Владимир Галайко
Изучение нового инструментария. Второй слева – Виталий Пичуев. 1960-е годы. Фото из архива В.П. Пичуева
В конце 70-х годов прошлого века начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР Маршал Советского Союза Виктор Куликов вызвал к себе генерал-майора медицинской службы Виталия Пичуева.
– Виталий Петрович, так ты, оказывается, поджигатель войны! – встретил вошедшего в кабинет генерала. – Смотри, что о тебе в НАТО пишут, – он показал собеседнику свежий номер западногерманского журнала Stern.
Оказалось, что огромный материал был посвящен возглавляемой Пичуевым гинекологической службе Министерства обороны. Западные журналисты писали о том, что во всем мире женщин лечат цивильные доктора, вот в Советском Союзе этим занимаются военные, возглавляемые целым генералом. Видимо, делали глубокомысленный вывод западные «аналитики», объяснить это можно только одним: Советский Союз усиленно готовится к будущей войне.
19 февраля 2015 года заслуженному врачу России, кандидату медицинских наук, профессору Академии военных наук, генерал-майору медицинской службы в отставке Виталию Петровичу Пичуеву исполнилось 90 лет. Да, тот самый «поджигатель войны» продолжает трудиться и в настоящее время является консультантом-гинекологом главного Медицинского учебно-научного клинического центра имени П.В. Мандрыка (сейчас так называется знаменитый Центральный клинический госпиталь имени П.В. Мандрыка). Человек интересной судьбы, он согласился рассказать о себе на страницах «НВО».
– Виталий Петрович, даже генералы когда-то были маленькими. Расскажите о своем детстве, о своей семье.
– Родом я из города Середа Ивановской области. Не слышали о таком? Дело в том, что 13 марта 1941 года город был переименован в честь родившегося здесь Дмитрия Фурманова, знаменитого комиссара Чапаевской дивизии, который впоследствии стал писателем.
Родился в рабочей семье, отец был мюльщиком (прял нитки на мюль-машине), а мама – ткачихой. Жили не очень богато, выручал огород. Единственный ребенок в семье. Родители подарили мне хорошие гены, во многом благодаря им я многом и прожил 90 лет. Большие патриоты. Меня так воспитали, что я готов был не задумываясь отдать жизнь за Родину. Главное, чтобы не дешево ее отдать, а чтобы больше врагов с собой на тот свет прихватить. И я был не исключение. Наше поколение так жило и так защищало свою Родину. И предвидя ваш вопрос, отвечу о Сталине: мы тогда не разделяли такие понятия, как Сталин и Родина...
– А как же начался ваш путь в генералы?
– Как и у всех, он начался с армейской повестки. 2 января 1943 года меня, десятиклассника, призвали в ряды Красной армии. По тем временам 10 классов, даже и неоконченных, были приблизительно как сегодня институт. Страна нуждалась в грамотных бойцах, и нас всех отправили в город Акбулак в Казахстане на курсы радистов. После трех месяцев обучения я был отобран в школу старшин-радиоспециалистов.
Как и все, я рвался на фронт, но был оставлен в школе и обучал радиоделу других бойцов. Школа наша дислоцировалась в подмосковной Тарасовке, здесь и встретил победу. Конечно, была какая-то неудовлетворенность, что не побывал на фронте. И судьба как будто услышала меня. Летом 1945 года наш 64-й полк связи скрытно переместили на Дальний Восток, а вскоре началась война с империалистической Японией. В составе Забайкальского фронта я принял в ней участие.
– А как произошло превращение связиста в медика?
