Гудел, ревел большой пожар московский

Герой Московского восстания князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский.
Гравюра из книги "Собрание портретов россиян"

400 лет назад, 19 марта 1611 года, в Москве вспыхнуло народное восстание против поляков. Оно было подавлено, но русские люди одержали огромную моральную победу. Теперь вся Русь знала, кто ее истинный враг. Вскоре монахи Троицкого монастыря начали рассылать грамоты по городам с призывам освободить Москву от ляхов.

Троицкие грамоты публично зачитывались на площадях и в церквях русских городов. Так было и в Нижнем Новгороде. Там их зачитал в Спасо-Преображенском соборе протопоп Савва Ефимьев. Чтение грамот закончилось горестными восклицаниями людей и вопросом «Что же нам делать?». И тут раздался громкий голос: «Ополчаться!» Это сказал земской староста Кузьма Минин Сухорук.

Дальнейшее хорошо известно. И не случайно, что во главе нижегородского ополчения стал герой Московского восстания князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский.

Предвижу риторический вопрос: а почему не князь Пожарский? Да потому, что именно так более полугода подписывался глава второго ополчения – князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский. Это уже в 1613 году царь Михаил заставил подписываться его «холоп твой Митька Пожарский». Ну а позднейшие историки, выполняя социальный заказ, записали героя Смутного времени в «незнатные дворяне».

ПРЕДКИ ГЕРОЯ

На самом деле родословная князей Пожарково-Стародубских идет по мужской линии от великого князя Всеволода Большое Гнездо (1154–1212). И ни у одного историка не было и тени сомнения в истинности ее.

В 1238 году великий князь Ярослав Всеволодович дал в удел своему брату Ивану Всеволодовичу город Стародуб на Клязьме с областью. С конца XVI века Стародуб стал терять свое значение, и к началу XIX века это уже было село Клязьменский Городок Ковровского уезда Владимирской губернии.

В конце XIV века Стародубское княжество раздробилось на ряд малых уделов. Один из уделов с городом Погара (Пожар) получил князь Василий Андреевич. По названию этого города князь Василий Андреевич и его потомки получили прозвище князей Пожарских. В начале XV века стародубские князья становятся вассалами Москвы, но сохраняют свой удел.

Князья Пожарские верой и правдой служили московским правителям. Согласно записи в «Тысячной книге» за 1550 год, на царской службе состояли 13 стародубских князей.

В каждом походе Василия III и Ивана Грозного воеводой был хотя бы один из стародубских князей. Но в марте 1566 года Иван Грозный согнал со своих уделов всех потомков стародубских князей. Причем беда эта приключилась не по их вине, а из-за «хитрых» интриг психически нездорового царя. Решив расправиться со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем Старицким, царь поменял ему удел, чтобы оторвать его от родных корней, лишить его верного дворянства и т.д. Взамен Владимиру было дано Стародубское княжество. Стародубских же князей скопом отправили в Казань и Свияжск. Среди них оказались Андрей Иванович Ряполовский, Никита Михайлович Сорока Стародубский, Федор Иванович Пожарский (дед героя) и другие.

Так стародубские князья оказались «захудалым родом». Стольник князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский верно служил царю Борису Годунову, потом одним из последних стольников целовал крест Лжедмитрию I, в 1606 году он присягнул царю Василию Шуйскому и более до 1613 года не присягал никому.

Замечу, что князь Дмитрий Михайлович в разрядных книгах писался просто Пожарским. Это была давняя политика московских правителей унижать князей Рюриковичей, заставляя убирать их из фамилии названия их бывших удельных княжеств. Вспомним, как пришел в ярость Иван Грозный, узнав, что бежавший в Речь Посполитую князь Андрей Курбский вспомнил о своем происхождении и стал подписываться «Князь Ярославский».

До марта 1611 года князь Дмитрий Пожарский не проиграл ни одного сражения. Он успешно громил отряды Ивана Болотникова, Лжедемитрия II и поляков.

СМУТА В ЗЕМЛЕ РОССИЙСКОЙ...

Но пора вернуться к Московскому восстанию и для начала объяснить, как поляки оказались в Кремле. Ответ простой: из-за боярских интриг.

