Андрей Козлов
Советские и американские солдаты на фоне ворот тюрьмы Шпандау. Фото предоставлено автором
«Сержант Вудд делал свое дело с поразительной четкостью. Первым привели на казнь Риббентропа. Он был в состоянии полной прострации, с трудом произнес свое имя. Пастор прочитал молитву, и тут же последовала казнь. Стражник связал бывшему главе дипломатического ведомства Третьего рейха ноги. Палач, приземистый американский солдат с красным лицом, набросил на голову приговоренного черный мешок, завязал его, а потом накинул веревку на шею своей жертвы. Люк с грохотом опустился…» – так описывали очевидцы приведение в исполнение приговора Нюрнбергского суда.
В течение полутора часов Вудд покончил со всеми приговоренными к смерти главными нацистскими преступниками. Остальные семь осужденных Нюрнбергским трибуналом были перевезены для отбывания наказания в наиболее удобную для охраны и изолированную тюрьму Берлина – Шпандау. С советской стороны обязанность охранять их была возложена на роту из состава 133-го отдельного мотострелкового батальона.
МЕЖСОЮЗНАЯ ТЮРЬМА ШПАНДАУ
Мрачная крепостная тюрьма Шпандау была построена из добротного красного кирпича в псевдосредневековом стиле в форме мальтийского креста. Рассчитанная по своим размерам на многие сотни людей, она стала местом заключения для приговоренных к длительному лишению свободы Рудольфа Гесса, Вальтера Функа, Карла Деница, Эриха Редера, Бальдура фон Шираха, Альберта Шпеера и Константина фон Нейрата.
Для охраны тюрьмы был установлен менявшийся каждый месяц четырехсторонний караул. Поочередно заступали советские, американские, французские и английские военнослужащие.
От Советского Союза службу в Шпандау несли военнослужащие 133-го отдельного мотострелкового батальона. Советские солдаты заступали на охрану тюрьмы три месяца в году – в марте, июле и ноябре. Все остальное время часть занималась обычной ратной работой – боевой и политической подготовкой, ходила в наряды.
Смена караулов происходила в торжественной обстановке.
Бывший военнослужащий батальона Н. Сысоев описывает ее так: «Особое внимание уделялось торжественному ритуалу приема охраняемого объекта от французов и сдачи его американцам. Здесь уж мы никак не могли ударить в грязь лицом, а должны были +показать все, на что способны солдаты страны-победительницы. В ворота тюрьмы входили безукоризненным строевым шагом, при этом с особым усердием припечатывали к брусчатке подбитые стальными пластинками подошвы сапог, создавая под сводами арки жуткий грохот».
Личный состав заступал в специальной служебной форме: китель и брюки – солдатские парадные, сапоги хромовые, шапка и шинель – офицерские.
Новый караул выстраивался в колонну по три во главе с начальником и строевым шагом входил в ворота тюрьмы.
Караул останавливался во внутреннем дворе, где уже находились французы. Здесь происходил обмен короткими рапортами начальников караулов.
Ритуал смены не обходился без курьезов. Один из них описан в книге военной переводчицы подполковника М.А. Неручевой «Сорок лет одиночества». «Наш командир роты – старший лейтенант, молодой симпатичный брюнет. «Вылитый Григорий Мелехов», – сказала о нем одна француженка, очевидно, читавшая «Тихий Дон» Шолохова. Во время передачи охраны… когда американский офицер отрапортовал начальнику караула и от имени правительства США принял охрану Межсоюзнической тюрьмы Шпандау, наш «Мелехов» так крепко пожал ему руку, что американец от неожиданности даже присел. По рядам многочисленных зрителей, заполнивших плац перед тюрьмой, пробежал смешок...»
