Время, которого не было

Зенитный расчет на Историческом бульваре Севастополя. Фото 1942 года

Еще в детстве я слышал от отца о том жестоком, трагическом финале в Севастополе, районе 35-й береговой батареи и мыса Херсонес, на завершающем этапе обороны в начале июля 1942 года. Ему, молодому лейтенанту, авиамеханику ВВС ЧФ, удалось выжить в той «человеческой мясорубке». Он вернулся и освобождал от фашистов свой родной Севастополь в мае 1944 года.

Отец не очень любил рассказывать о войне, но я продолжал собирать материалы о последних днях обороны, и судьба преподнесла мне неожиданный подарок. Среди документов Государственного архива Севастополя оказались «Воспоминания участника обороны Севастополя И.А. Бажанова об эвакуации из осажденного Севастополя группы работников ВВС 2 июля 1942 г.», где он, как очевидец, описывает историю с гидросамолетом, которая почти полностью совпала с моими детскими воспоминаниями.

Теперь можно более достоверно, сопоставляя факты из других источников, в деталях представить, как было все на самом деле. Бажанов приводит фамилии, и среди них фамилия моего отца. «…Среди эвакуированных были: майор Пустыльников, ст. технический лейтенант Степанченко, ст. лейтенант Медведев, капитан Половинко, капитан Крутько, капитан Лянев, ст. лейтенант Федоров и другие. Были с нами и девушки, работники санчасти: Нина Легенченко, Фира Гольберг, Рива Кейфман, Дуся…» Командир экипажа самолета-амфибии ГСТ («Каталина») – капитан Малахов, второй пилот – ст. лейтенант Ковалев. При посадке в самолет оказалось 32 человека, «…для ГСТ это большой перегруз», но остаться значило погибнуть, и капитан Малахов решил взять всех. После опасного перелета и вынужденной посадки на воду в открытом море, после неоднократных налетов вражеских самолетов, сбросивших на беспомощный самолет-амфибию в общей сложности 19 бомб, они, наконец, добрались до Новороссийска – всех спас тральщик «Щит» под командой капитан-лейтенанта Гернгросса.

Таким образом, мои детские воспоминания неожиданно получили документальное подтверждение. И все же где-то, в глубине души, тлело щемящее чувство горечи и обиды за наших отцов и дедов. Думаю, что не только я, но и не одно поколение севастопольцев задавалось вопросом: «Неужели нельзя было организовать эвакуацию, избежать массовой гибели и позорного плена десятков тысяч героических защитников нашего города?»

В ОЖИДАНИИ СПАСЕНИЯ

В последние дни обороны прижатые к морю люди, бойцы и командиры, гражданские жител, тщетно ожидали «эскадру» как единственную надежду на спасение. Отчаявшись, многие стрелялись. Пытались спастись на самодельных плотах, досках, уплывали в море, тонули. Катерами, самолетами и подводными лодками с 1 по 10 июля удалось вывезти на Кавказ часть раненых и с разрешения Ставки в ночь на 1 июля командование Севастопольского оборонительного района (СОР), партактив и руководство города. Всего 1726 человек. Руководить обороной был оставлен генерал-майор П.Г. Новиков, его помощником по морским вопросам (организация эвакуации) – капитан 3 ранга Ильичев. Осталось 78 230 бойцов и командиров, не считая гражданских. Большинство из них были ранены. Но эвакуация не состоялась. Они все попали в плен или погибли с оружием в руках.

Почему так получилось? Ведь те же военачальники, Петров, Октябрьский, спланировали и более чем успешно провели эвакуацию защитников Одессы с 1 по 15 октября 1941 года. Было вывезено: 86 тыс. военнослужащих с вооружением, 5941 раненый, 570 орудий, 938 автомашин, 34 танка, 22 самолета и 15 тыс. гражданского населения. Только в последнюю ночь, за десять часов, «под носом» у немцев, были эвакуированы с занимаемых позиций четыре дивизии с тяжелым вооружением (38 тыс. человек). После разгрома Крымского фронта в мае 1942 года Октябрьский, стянув для эвакуации трех армий из ближайших баз все катера, тральщики, буксиры, баржи, баркасы, вывез из Керчи на Тамань с 15 по 20 мая более 130 тыс. человек (42 324 раненых, 14 тыс. гражданских), самолеты, «Катюши», орудия, автомашины и 838 тонн грузов. В условиях яростного противодействия немцев, используя для прикрытия флотскую авиацию с кавказских аэродромов. Указания Ставки ВГК на эвакуацию были выполнены. Военные выполняют приказы. Без приказа эвакуация невозможна.