Еще Борис Годунов утверждал, что вся история с самозванцем Отрепьевым была делом рук московских бояр. Причем первую скрипку среди них играли Романовы, чьим боевым холопом в свое время и был Отрепьев.

После прихода самозванца бояре Романовы планировали захватить власть в стране. Но они просчитались, и шапка Мономаха оказалась у клана князей Шуйских.

Естественно, что польские паны, перехватившие контроль над Лжедмитрием I и посадившие его на трон, не пожелали мириться с поражением. Правда, у панов произошла небольшая заминка – им пришлось немного повоевать со своим королем Сигизмундом Вазой. Но после этого паны выдвинули самозванцем новую колоритную личность, вошедшую в историю под именем Лжедмитрия II, или Тушинского вора.

Под Москвой в селе Тушино воровские казаки и паны построили целый город, который стал почти на полтора года второй столицей Руси. Там был свой царь Лжедмитрий II, патриарх Филарет (в миру Федор Никитич Романов). А «партию власти» в тушинской Боярской думе составили бояре Романовы и их родня по женской линии.

Король Сигизмунд крайне опасался захвата России┘ своими подданными. Он и так с большим трудом подавил мятеж Зебржидовского и хорошо представлял себе последствия для королевской власти в случае усиления магнатов за счет русских земель.

19 сентября 1609 года королевская армия перешла русскую границу и двинулась на Смоленск. Перейдя границу, Сигизмунд отправил в Москву складную грамоту, а в Смоленск – универсал, в котором говорилось, что Сигизмунд идет навести порядок в русском государстве по просьбе «многих из больших, маленьких и средних людей Московского государства» и что он, Сигизмунд, больше всех радеет о сохранении «православной русской веры». Увы, смоляне сдавать город не захотели, и король увяз под Смоленском до 3 июня 1611 года.

Зато тушинское воинство начало разбегаться кто куда. Поляки не рассчитывали одновременно драться на два фронта – с Сигизмундом и с Василием Шуйским. Часть панов подалась к королю под Смоленск, часть отправилась грабить северные области России, а остальные поехали домой к своим паннам.

Московские и тушинские бояре заключили сделку одновременно свергнуть обоих царей – Лжедмитрия II и Василия Шуйского. Василия Шуйского заставили отречься от престола, насильственно постригли в монахи и по требованию поляков отправили в Польшу, где он и умер, а по другой версии был убит.

Бояре решили пригласить на царствование в Москву сына короля Сигизмунда Владислава. Формально Сигизмунд согласился, но решил сам стать царем. Ему всегда было мало одной короны, он желал их как минимум три, то есть, оставаясь королем Речи Посполитой, стать русским царем и королем Швеции.

Правившая в Москве «семибоярщина» (Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков), поняв, что власть ускользает из их рук, решила пригласить в Москву королевские войска.

Как писал известный историк Скрынников, «инициативу приглашения наемных сил в Кремль взяли на себя Мстиславский и Иван Никитич Романов».

Патриарх Гермоген, пытавший предотвратить ввод поляков в столицу, оказался под домашним арестом. В ночь на 21 сентября 1610 года князь Мстиславский и Иван Романов пустили поляков в Москву. Часть их вместе с гетманом Жолкевским разместилась в Кремле, остальные заняли Китай-город, Белый город и Новодевичий монастырь. Чтобы обеспечить коммуникации с Польшей, по приказу гетмана поляки заняли города Можайск, Борисов и Верею.

Из Москвы к Сигизмунду Третьему было отправлено «великое посольство» во главе с боярином Голицыным и Филаретом. Чин последнего я назвать затрудняюсь, поскольку сам Филарет и после бегства Лжедмитрия II из Тушина продолжал именовать себя патриархом. Тем не менее царские, а затем и советские историки, говоря о составе посольства, скромно именуют Филарета митрополитом.