После воинского ритуала первая смена часовых в сопровождении разводящего убывала на посты. Часовые выполняли свои обязанности на вышках, расположенных по периметру тюрьмы на кирпичной стене высотой около шести метров. Kаждая страна имела свои методы обеспечения охраны. Наши часовые располагались на семи сторожевых вышках, один пост был «блуждающим». Во время несения службы разводящий с караульным подходили к каждой вышке с интервалом в 15 минут, и каждый раз часовой не по уставу кричал: «Товарищ сержант, на посту все в порядке!» С внешней стороны стены были установлены два ограждения из колючей проволоки высотой три метра, к одному из них был подведен ток высокого напряжения. Между наружной стеной и электрифицированным забором была оборудована нейтральная полоса. По периметру и у ворот тюрьмы висели объявления, которые запрещали приближаться к ней: «Внимание! Опасно! Не приближаться, караул будет стрелять».
Караул включал в себя 27 военнослужащих. Службу несли полный месяц двумя составами караула, ежедневно сменяя друг друга. Новый караул из расположения Берлинской бригады прибывал в Шпандау к 17 часам. Езда занимала 40–45 минут. КПП на границе секторов проезжали без особых хлопот. Оружие, имущество ввозили без ограничений. У восточногерманских пограничников были списки машин, которые могли беспрепятственно пересекать госграницу. Со стороны Западного Берлина границу никто не охранял. Когда автобусы проезжали «железный занавес» – разделительную полосу, проведенную краской желтого цвета по асфальту, английский джип встречал караул и сопровождал до здания тюрьмы. Были случаи, когда в автобусы с советским караулом бросали камни, яйца, помидоры. Периодически вдоль дороги появлялись молодые немцы с антисоветскими плакатами.
Два раза в сутки в Шпандау для проверки караула выезжали представители 6-й бригады или 133-го батальона. Специальная проверочная команда состояла из офицера управления части (соединения), переводчика и связиста. В мае 1985 года по пути в Шпандау группа молодых людей перегородила дорогу «Волге» с проверяющим офицером. Когда машина остановилась, неофашисты стали бить стекла и раскачивать автомобиль. В результате «Волга» с командиром батальона была перевернута. К счастью, военнослужащие не пострадали.
Обстановку вокруг Шпандау дестабилизировали не только неофашисты, но и старые нацисты. Все мировые средства массовой информации облетело заявление Отто Скорцени – спецназовца, спасшего с помощью планеров Муссолини.
Эсэсовский офицер заявил: «Дайте мне сотню надежных людей и два вертолета, и я вызволю Гесса… из тюрьмы Шпандау». Британская разведка во время допроса шести нацистов, обвиняемых в заговоре, направленном на свержение правительства Западной Германии, получила информацию, что заговорщики, которых возглавлял Вернер Нейман, также планировали организовать побег из тюрьмы Шпандау главных военных преступников. Часто в окна казармы влетали камни, бутылки, однажды даже выстрелили в форточку. Все это, безусловно, заставляло быть во всеоружии.
Как складывались отношения между заключенными и военнослужащими караула? Сталкивались ли они? Об этом можно судить хотя бы по следующему факту. В первые годы Гесс требовал от младших по званию караульных отдания воинской чести. Англичане вполне серьезно соблюдали субординацию, американцы отдавали честь шутливо, как вели себя русские – догадаться нетрудно. Военнослужащий 133-го батальона Петр Липейко так описывает свою первую встречу с заключенным: «Он шел мне навстречу по узкой тропинке тюремного парка, и кому-то надо было уступить дорогу. Тут на меня нашла даже некоторая злость: почему я, офицер армии страны-победительницы, должен это сделать? Мы остановились, и я увидел из-под мохнатых бровей не по годам очень внимательный и властный взгляд. Несколько мгновений Гесс изучал новичка, потом узник медленно сошел с тропы. Интересно, что после этой «дуэли» он стал со мной здороваться, хотя русских старый нацист никогда не приветствовал». В свою очередь, советские солдаты и офицеры, мягко говоря, недолюбливали Гесса. Часовые на вышках, заступая по ночам на пост, с грохотом захлопывали стальные крышки люков.