Тогда, весной 1942 года, положение на фронтах было критическим. Поражение под Ржевом и Вязьмой, разгром наших войск под Харьковом, беспрепятственное наступление вермахта на Сталинград и Северный Кавказ. Чтобы осознать весь трагизм сложившейся ситуации, когда судьба нашего народа «висела на волоске», достаточно вдумчиво прочитать приказ НКО № 227, известный как «Ни шагу назад!». Нужно было любой ценой выиграть время, задержать наступление немцев, не дать врагу захватить Баку и Грозный (нефть). Здесь, в Севастополе, «перемалывались» части вермахта, решалась судьба Сталинграда, закладывались основы Великого Перелома во Второй мировой войне.

ОБ ЭВАКУАЦИИ И НЕ ДУМАЛИ

Сейчас, когда доступны материалы из наших и немецких архивов, можно сравнить потери в последние дни обороны, наши в 1942 году и немецкие в 1944 году, а также вопросы эвакуации. Понятно, что вопрос о нашей эвакуации заблаговременно даже не рассматривался. Более того, в директиве Военного совета Северо-Кавказского фронта от 28 мая 1942 года № 00201/оп было категорически сказано: «1. Предупредить весь командный, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет… 3. В борьбе против паникеров и трусов не останавливаться перед самыми решительными мерами».

Еще за пять дней до начала третьего наступления (2–6 июня) немцы начали массированную авиационную и огневую подготовку, ведя методический, корректируемый артиллерийский огонь. В эти дни самолеты люфтваффе сделали вылетов больше, чем за весь предшествующий семимесячный период обороны (3069 самолето-вылетов), сбросили на город 2264 тонны бомб. А на рассвете 7 июня 1942 года немцы перешли в наступление по всему фронту СОР, периодически меняя направление главного удара, пытаясь ввести в заблуждение наше командование. Завязались кровавые бои, часто переходящие в рукопашные схватки. Сражались за каждую пядь земли, за каждый ДОТ, за каждый окоп. Рубежи обороны по нескольку раз переходили из рук в руки.

После пяти дней интенсивных, изнуряющих боев немецкое наступление стало выдыхаться. Немцы совершили 1070 боевых вылетов, сбросили 1000 тонн бомб, потеряли убитыми и ранеными 10 300 человек. В отдельных подразделениях потери были до 60%. В одной роте к вечеру осталось только 8 солдат и 1 офицер. Критическая обстановка складывалась с боеприпасами. По признанию самого В. фон Рихтгофена, командира 8-го авиационного корпуса люфтваффе, бомб у него осталось всего на полтора дня интенсивной бомбардировки. Не лучше было положение и с авиабензином. Как писал Манштейн, командующий 11-й армией вермахта в Крыму, «судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске».

Адмиралу Октябрьскому выпала нелегкая задача удержать Севастополь. Фото 1940-х годов

12 июня командование СОР получило приветственную телеграмму от Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина: «…Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с честью выполнят свой долг перед Родиной». Казалось, перевес сил будет на нашей стороне.

Мог ли в той обстановке командующий СОР Ф.С. Октябрьский поднимать вопрос о планировании эвакуации войск? Уже после войны главком ВМФ Н.Г. Кузнецов напишет, что до последнего момента была уверенность, что Севастополь удастся удержать. «…В таком грандиозном сражении, которое происходило за Севастополь, никто не мог предусмотреть, когда возникнет критическое положение. Приказ Ставки, весь ход военной обстановки тех дней на фронтах требовали драться в Севастополе до последней возможности, а не думать об эвакуации. Иначе Севастополь не сыграл бы своей большой роли в борьбе за Кавказ и косвенно, за Сталинград. Армия Манштейна не понесла бы таких потерь и была бы переброшена раньше на новое важное направление. Когда немцы придвинулись к последним рубежам севастопольцев на м. Херсонес и все водное пространство стало простреливаться, посылать туда транспорты или боевые корабли стало невозможно…. И меньше всего следует упрекать в непредусмотрительности местное командование, которому была дана директива драться до последней возможности… в обстановке напряженных боев они не могли заниматься разработкой плана эвакуации. Все их внимание было сосредоточено на отражении атак противника». И далее: «…никакая другая инстанция не должна была заботиться о защитниках Севастополя так, как Главный морской штаб под руководством наркома… ничто не освобождает от ответственности нас, флотских руководителей в Москве».