– В нашем 10-м классе, который я так и не окончил, многие, и девочки и мальчики, мечтали стать врачами. Не знаю, как у других, но у меня это чувство появилось и окрепло после одного случая. В пятилетнем возрасте я гостил в деревне у бабушки и случайно наступил на торчащий из доски огромный ржавый гвоздь. Боль адская. И меня срочно повезли в райцентр, в больницу. Врачи и нянечки очень чутко отнеслись ко мне, быстро сняли боль, сделали укол, перевязали. Полагаю, что их теплота и профессионализм во многом породили во мне мечту после военной службы надеть медицинский халат. Об этом моем желании в полку связи знали многие, в том числе и командир – подполковник Калмыков. И когда в часть пришла директива о том, что Военно-медицинская академия набирает абитуриентов независимо от воинского звания, рода и вида войск, обязательное требование одно – 10-классное образование, он предложил мне написать рапорт. Дескать, станешь врачом.
Мечта моя стать медиком осуществлялась с очень большими трудностями. 10-й класс я не окончил – и казалось бы, все. Спасло меня то, что Сталин приказал выдать всем тем, кто ушел на фронт из 10-х классов, аттестат о среднем образовании. Генералиссимус посчитал, что школьные занятия мы пропустили по уважительной причине.
Потом, когда я попал в Хабаровск, в отдел кадров медицинского управления, то подполковник Снытников сообщал, что в Забайкальско-Амурский военный округ пришла разнарядка на 16 кандидатов-абитуриентов. Уже 15 офицеров медицинской службы получили документы, а вот 16-й, лейтенант из Монголии, пока не прибыл. «Если он не приедет, то поедешь ты...»
Через 10 дней с аттестатом зрелости, который мне срочно прислала матушка из Фурманова, я снова явился в отдел кадров. Мой конкурент из Монголии так и не прибыл. Осторожный кадровик, выждав еще три дня и, благословив меня («ладно, солдатик, поезжай, если даже и не поступишь, то будешь служить в Ленинградском военном округе») начал оформлять документы. Я получил все необходимые аттестаты и требования, но вот беда – нет билетов.
Шел 1946 год, десятки тысяч людей возвращались в европейскую часть СССР после окончания войны с империалистической Японией. Все вагоны забиты под завязку. Положение осложнялось еще и тем, что шли последние дни июля, а прибыть в Ленинград мне надлежало 16 августа. На хабаровском вокзале прямо в сердце ударило объявление, что до 10 августа все билеты распроданы. Подошел я к проводнику: решается моя судьба, надо в Ленинград. Он мне: «Ты, что с ума сошел? Куда я тебя посажу?» Тут же на перроне на меня обратил внимание милицейский патруль и пригрозил, что если не уберусь, то он меня отправит на гауптвахту.
До отправления поезда уже оставалось 20 минут!
Выждав, когда патруль уйдет, я подбежал к международному вагону. Сразу сказал проводнику, что решается моя судьба, и я готов отдать все, что у меня есть. Тот заинтересовался: «А что у тебя есть?» Я пересчитал свои драгоценности: новые ботинки, обмундирование, 800 рублей, воинское требование. Ладно, говорит, прыгай в тамбур. И до Читы я ехал в тамбуре. Ночью клал котомку под голову, накрывался шинелью и под мерный стук вагонных колес засыпал крепким сном. Днем же сидел на откидном стульчике, решал задачки из учебника по химии профессора Верховского, вдруг, думаю, пригодится…
Через пару суток на меня обратил внимание солидный такой пассажир, который, если мне не изменяет память, оказался заместителем министра нефтяной промышленности Российской Федерации по Сахалину. Расспросив, кто я и куда еду, он предложил: «Давай, солдатик, приходи в наше купе. Днем поспишь, а ночью – занимайся». Отношение к солдату тогда было теплое.
В Ярославле отдал проводнику свои «драгоценности», сошел с поезда и, сгорая от волнения, помчался в Фурманов, на встречу с родимым домом. Папа был еще на фронте, мама обмыла меня счастливыми слезами. Думал, что удастся мне дома позаниматься, но, услышав, что я вернулся с войны, косяком пошли родственники и знакомые. За два дня к учебникам даже не притронулся.