Караул осуществлял внешнюю охрану. Внутренним режимом занимались сотрудники администрации, которая была четырехсторонней. От каждой страны назначался директор в звании подполковника. В тюрьме они находились постоянно, но председательствовали один раз в свой месяц. Решения администрация принимала при общем согласии.
За здоровьем заключенных следили четыре военных медика, представители стран-победительниц. По воспоминаниям Федора Вадимовича Козликова, который был последним врачом Рудольфа Гесса от советской стороны, помимо прямых обязанностей по контролю за здоровьем «наци № 2» на советского медика в погонах возлагалась и политическая задача, обусловленная холодной войной. В канун назначения на должность офицер отдела внешних связей ГСВГ сформулировал ее так: «Вы должны быть на страже того, чтобы Гесс не покинул тюрьму без объективных на то медицинских показаний. Военный преступник должен отбыть наказание именно в Шпандау!»
Дисциплинарный персонал состоял из гражданских надзирателей. По понятной причине «штатские надзиратели» от СССР были офицерами военной контрразведки Комитета государственной безопасности.
Во время дежурства соблюдался четырехсторонний состав смены. График дежурств составлялся так, чтобы на внутренних постах одновременно находились надзиратели от четырех стран.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ № 7
Долгое время огромная тюрьма продолжала служить пристанищем лишь для «наци № 2» – Рудольфа Гесса. Заместитель фюрера по Национал-социалистической партии Германии должен был остаться там пожизненно. Лишь смерть могла избавить его от заключения. В подвале тюрьмы для него заранее был приготовлен гроб из грубо отесанных сосновых досок…
Содержался заключенный в достаточно комфортных условиях. Гесс в 1980-е годы занимал две камеры. Одну на северной стороне, другую на южной. Находился в них «заместитель фюрера» поочередно в зависимости от времени года. Специально для Гесса за несколько лет до его смерти в Шпандау был оборудован лифт, что было связано с перенесенной им болезнью.
Камера представляла собой комнату примерно в 18 квадратных метров. Посередине находилась медицинская кровать с регулируемыми по высоте концами. Справа от нее стояла больничная тумбочка, слева – стол с электрическим чайником, кружкой и другими принадлежностями для чая и кофе, а также настольной лампой. На тумбочке лежала художественная литература и периодическая печать. Над столом на стене висела карта лунной поверхности, присланная НАСА. Зарешеченное окно, штора на нем. Пол был устлан каким-то мягким покрытием. Кроме того, в камере был радиоприемник. Справа от входа – дверь в санитарный узел. Еще одна из камер была переоборудована под библиотеку. В ней на простых струганых полках была расставлена классическая литература. Среди книг были издания XVIII, XIX веков. Гесс каждый день получал четыре газеты на немецком языке: «Нойес Дойчланд», «Ди Вельт», «Дер Тагес Шпигель» и «Франкфуртер Альгемайне Цейтунг».
Две камеры были совмещены под медицинский пункт. Здесь постоянно находился дежурный офицер-врач – представитель четырехсторонней тюремной администрации. Также имелись камеры, переоборудованные под душевую и ванную, комната отдыха. В последней был установлен большой японский телевизор. Ограничения вводились директорами тюрьмы лишь на просмотр отдельных программ.
Гессу были разрешены свидания с близкими. Для этих целей имелась специальная комната. Посещения проходили по просьбе его родственников. К заключенному приезжали жена, сестра и сын. Интенсивность свиданий Гесса в разные годы была неодинаковой. Так, со времени перелета в Англию в мае 1941 года и до декабря 1969 года Гесс ни разу не встречался ни с женой, ни с сыном, ни с единственной сестрой. Отказ от свиданий Гесс объяснял тем, что «он не преступник и поэтому не хочет, чтобы они видели его в тюрьме».
В то же время существует и другая версия о причине отказа Гесса от свиданий. Согласно ей, еще до Нюрнбергского процесса «заместитель фюрера» был заменен двойником. Организаторами подмены называют английские спецслужбы. По этой версии мотивом отказа от свиданий служила необходимость протянуть время, чтобы никто из ранее близко знавших Гесса людей с уверенностью не смог бы опознать двойника.
