году ему присвоили звание полковника, а в начале следующего, 1938-го – комбрига. Он возглавил авиационную бригаду и был избран депутатом Верховного Совета СССР, делегатом XVIII съезда ВКП(б).
Проскуров много работал, стремясь освоить новый круг обязанностей. В то время началось создание крупных авиационных объединений – Армий особого назначения (АОН). Около года Иван Иосифович командовал 2-й АОН, штаб которой располагался в Воронеже. Ему присвоили звание комдива и включили в новый состав Военного совета при наркоме обороны (90% старого состава было уничтожены), а апреле 1939 года совершенно неожиданно назначили начальником Разведывательного управления РККА – заместителем наркома обороны СССР.
Иван Иосифович пытался отказаться от этого нелепого назначения, просил не поручать ему дело, которого он не знает и не любит. Но Сталин придерживался принципа «любой человек – на любое место».
Надо напомнить, что Проскуров стал уже пятым начальником Разведуправления Красной армии за два года. Четыре его предшественника – Семен Урицкий, Яков Берзин, Александр Орлов и Семен Гендин – один за другим были расстреляны. Кроме них погибли многие начальники отделов и других подразделений разведки. Из-за границы отозвали и казнили немало разведчиков, военных атташе...
В результате кровавой чистки число специалистов в военной разведке сократилось до минимума. Полученные из-за границы донесения подолгу оставались нерасшифрованными. Некому было анализировать поступающие материалы об организации зарубежных армий, о новинках военной техники. «В архиве есть много неразработанных ценных материалов,– докладывал наркому Проскуров.– Сейчас разрабатываем, но там целый подвал, колоссальное количество литературы, над которой должна работать целая бригада в количестве 15 человек в течение пары лет». Он много раз просил Ворошилова для ускорения работы увеличить штат сотрудников, но всегда получал отказ. Маршал отвечал: «Покажите прежде всего товар лицом, тогда дадим людей».
Получив такое тяжелое наследство, Иван Иосифович принялся набирать пополнение. Это было очень трудно. Приглашенные им в Разведупр командиры из различных родов войск не знали специфики этой работы и зачастую слабо владели иностранными языками. А иные отказывались переходить на службу в разведку, не желая повторить трагическую судьбу репрессированных сотрудников РУ. Проскуров заверял, что у него большие полномочия от самого Сталина, поэтому он сможет защитить своих людей от произвола Лубянки, но этим обещания мало кто верил.
Тем не менее в 1939 и 1940 годах обстановка несколько улучшилась: «большой террор» в армии прекратился, с трудом восстанавливались прерванные контакты с зарубежной агентурой. Проскуров в отличие от многих больших начальников не пытался выглядеть всезнающим, не считал для себя зазорным учиться у подчиненных, советоваться с немногими уцелевшими профессионалами.
Но работать было очень трудно. В Советском Союзе, как и в других государствах, имелись противоречия и постоянное соперничество между спецслужбами. А если учесть, что во главе НКВД стоял опытный политический интриган Лаврентий Берия, становится ясно, насколько сложным было положение Проскурова, который, конечно, не являлся политической фигурой и не имел постоянного выхода на главу страны. Если Берия бывал у Сталина почти ежедневно, то Иван Иосифович за весь 1939 год посещал кабинет вождя девять раз, а в 1940-м – лишь четыре раза.
Проскуров завидовал друзьям, которые летали на новейших самолетах, и мечтал вернуться в авиацию. Несколько раз Проскуров просил о переводе в ВВС, но безрезультатно.
СТРАШНЫЙ ФИНАЛ
Возвращение Проскурова в авиацию все-таки произошло, но совсем не так, как хотелось бы. Война с Финляндией выявила многие проблемы в Красной армии. Советское руководство решило пойти на крупные кадровые перестановки в РККА: сменился нарком обороны и многие его заместители, начальник Генерального штаба и руководители главных управлений НКО.
При анализе уроков финской кампании Ворошилов пытался переложить часть своей вины на разведку. «Плохо поставленное дело военной разведки вообще особенно отрицательно отразилось на нашей подготовке к войне с Финляндией, – говорил маршал на Пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 года. – Наркомат обороны и Генеральный штаб, в частности, к моменту начала войны с Финляндией не располагал сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника, качестве войск и их вооружении, особенно плохо был осведомлен о действительном состоянии укрепленного района на Карельском перешейке, а также об укреплениях, построенных финнами в районе озера Янисярви – Ладожское озеро».