Потом опять был штурм поезда, уже Фурманов–Ленинград. Оказавшись в академии, к своему удивлению узнал, что нужно сдавать вступительные экзамены. Я-то, грешный, полагал, что если от Забайкальско-Амурского военного округа отобрали 16 человек, то всех их и должны зачислить на учебу. Ан нет, предстояло 10 экзаменов. Первый – сочинение. Я уже подзабыл школьную литературу и выбрал свободную тему «Участие комсомола в восстановлении народного хозяйства в послевоенный период». Начал я свое повествование еще с тех времен, когда комсомола и в помине не было – с Николая Кровавого, потом заклеймил провокатора отца Гапона, перешел к участию молодежи в Гражданской войне, отобразил межвоенный период, рассказал о подвигах Виктора Гастелло, Зои Космодемьянской и Александра Матросова и, наконец, перешел к задачам комсомольцев в послевоенный период. Видимо, что-то нашли проверяющие в моем опусе, так как после оглашения оценки за сочинение ровно половина абитуриентов отправилась домой, а я, к своему изумлению, остался.
При сдаче физики пригодились знания, полученные в школе военных связистов. Когда дошло дело до химии, то вспомнилась «учеба» в тамбуре. А математику я очень любил с малых лет и бодро решил задачки. Удивительное дело, но при проходном бале 38, я умудрился набрать 42. Оказалось, что из Забайкальско-Амурского военного округа из 16 человек поступил я один…
 |
| Константин Михайлович Фигурнов окончил Императорскую военно-медицинскую академию в 1912 году. |
– 15 офицеров-медиков поехали обратно, а в Военно-медицинскую академию поступил сержант-связист.
– Именно так и случилось.
– Счастливчик. И началась учеба?
– Учеба очень тяжело давалась. В нашей группе в основном были вчерашние школьники, солдат, таких как я, было трое. Конечно, сравнивать их и наши знания было нельзя. Но я старался. Особенно трудно было в первое время, сидел по ночам до двух-трех часов. Но за всю учебу я не получил ни одной тройки…
Пригодилась армейская закалка. В школе старшин-радистов-специалистов нас хорошо тренировали в беге на длинные дистанции. Это помогло мне стать кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике, чемпионом военно-медицинской академии, выигрывать гарнизонные и окружные соревнования…
– Не секрет, что в Военно-медицинской академии готовят полковых эскулапов, так сказать «таблетка, ватка, зеленка». И тут такая далекая гинекология…
– Как все слушатели, попал на кафедру акушерства и гинекологии, которую возглавлял Константин Михайлович Фигурнов. Знаменитый акушер-гинеколог, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР, Константин Михайлович закончил Военно-медицинскую академию еще в 1912 году, она тогда именовалась Императорской. Он, между прочим, был первым генералом-гинекологом, а я – вторым.
Мне предстояло пройти стажировку: принять роды и написать историю болезни. Три ночи продежурил и ни одних родов не случилось. Тогда преподаватель порекомендовал прийти в выходной: «в выходные много рожают». Так и получилось, в тот день на свет появилось шесть человек. Руководил процессом наш преподаватель, дежурный врач Николай Павлович Кустаров. Пришлось делать кесарево сечение, я ему ассистировал. Неожиданно привезли девочку с криминальным абортом, с жутким кровотечением. Она бледная, уже воздух хватает. Счет пошел на секунды. Николай Павлович спрашивает, смогу ли я в вену иглу ввести. А я готовился к участи полкового врача и уже научился внутривенные вливания делать (ходил по кафедрам и просил медсестер разрешить мне самому произвести это действие). Короче, я быстро попал в вену, без наркоза он быстро убрал плодное яйцо, кровотечение остановилось и вдруг — о чудо! – девочка нормально задышала, лицо ее порозовело, она заулыбалась. На меня это произвело ошеломляющее впечатление…
Кстати, после этого случая Кустаров сказал мне: «Виталий Петрович, у тебя хирургические руки, приходи к нам в хирургический кружок». И я его послушался. В кружок входило человек 15, почти все занимались с таким прицелом, чтобы остаться при академии. Скажу прямо: из семей рабочих я был там один, остальные – племянники, зятья и просто знакомые сильных мира. Но я решил не тушеваться, за время учебы участвовал во многих операциях, написал две научные работы. Перед выпуском меня пригласил генерал Фигурнов и сказал, что все преподаватели единогласно рекомендовали меня на кафедру на должность ординатора. На мандатной комиссии кадровики попытались сманить в войска – дескать, там прямая дорога в генералы (вы будете старшим врачом полка, а не каким-то там акушером!), но я решил учиться дальше. Почти 10 лет я проработал на кафедре.