Сомневаться в правдоподобности версии о замене Гесса двойником заставляют два факта. Первый – регулярные встречи Гесса с родными, которые проходили начиная с 1969 года.
Вольфганг Рюдигер, сын Гесса, так описывал одну из них: «Свидания были строго оговорены девятью условиями: не разрешалось прикасаться к отцу – пожимать руку и обниматься, передавать подарки. Запрещались беседы о национал-социализме, об условиях содержания в тюрьме, о перелете в Англию, также нельзя было обсуждать процесс в Нюрнберге и тему «Гитлер и Вторая мировая война». Свидания проходили в специально отведенной комнате за столом, на котором было укреплено прозрачное заграждение».
Второй широко известный факт – переписка. С внешним миром «заместитель фюрера» поддерживал почтовую связь. Переписка подвергалась цензуре. Этим занимались переводчики. Уставом тюрьмы было определено, что заключенный имел право написать и получить одно письмо в неделю. Письма должны были быть написаны на немецком языке, разборчиво, без шифра или стенографических знаков. Не разрешалось ничего подчеркивать, использовать сокращения. Не разрешались изображения знаками без их расшифровки. Письма для цензуры должны были подаваться в открытом виде.
Письма Гесс писал собственной рукой. Это также ставит под сомнение бытовавшую в западной прессе версию о замене последнего заключенного Шпандау двойником.
Один раз в месяц, в 20-х числах (с 20 по 23-е), проходила инспекционная проверка нахождения Гесса в камере. В состав комиссии входили четыре начальника тюрьмы и представители командования стран-победительниц. Во время такой проверки в камере довелось побывать комбригу В.И. Марченкову:
– К середине 80-х Гесс был уже пожилым человеком. От «заместителя фюрера» остались только проницательные глаза под лохматыми бровями. Рудольф Гесс выглядел жалким стариком. Он был одет в кремовые брюки, белую рубашку, черный пиджак. Опирался на трость…
 |
| Смена часовых международной охраны. Фото предоставлено автором |
Запомним рассказ очевидца о физическом состоянии Гесса.
Раскаялся ли «жалкий старик»?
Под внешностью немощного заключенного скрывался несломленный дух. «Гесс не только не признал себя виновным, – пишет М.А. Неручева, – но даже в тюрьме не выразил раскаяния… Он стремился остаться «самым верным из верных Гитлеру».
Не менялись не только убеждения, но и привычки Гесса. «Наци № 2» оставался вегетарианцем. Готовили ему еду два повара-афганца. Помимо кулинарных способностей, к поварам предъявлялось особое требование – они должны были быть гражданами страны, не участвовавшей во Второй мировой войне. Схожее требование предъявлялось ко всему обслуживающему персоналу.
Питался Гесс в камере. Продукты ежедневно проверялись офицером-врачом. Пищу приносили санитар и надзиратель. Во время еды заключенному разрешалось пользоваться только ложкой. Меню зависело от того, чей караул нес службу в этот месяц. Западные союзники баловали заключенного, предлагая жаркое, курицу, фасоль, пирожные, кофе со сливками. Русский стол был скромнее: обязательно первое блюдо, гречневая каша, селедка, чай.
Всего обслуживающий персонал состоял из 59 человек: дворников, поваров, санитаров, истопников…
Гулял Гесс два раза в сутки: с 10.00 до 12.00 и с 16.00 до 18.00. Во время прогулок по территории при нем неотлучно находился охранник из числа надзирателей. Прогулки проходили либо в тюремном дворе, либо в саду, который занимал значительную часть внутреннего двора тюрьмы.
В непогожие дни заключенному разрешалось коротать время в садовом домике. Он представлял собой металлический вагончик с входом и окном, обращенными к тюремной стене. Внутри домика стояли кресло, стол с настольной лампой…
ТАЙНА ПОСЛЕДНЕГО УЗНИКА
Своего последнего узника тюрьма лишилась 17 августа 1987 года. По официальной версии, выдвинутой английской стороной, чей караул и администрация тогда несли службу, «заместитель фюрера» покончил жизнь самоубийством, повесившись во время прогулки на куске провода в металлическом вагончике во дворе тюрьмы.