Население Москвы в своем подавляющем большинстве ненавидело королевские войска. А уже в январе 1611 года рязанский дворянин Прокопий Ляпунов начал собирать ополчение, чтобы выбить ляхов из столицы. Однако Ляпунов сделал тактически грамотный ход, который позже стал большой стратегической ошибкой и стоил ему жизни. Он привлек в свои ряды тушинских казаков. Замечу, что тушинские казаки не имели никакого отношения к классическому казачеству – запорожским, донским и волжским казакам. Это были банды деклассированных разбойников из беглых стрельцов, боевых холопов или пахотных крестьян.

И вот ополчение Ляпунова медленно двинулось к столице. Гетман Жолкевский, будучи толковым военачальником, быстро осознал опасность дислокации поляков в Москве и┘ убыл в Варшаву по неотложным делам, оставив вместо себя командовать московским гарнизоном полковника Александра Гонсевского.

С начала 1611 года в Москве постепенно нарастала напряженность. Ожидая восстания горожан, Гонсевский и московские бояре распорядились перетащить пушки из Белого города в Кремль и Китай-город. Польские гусары круглосуточно патрулировали улицы и площади столицы. Русским было запрещено выходить из домов с наступлением темноты и до рассвета.

У всех ворот стояла польская стража, уличные решетки были сломаны, русским запрещалось ходить с саблями, у купцов отбирались топоры, которыми они торговали, топоры отбирались и у плотников, шедших с ними на работу. Запрещено было носить ножи. Поляки боялись, что за неимением оружия народ может вооружиться кольями, и запретили крестьянам возить мелкие дрова на продажу.

При гетмане Жолкевском поляки в Москве соблюдали хоть какую-то дисциплину, при Гонсевском же они совсем распоясались. Жены и дочери москвичей средь бела дня подвергались насилию. По ночам поляки нападали на прохожих, грабили и избивали их. К заутрене не пускали не только мирян, но и священников.

17 марта 1611 года в Вербное воскресенье патриарха Гермогена на время освободили из-под стражи для торжественного шествия на осле. Но народ не пошел за вербой, так как по Москве распространился слух, что боярин Салтыков с поляками хотят напасть на патриарха и безоружных москвичей. По всем улицам и площадям стояли польские конные и пешие роты. Поляки-очевидцы вспоминали, что Салтыков говорил им: «Нынче был случай, и вы Москву не били, ну так они вас во вторник будут бить, и я этого ждать не буду, возьму жену и поеду к королю».

Салтыков ожидал подхода ополчения Ляпунова ко вторнику и поэтому хотел превентивно расправиться с москвичами. Поляки стали готовиться к обороне – втаскивать пушки на башни в Кремле и Китай-городе, а тем временем в московские слободы тайно проникали ратники из ляпуновского ополчения, чтобы поддержать горожан в случае нападения поляков. Пробрались и воеводы: князь Дмитрий Пожарский, Иван Бутурлин и Иван Колтовской.

ВСТАВАЙТЕ, ЛЮДИ РУССКИЕ!

Но утро вторника началось как обычно – в городе было тихо, купцы отперли лавки в Китай-городе и начали торговлю. В это время на рынке пан Николай Козаковский велел извозчикам идти помогать втаскивать пушки на башни. Извозчики отказались, поднялся шум, раздались крики. В Кремле находилось несколько сот немецких наемников, перешедших к полякам при Клушине. Услышав шум, они решили, что началось восстание, выскочили на площадь и стали избивать москвичей. Их примеру последовали поляки, и началась резня безоружных людей. В тот день в Китай-городе было убито около 7000 человек. Князя Андрея Васильевича Голицына, сидевшего «под домашним арестом», убили охранявшие его поляки.

В это время в Белом городе русские ударили в набат, забаррикадировали улицы всем, что попадало под руку – столами, скамьями, бревнами – и, укрывшись, стали стрелять в немцев и поляков. Из окон домов также стреляли, бросали камни и бревна.

Ратники из ополчения Ляпунова, проникшие в Москву, оказали существенную помощь горожанам. На Сретенке большой отряд москвичей собрал князь Пожарский. К нему присоединились пушкари из находившегося рядом Пушечного двора. Говорят, что пушки со двора доставил сам Андрей Чохов – знаменитый пушечных дел мастер. Пожарскому удалось загнать поляков в Китай-город и выстроить острожек (укрепление) у церкви Введения на Лубянке, который закрывал ляхам выход из ворот Китай-города. Отряд Ивана Бутурлина дрался у Яузских ворот, а Иван Колтовской занял Замоскворечье.