– И что же заставило поменять Ленинград на Москву?
– 14 октября 1960 года меня неожиданно вызвал генерал-майор Николай Михайлович Невский, начальник Центрального военного госпиталя имени Мандрыка. Тогда госпиталь размещался в Серебряном переулке на Арбате. Он предложил мне должность старшего ординатора женского хирургического отделения. Тут имелась некая медицинская тонкость – в женском отделении нужно было уметь делать все то, что и в мужском, но еще быть и хирургом-гинекологом. Я выслушал генерала и отказался: в академии я занят любимым делом, заканчиваю диссертацию, семья – а у меня уже было двое детей – устроена по-царски, у нас отдельная комната. Но у генерала козыри были крупнее: он дал месяц на защиту диссертации и пообещал через два месяца вручить ордер на отдельную двухкомнатную квартиру. Николай Михайлович был человеком слова. 14 ноября я приступил к работе, а 14 января он пригласил меня и вручил ордер на квартиру в Измайлове, там еще полы не были настелены…
С тех пор живу в Москве, тружусь в Центральном военном госпитале имени Мандрыка. Последние 55 лет моя судьба неразрывно связана с судьбой этого неординарного военно-медицинского заведения. Уже семь начальников…
– Это ведь необычный госпиталь, в нем лечились и лечатся самые высокие чины Вооруженных сил.
– Да, поэтому он всегда так близко размещался к зданию Минобороны, чтобы руководители не отрывались надолго от службы. Правда, в 1968 году решили базу госпиталя осовременить и в Красногорске для госпиталя имени Мандрыка возвели новый комплекс зданий. На то время в стране, да пожалуй и в мире, это было одно из самых передовых лечебных заведений. Там, в Красногорске, я был назначен начальником отделения женской хирургии. Кстати, мне выпала высокая честь – я провел первую в стенах госпиталя операцию.
Однажды получилось так, что врачи не сумели вовремя оказать помощь жене тогдашнего министра обороны, долго добирались, хотя тогда и пробок особых не было. Но он сделал вывод: если вы ко мне, члену политбюро и маршалу не можете вовремя прибыть, то как же вы другим помощь оказываете? Министр приказал вернуть госпиталь обратно в Серебряный переулок на Арбат.
И лишь в 1977 году началось и через 15 лет завершилось строительство нового многопрофильного клинического корпуса в Сокольниках, где мы сейчас и беседуем.
– А что происходит на освобожденной территории на Арбате? Продали ее, наверное?
– К счастью, нет. Сейчас там размещается уникальное госпитально-поликлиническое учреждение Минобороны – Клиника преморбидных (на грани здоровья и болезни) и неотложных состояний. Она закрыта на реконструкцию…
– Виталий Петрович, наверное, непростое это дело для мужчины быть гинекологом…
– Да, тут есть проблема. Я ее решал для себя так: на работе я – врач, а после работы – мужчина.