Сообщение для прессы сделал американский директор тюрьмы: «Гесс, как обычно, находясь на прогулке, – заявил представителям СМИ директор, – в сопровождении американского надзирателя направился к садовому домику. В это время надзирателя (Джордана. – Прим. авт.) неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда через несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса бездыханным с электрическим шнуром, обмотанным вокруг шеи. Были проведены реанимационные мероприятия, и Гесса доставили в британский военный госпиталь. После повторных попыток оживления в 16.00 было объявлено о его смерти».
При осмотре личных вещей Гесса во внутреннем кармане его пиджака была найдена записка: «Просьба к администрации тюрьмы переслать это домой. Написано за несколько минут до моей смерти. Я благодарю вас всех, мои дорогие, за все хорошее, что вы для меня сделали. Скажите Фрайберг (служащая канцелярии Гесса), что, к моему великому сожалению, я, начиная с Нюрнбергского процесса, был вынужден вести себя так, будто я ее не знаю. Мне ничего другого не оставалось... Я был так рад снова увидеть ее. Я получил ее фотографии и всех вас. Ваш дед (Euer Grosser)».
Записка – еще один повод сомневаться в официальной версии. Она «написана на обратной стороне письма от снохи, датированного 20 июля 1987 года», но в то же время по содержанию записки исследователи пришли к выводу, что она не была предсмертной и написана была не только что. Подпись «Euer Grosser» он не употреблял с 70-х годов, когда начал подписываться просто «der Euer» («Ваш»). Кроме того, упоминание о Фрайберг и ни слова о внуках наводит на мысль, что записка, по всей видимости, была написана лет 20 назад, в период обострения болезни, а не за несколько минут до «добровольного ухода из жизни».
Посмертное письмо, утверждает Юджин Бэрд, экс-начальник тюрьмы Шпандау (1966–1972), было написано в 1971 году, и он видел его собственными глазами. «Гесс был уверен, что через пару дней умрет, и после того, как у него побывал сын, он позвал меня, попросил бумагу и карандаш. Не спрашивайте меня, где письмо находилось все эти годы – я тоже не знаю. Но появилось оно вновь только после смерти Гесса».
Медэкспертиза кроме следов, характерных для самоубийства через повешение, «обнаружила ушибы челюсти, кровоизлияние под волосами на затылке, множественные переломы ребер и грудины». Заключение патологоанатома: смерть наступила в результате удушения. Но сам ли заключенный повесился?
Гесс пять раз пытался «покончить с собой». Большинство попыток были имитацией.
Первая попытка была предпринята Гессом в Англии. Тогда он перемахнул через перила лестницы. От второй попытки «суицида» в области сердца у «заместителя фюрера» остался небольшой шрам (в госпитале Гесс столовым ножом легко ударил себя в грудь).
В октябре 1959 года «во время очередного обхода камерного блока нашим врачом Гесс показал подполковнику окровавленную левую руку, обмотанную полотенцем. Оказывается… Гесс вытащил стекло из очков и попытался им вскрыть вены».
Причины попыток «самоубийства» «заместитель фюрера» объяснял тем, что будущее Германии ему казалось безнадежным, у него наступала депрессия, он буквально сходил с ума.
Был ли Рудольф Гесс душевнобольным, способным покончить с собой? Однозначного ответа нет.
В тюрьме «наци № 2» проходил освидетельствования на предмет психического здоровья. Вот выдержка из заключения американского психиатра доктора Мориса Уэлша: «Прежде всего я глубоко убежден, что Рудольф Гесс в настоящий момент вовсе не страдает психозом. Нет никаких симптомов, свидетельствующих о галлюцинациях или же склонности к галлюцинациям. Его настроение во время беседы следует квалифицировать как совершенно нормальное. Нет никаких признаков параноидальных изменений в его душевном состоянии. Резюмируя, можно сказать, что Гесс производит впечатление индивидуума с незаурядным умом, отличающимся некоторыми шизофреническими чертами; с другой стороны, есть доказательства, что по меньшей мере дважды у него были приступы истерической амнезии и он впадал в депрессию, что сопровождалось попытками к самоубийству...»