Это утверждение наркома было не вполне правдивым. Разведка заблаговременно выявила и доложила Генштабу основные сведения о линии Маннергейма и об организации финской армии. Но советское руководство проигнорировало эти данные, что и привело к печальным результатам.
Во время войны Проскуров выезжал в действующую армию для оказания помощи войсковой разведке и организации разведовательно-диверсионных отрядов. Конечно, обезглавленная в 1937 году военная разведка не успела полностью восстановиться к 1939 году, но обвинения Ворошилова в ее адрес были чрезмерными. Он заявил: «Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет или почти нет. Военную разведку, достойную нашей страны и армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно короткий срок. Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную группу работников для этой цели».
Слишком поздно заговорил маршал о выделении квалифицированных специалистов, об этом надо было позаботиться до начала войны. Выступая 17 апреля 1940 года на совещании по итогам войны, Проскуров отверг несправедливые обвинения в адрес Разведупра и предложил ряд мер по совершенствованию его работы. Но...
В июне 1940 года в РККА были введены генеральские звания. Проскурова – теперь уже генерал-лейтенанта – вскоре после этого назначили заместителем начальника Главного управления ВВС. Он стал руководить дальнебомбардировочной авиацией. Иван Иосифович редко засиживался в своем московском кабинете. Чаще его можно было встретить на аэродроме, среди летчиков и штурманов.
Тренировки, ночные полеты, освоение новой техники. Шла напряженная боевая учеба. Но бурный рост отечественной военной авиации сопровождался большим количеством аварий и катастроф с человеческими жертвами. Это объяснялось сложностью пилотирования новых самолетов, недостаточной квалификацией летчиков, обученных по сокращенной программе, а также многочисленными нарушениями летных правил. Начальник же ВВС Рычагов считал главной причиной аварий конструктивные недостатки новых самолетов, о чем открыто заявлял.
Представители авиапромышленности и авиаконструкторы придерживались иной точки зрения, возлагая всю вину на недисциплинированность и низкую квалификацию военных летчиков. Обиженный несправедливыми упреками в адрес подчиненных, Рычагов сказал Сталину: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах».
Но вождь на сей раз поддержал авиастроителей, а не Рычагова. 9 апреля 1941 года было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об авариях и катастрофах в авиации Красной армии», в котором отмечалась неспособность руководства ВВС наладить дисциплину и добиться снижения аварийности. За сокрытие недостатков, имевших место в авиации РККА, наркому обороны Семену Тимошенко объявлялся выговор, Рычагов был снят с поста заместителя наркома и начальника ВВС, а начальника отделения оперативных перелетов штаба ВВС полковника Миронова отдали под суд.
О Проскурове в постановлении не было ни слова. 12 апреля нарком Тимошенко представил в Политбюро проект приказа о наказании виновных. Ознакомившись с проектом, Сталин написал: «Т-щу Тимошенко. Согласен с той, однако, оговоркой, чтобы в приказ был включен абзац о тов. Проскурове и чтобы тов. Проскуров был предан суду наравне с тов. Мироновым. Это будет честно и справедливо».
В тот же день вышел приказ наркома обороны № 0022, в котором, в частности, говорилось: «Заместителя начальника Главного управления ВВС Красной армии генерал-лейтенанта авиации Проскурова И.И. за явно преступное распоряжение, нарушающее элементарные правила летной службы, в результате чего произошло 3 катастрофы, при которых погибло 7 человек и ранено 2 человека, от занимаемой должности отстранить и предать суду».
Что характерно: следствие еще не проведено, суда не было, а действия будущих подсудимых уже квалифицированы как «явно преступные». Впрочем, в те времена и суд ничего не решал сам, а лишь выполнял указания высоких инстанций. И такое указание вскоре последовало. 4 мая 1941 года Сталин, видимо, решил, что зря погорячился и подписал решение Политбюро, в котором говорилось: «Предложить Прокурору СССР тов. Бочкову в отношении генерал-лейтенанта авиации Проскурова и полковника Миронова рассмотреть их дело на суде и, имея в виду их заслуги по работе в Красной армии, ограничиться общественным порицанием».