Поляки были загнаны в Кремль и Китай-город. Вокруг их каменных стен тесно стояли деревянные дома Белого и Земляного городов. Идея поджечь Москву, видимо, пришла в голову многим полякам, независимо друг от друга. Как позже писал участник боя польский поручик Маскевич: «По тесноте улиц мы разделились на четыре или шесть отрядов; каждому из нас было жарко; мы не могли и не умели придумать, чем пособить себе в такой беде, как вдруг кто-то закричал: «Огня! Огня! Жги домы!» Наши пахолики подожгли один дом – он не загорелся; подожгли в другой раз – нет успеха, в третий раз, в четвертый, в десятый – все тщетно: сгорает только то, чем поджигали, а дом цел. Я уверен, что огонь был заколдован. Достали смолы, прядева, смоленой лучины – и сумели запалить дом, так же поступили и с другими, где кто мог. Наконец занялся пожар: ветер, дуя с нашей стороны, погнал пламя на русских и принудил их бежать из засад, а мы следовали за разливающимся пламенем, пока ночь не развела нас с неприятелем. Все наши отступили к Кремлю и Китай-городу».

От себя добавлю, что Михаил Салтыков по собственной инициативе зажег свой дом в Белом городе. За изменника-отца ответил его сын Иван, сидевший в тюрьме в Новгороде. Его допросили с пристрастием, а затем посадили на кол.

Далее Маскевич писал: «В сей день, кроме битвы за деревянною стеною, не удалось никому из нас подраться с неприятелем: пламя охватило домы и, раздуваемое жестоким ветром, гнало русских, а мы потихоньку подвигались за ними, беспрестанно усиливая огонь, и только вечером возвратились в крепость (Кремль). Уже вся столица пылала; пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день, а горевшие домы имели такой страшный вид и такое испускали зловоние, что Москву можно было уподобить только аду, как его описывают. Мы были тогда в безопасности – нас охранял огонь. В четверток мы снова принялись жечь город, которого третья часть осталась еще неприкосновенною – огонь не успел так скоро всего истребить. Мы действовали в сем случае по совету доброжелательных нам бояр, которые признавали необходимым сжечь Москву до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться┘»

В середине дня 20 марта в Москве бои шли только на Сретенке. Там до вечера дрался князь Пожарский. Вечером он был тяжело ранен в голову и вынесен ратниками из боя. Его удалось увезти в Троицкий монастырь. Последнее сопротивление прекратилось. На улицах лежало около семи тысяч трупов.

Большинство москвичей, несмотря на мороз, бежали из столицы. Лишь некоторые 21 марта пришли к Гонсевскому просить о помиловании. Тот велел им снова присягнуть Владиславу и отдал приказ полякам прекратить убийства, а покорившимся москвичам иметь особый знак – подпоясываться полотенцем.

Немецкий наемник Конрад Буссов писал, что в течение нескольких дней «не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах┘»

К сожалению, сейчас наши историки и журналисты делают все, чтобы народ забыл восстание москвичей в 1611 году, которое вполне можно назвать оптимистической трагедией. Ведь только теперь русский народ получил настоящего врага.

Через полтора года польский гарнизон капитулирует, и Москва будет освобождена. Но, увы, день капитуляции поляков у нас объявят днем┘ национального единства.

Риторический вопрос: неужели в этот день ратники Пожарского воспылали братскими чувствами к боярам, сдавшимся вместе с поляками в Кремле, и в первую очередь к клану Романовых? Может, они желали объединяться с тушинскими «героями», с теми, кто призвал поляков в Москву?

А кстати, что делали оные бояре, их дворяне и боевые холопы в Москве в ходе подавления мартовского восстания 1611 года и осады Кремля в 1611–1612 годах? Сидели тихо по домам, читали Псалтырь и мух давили? Или их участие в боях на стороне поляков было старательно вымарано из летописей царевыми дьяками, а позже – политкорректными историками?