– Вам приходилось лечить жен всех выдающихся советских полководцев. Скажите, пожалуйста, насколько соответствует действительности мнение, что военные – плохие мужья, что для них главное карьера, типа «первым делом самолеты»…
– Действительно, мне пришлось наблюдать и лечить супруг и дочерей многих выдающихся военачальников: Георгия Константиновича Жукова, Александра Михайловича Василевского, Андрея Антоновича Гречко, Родиона Яковлевича Малиновского, Александра Ивановича Покрышкина, Дмитрия Тимофеевича Язова, Виктора Георгиевича Куликова, Семена Константиновича Куркоткина, Михаила Ефимовича Катукова и многих других. Должен сказать, что наши прославленные военачальники по-рыцарски относились к прекрасной половине человечества. Они и заботливые мужья, и внимательные отцы. Как правило, сами приезжали к врачу, вникали во все тонкости лечебного процесса. Только один случай помню, когда Главком Военно-воздушных сил прислал своего начмеда с просьбой подлечить дочь, сам не смог – был очень занят.
– А вот вы говорите «вникали». Но это же непросто – врачевать, если такой крупный начальник «вникает». Наверное, сложно лечить, ответственность давит, руки дрожат.
– Конечно, непросто, особенно если речь идет о сложной операции. Но я был уверен в себе, в своих знаниях. Прославленные военачальники в гинекологии признавали мое превосходство. Но только в гинекологии. Помню, как-то меня попросил главный маршал Бронетанковых войск Павел Ротмистров осмотреть его дочь. Я приехал к нему домой, выполнил свои врачебные обязанности, и Павел Алексеевич по-хозяйски радушно пригласил меня за стол выпить рюмочку коньяку. Как сейчас помню, это был очень редкий по тем временам французский «Камю». Сидим, главный маршал рассказал какую-то интересную историю из своего прошлого. У меня просто восхитительное состояние. Я-то всего молодой подполковник, а он прославленный полководец, дважды Герой Советского Союза, за плечами которого Сталинград, Курск, Корсунь-Шевченковский, – и вот так запросто беседуем в милой обстановке. Ну и говорю: «Павел Алексеевич, как с вами легко общаться». «Легко-легко, – добродушно согласился полководец, – но ты, Виталий Петрович, мне на службе лучше не попадайся».
Был случай, поздним вечером, уже в конце дежурства, привезли женщину по скорой помощи. В очень тяжелом положении, кровотечение. Долго раздумывать было некогда – принял решение оперировать.
Операция затянулась, но в конце концов удалось все привести в порядок. Уставший, в своем операционном облачении, пошел к себе. В коридоре навстречу мне поднимается полковник: «Вы оперировали мою жену?» Я уточнил ее фамилию и ответил «да».
Полковник сразу перешел на крик:
– Почему операцию не согласовали со мной? Почему мне никто не позвонил? Я, между прочим, – подчеркнул мой разозленный собеседник, – комендант гарнизона!
Все мои объяснения не принимались, муж прооперированной женщины просто на глазах приходил в ярость. Тогда я решил действовать по-другому. Сказав полковнику, что хочу переодеться, и пошел к себе в кабинет. Там, надев мундир, попросил санитарку пригласить полковника.
– Как начальник гинекологической службы Министерства обороны ставлю вас в известность, что супругу вашу привезли в очень тяжелом состоянии. И если бы врачи начали по телефону уточнять и согласовывать, она могла умереть, – объяснил я ему ситуацию.
Только после этого комендант, увидев, что врач равен ему по воинскому званию, а по должности – даже и выше, успокоился и, наконец, умерил свой темперамент…
– Виталий Петрович, но ведь женщины иногда бывают довольно странными существами. Они иногда не терпят друг друга, чуть что не так – скандал закатывают…
– Да, бывало и так. Сидишь, слушаешь, как одна жена маршала поливает другую. Чуть что невпопад скажешь – начнется скандал, поэтому я всегда молча слушал и старался побыстрее переходить к лечению.
– А при каких обстоятельствах вы получили генеральское звание?