Сомневаться в версии, предложенной англичанами, заставляет прежде всего физическое состояние Гесса в момент гибели. По воспоминаниям очевидцев – советских военнослужащих, 93-летний «наци № 2» был дряхлым стариком, который вряд ли мог оторвать кабель, а затем незаметно сделать из него петлю и удавиться:
«В 87-м он был не только очень стар, но и очень болен. Не мог самостоятельно встать, передвигался только с помощью палочки, тянул за собой ногу – последствия инсульта. Очень плохо видел. Страдал артритом, почти не владел пальцами обеих рук. Приходилось вталкивать ложку ему в руку, чтобы он мог ею пользоваться. Он не мог даже завязать шнурки ботинок, поднять руки выше уровня плеч».
Поводом сомневаться в самоубийстве Гесса является и то, что, по утверждению санитара-тунисца Мелаухи, в садовом домике, где произошло ЧП, «находились американский надзиратель и еще двое каких-то военных». Присутствие неизвестных людей в форме – грубейшее нарушение Устава Шпандау. За исключением директоров, надзирателей, священника и санитара, никто не имел права находиться рядом с заключенным.
«Двое неизвестных в американской форме», которых застал в домике санитар Мелаухи, предположительно, были переодетые агенты британской спецслужбы САС (SAS – от Special Air Service). Так утверждает Вольф Рюдигер. Подтверждается это и тем, что позже ни одному исследователю не удалось идентифицировать их личности.
Причина возможной казни старого нациста заключается в том, что Рудольф Гесс, выйдя на свободу, мог поведать миру много интересного. «Помните акты, которые Лондон засекретил на много лет вперед? – пишет в своих воспоминаниях все тот же Юджин Бэрд. – А теперь представьте, что произошло бы, выйди Гесс на свободу! Я хорошо знал старика – он бы не молчал ни минуты. Его свобода стала бы бомбой для многих политиков». А выйти на волю у него шанс был.
13 апреля западногерманский еженедельник «Дер Шпигель» опубликовал заметку о том, что Михаил Горбачев рассматривает вопрос об освобождении Гесса. В июне «Радио Москвы» сообщило, что последнее заявление Горбачева позволяет надеяться, что в ближайшее время Гесс будет освобожден. Возможно, эти события и послужили причиной, по которой убили заключенного № 7.
На судебном процессе Гесс разыгрывал невменяемого. Ни с кем «наци № 2» не общался и в тюрьме. Возможность его выхода на свободу порождала «проблему утечки информации». Например, о причинах перелета в Англию. В подтверждение этого историки приводят один из эпизодов Нюрнбергского процесса. «31 августа 1946 года Гесс на судебном заседании пожелал сообщить трибуналу о своей миссии в Англию: «Весной 1941 года...» – начал он свой рассказ. Но тут же был прерван председателем трибунала англичанином Лоуренсом…»
Таким образом, официальная версия о самоубийстве Гесса может быть не без основания подвергнута сомнению. Узнаем ли мы истинную причину?
В Великобритании должны были рассекретить архивные документы и опубликовать всю правду о Гессе. Но «архивные документы по делу Рудольфа Гесса отнесены к разряду высших государственных тайн, будут рассекречены в 2017 году и до истечения этого срока не могут быть выданы семье».
После скоропостижной кончины Гесса рота из состава 133-го отдельного мотострелкового батальона, несшая службу по охране Межсоюзной тюрьмы, была расформирована. Нет сегодня и самого здания. Сразу после снятия караула английские инженерные подразделения начали разрушать его стены: «Стерто с лица земли как последнее логово фашизма». Снос тюрьмы – решение Нюрнбергского трибунала.