Отстраненный от работы Проскуров тяжело переживал вынужденное безделье. В отличие от некоторых вчерашних лейтенантов, волею Сталина вознесенных на военный Олимп, Иван Иосифович не страдал звездной болезнью и был готов пойти на любую должность, лишь бы быть в авиации, со своими друзьями-летчиками. Но в наркомате обороны с новым назначением не спешили.
18 июня Проскурова в его московской квартире навестил Гавриил Прокофьев. Иван радушно встретил боевого друга, но было видно, что неопределенность положения его угнетает. «Худо мне, Гаврюша, все темнят с назначением».
Разговорились о напряженной обстановке на западной границе, о предстоящей войне. В это время прозвучал телефонный звонок. Прокофьев слышал, как Проскуров говорил с самим «хозяином»: «Чувствую себя нормально, жду приказа о назначении. Нет, товарищ Сталин, я готов на любую должность. Я еще молод. Назначьте на дивизию. Готов туда. Согласен на Одессу. Нет, товарищ Сталин, я готов на любую должность. Любую».
После телефонного разговора Иван Иосифович долго молчал. Друг, видя его подавленное состояние, не донимал расспросами. Затем он тихо сказал, имея ввиду наркома обороны Тимошенко: «Понимаешь, Гаврюша, не пойму, чего этот лысый добивается. Мало ему, так вот опять преподносит Сталину, что, дескать, капризничает Проскуров, перебирает должности».
Наконец, после двух месяцев вынужденного простоя Проскуров получил назначение на должность командующего ВВС 7-й армии, расположенной в Карелии.
22 июня семья генерала собиралась провести на природе. Известие о начале войны перевернуло все планы. Проскуров срочно уехал в штаб ВВС, вернулся домой поздно вечером. С дочерьми простился дома, жена проводила его на Ленинградский вокзал. Больше родные Ивана Иосифовича никогда не видели. Он успел прислать с фронта несколько писем. Потом все оборвалось.
Всего четыре дня успел повоевать на этот раз генерал Проскуров. 27 июня его арестовали и доставили в Москву. На Лубянке предъявили обвинение, что он был «вовлечен в заговорщическую антисоветскую организацию, по заданию которой проводил враждебную работу по ослаблению военной мощи СССР. По возвращении из Испании тормозил боевую подготовку летного состава, не боролся с аварийностью».
В число «заговорщиков» были зачислены генералы Локтионов, Проскуров, Рычагов, Птухин, Пумпур, Смушкевич, Штерн (кроме Локтионова все они были Героями Советского Союза, а Смушкевич – дважды Героем). Признавая, что в их служебной деятельности были отдельные ошибки и упущения, подследственные категорически отрицали наличие злого умысла, а тем более – военного заговора. Но нарком внутренних дел СССР Берия и его подручные настойчиво его фабриковали. Это в условиях начавшейся войны должно было объяснить катастрофические поражения Красной армии.
На допросах генералов зверски избивали, принуждая подписать протоколы с признанием несуществующего заговора. «Это была настоящая мясорубка»,– признал впоследствии Берия. Некоторые не выдерживали пыток... Но в протоколе Проскурова значилось: «Виновным себя не признал».
В середине октября немцы подошли к Москве. Началась поспешная эвакуация государственных учреждений. Было приказано отконвоировать из внутренней тюрьмы НКВД в Куйбышев «особо опасных государственных преступников». Несколько дней пробыл Проскуров в Куйбышевской тюрьме. В Москве в это время было введено осадное положение. Берия опасался, что все может закончиться полной катастрофой, и поторопился замести следы, уничтожить самых высокопоставленных «заговорщиков». Специальному курьеру потребовалось несколько дней, чтобы добраться от Москвы до Куйбышева.
28 октября следователи еще продолжали допросы, когда им вручили письменное распоряжение Берии, подписанное 18 октября: «Следствие прекратить, суду не предавать, немедленно расстрелять». В тот же день от пуль палачей пали 20 человек, в том числе Иван Проскуров.
Семья ничего об этом не знала. Дочь Проскурова вспоминала: «Нас волновала судьба отца. Мы продолжали писать во все инстанции. Ответ был один – «осужден на десять лет без права переписки».
Только в 1953-м году во время следствия по делу Берии ему предъявили обвинение в бессудном расстреле в Куйбышеве 28 октября 1941 года. Экс-шеф Лубянки получил по заслугам, а вскоре реабилитировали и его жертв.
Фото из книги «ГРУ. Дела и люди»
Дарья Гармоненко 