– Тут надобно сделать небольшое отступление. Русская женщина, ее здоровье, ее красота, материнство, чтобы об этом ни сочиняли некие недоброжелатели, всегда была предметом забот руководителей нашей страны, будь то цари или генсеки. К примеру, для того чтобы иностранец мог жениться на русской женщине, он должен был получить разрешение самого императора. Естественно, такое сокровище, как русская женщина, могли доверять только военным. Поэтому многие военные акушеры и гинекологи наблюдали и лечили супруг первых лиц государства. А уж если начиналась война, то тогда создавалась целая гинекологическая служба военного ведомства. Так, в годы Великой Отечественной существовали гинекологические службы в дивизиях, армиях, фронтах. Главным гинекологом Красной армии был Иосиф Федорович Жордания, который очень часто для решения возникающих проблем обращался непосредственно к Сталину.
В мои времена должность главного гинеколога Минобороны была внештатной, это было остаточное явление после Хрущева, который в армии все безжалостно и бездумно сокращал.
Но в 1971 году министр обороны Андрей Антонович Гречко – а мне пришлось долгие годы наблюдать женщин его семьи: жену Клавдию Владимировну, дочь Татьяну Андреевну и ее дочерей-близнецов Клаву и Иру, – вызвал начальника Главного военно-медицинского управления и порекомендовал ему ввести штатную должность главного гинеколога. А через четыре года мне было присвоено звание генерал-майора медицинской службы.
О том, как это происходило, мне рассказал маршал Советского Союза Виктор Георгиевич Куликов, который являлся начальником Генерального штаба Вооруженных сил СССР. Генерал-майорское звание присваивалось постановлением Совета министров СССР, но прежде всех кандидатов обсуждали на заседании комиссии, специально учрежденной для таких целей при Минобороны. На этой комиссии все ее члены высказались за присвоение мне звания. Кроме одного – заместителя министра обороны СССР генерала армии Сергея Соколовского. Хотя он меня лично хорошо знал (я продолжительное время наблюдал его супругу Марию Самойловну), Сергей Леонидович высказался, что звучит как-то анекдотически «генерал-гинеколог». Когда о его сомнениях доложили министру обороны, тот принял решение присвоить мне генеральское звание.
Как сейчас помню, я проводил операцию и вдруг получаю информацию, что меня разыскивает министр обороны. После окончания операции я позвонил в приемную, и меня сразу соединили с Андреем Антоновичем. Он поздравил меня и сказал, что я очень много сделал для сбережения здоровья женщин Вооруженных сил СССР и что мои заслуги отмечены присвоением генеральского звания. Я ответил: «Служу Советскому Союзу» и заверил, что буду и дальше трудиться не покладая рук…
– Товарищ генерал, а скольким женщинам вы оказали помощь?
– Я провел более 20 тысяч операций…
– И?
– И все они закончились успешно!
– Браво! Виталий Петрович, а как вы относитесь к веяниям наших времен: однополым бракам, присутствию мужчин при родах?
– Однополые браки, а что тут обсуждать – это противоестественно! Присутствие мужчин при родах? Есть такая шутка, что присутствие некоторых мужчин при родах – это компенсация им за то, что они не присутствовали при зачатии. А если серьезно, знаете, в начальный момент родов, может, это даже и неплохо, поддержать любимого человека. А когда начнется движение плода, то это зрелище не для слабонервных, я бы исключил мужей из этого процесса. В отношениях между мужчиной и женщиной должна быть тайна…
– Несколько слов о своей семье, жене, детях.
– Женился я на однокласснице Татьяне, точнее, она училась в параллельном классе. Прожил я с Татьяной Ивановной 65 лет. Она была учителем начальных классов по специальности. К несчастью, два года назад она умерла.
Детей у нас двое – сын и дочь. Оба стали врачами. Александр Витальевич – полостным хирургом, а Ольга Витальевна – гематологом, специалистом по крови.
– Товарищ генерал, позади огромная жизнь, большие достижения. Но, наверное, у вас есть какие-то мечты, какие-то планы?
– Конечно, есть. Хотелось бы не болеть, быть здоровым и продолжать оказывать врачебную помощь нашим прекрасным женщинам.