К 20 июня немцы сбросили на город более 15 тыс. тонн авиабомб, исчерпав все свои запасы. Вместо бомб с самолетов стали сбрасывать рельсы, бочки, паровозные колеса. Штурм мог бы захлебнуться. Но немцы получили подкрепление (три полка пехоты и 46-ю дивизию с Керченского полуострова) и успели подвезти 6 тыс. тонн бомб, захваченных ими на складах разгромленного в конце мая Крымского фронта. Перевес сил оказался на стороне врага. В ночь с 28 на 29 июня фашисты скрытно переправились на южный берег Севастопольской бухты силами двух дивизий (22-я и 24-я пехотные дивизии) и оказались в тылу наших войск. Наступление немцев с фронта не ослабевало. Оборона внешних рубежей потеряла всякий смысл. В уличные бои немцы не вступали, действовали артиллерия и авиация. Сбрасывали листовки, мелкие зажигательные и тяжелые фугасные бомбы, методично разрушая горящий город. Позднее Манштейн напишет: «В целом во 2-й мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь». 29 июня в 22 часа командование СОР и Приморской армии перешло на 35-ю береговую батарею (ББ) – резервный КП флота. Туда же, с боями, стали отходить и наши части.

НЕПРЕОДОЛИМЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

А возможна ли была эвакуация в принципе в условиях блокады с моря и с воздуха, под непрерывным артобстрелом и бомбоштурмовыми ударами, при полном господстве в воздухе вражеской авиации?

Радиус действия нашей авиации с аэродромов Кавказа и Кубани не позволял использовать ее для прикрытия с воздуха. В последующие пять суток 450–500 самолетов 8-го воздушного корпуса генерала фон Рихтгофена беспрерывно, днем и ночью, бомбили город. В воздухе находились, сменяя друг друга, одновременно 30–60 вражеских самолетов. Грузиться на катера можно было только ночью, а летние ночи короткие, но немцы бомбили и ночью, применяя осветительные авиабомбы. Огромная масса людей (около 80 тыс. человек) скопилась на узкой полоске – всего 900–500 метров – необорудованного побережья, у 35-й ББ и м. Херсонес. Были там и гражданские жители города – в надежде на плановую (по слухам) эвакуацию. Немцы с Константиновского равелина, с другого берега Севастопольской бухты, прожектором освещали взлетно-посадочную полосу херсонесского аэродрома. Практически каждая бомба, каждый снаряд находил свою жертву. Была невыносимая летняя жара. В воздухе стоял стойкий трупный запах. Роились полчища мух. Еды практически не было. Но больше всего люди страдали от жажды. Многие пытались пить морскую воду, их тут же рвало. Спасались тем, что пили собственную мочу (у кого она была), процеживая ее через тряпки. Немецкая артиллерия простреливала все водное пространство, подход судов был невозможен. Время для эвакуации было безвозвратно упущено. Это понимали и в Ставке ВГ, и в штабе Северо-Кавказского фронта, но делали все, что было реально возможно в той сложной, критической ситуации.

Директиву Буденного связисты 35-й ББ получили в 22 ч. 30 мин. 30 июня. «1. По приказанию Ставки Октябрьскому, Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза из Севастополя раненых, войск, ценностей. 2. Командующим СОР остается генерал-майор Петров. В помощь ему выделить командира базы посадки на правах помощника с морским штабом. 3. Генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к местам погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза. 4. Все, что не может быть вывезенным, подлежит безусловному уничтожению. 5. ВВС СОР действуют до предела возможности, после чего перелетают на кавказские аэродромы».

Пока шифровку обрабатывали и искали генерала Петрова, он со своим штабом уже был в море, на подлодке Щ-209. Петров пытался застрелиться. Окружающие не дали, отобрали пистолет. Одновременно штаб ЧФ в Новороссийске (контр-адмирал Елисеев) получил указание: «1. Все находящиеся в строю катера МО, подводные лодки, сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно отправлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов. 2. До прибытия в Новороссийск Октябрьского организация возлагается на Вас. 3. Попутными рейсами завозить боезапас, необходимый защитникам для прикрытия вывоза. Отправку пополнения прекратить. 4. На все время операции по вывозу ВВС ЧФ максимально усилить удары по аэродромам противника и порту Ялта, с которых действуют блокадные силы».

1 июля в 23 ч. 45 мин. на 35-й ББ получили телеграмму из Новороссийска: «…Держите батарею и Херсонес. Буду присылать корабли. Октябрьский». Затем связисты уничтожили шифры, коды и аппаратуру. Связь с Кавказом была утрачена. Наши части, оказавшись в полной блокаде, прижатые немцами к морю, заняв круговую оборону, из последних сил отражали атаки ценою больших потерь. В 00 ч. 35 мин. 2 июля по приказу командования, расстреляв последние снаряды и холостые заряды, была взорвана 1-я башня 35-й ББ, в 1 ч. 10 мин. взорвана 2-я башня. Люди ждали прихода кораблей как последнюю надежду на спасение.

Сыграли негативную роль и погодные условия. Так, из 12 самолетов ВВС ЧФ, вылетевших с Кавказа в ночь с 1 на 2 июля, 10 МБР не смогли приводниться. Был большой накат. Самолеты подлетели к аэродрому в режиме полной светомаскировки, но условного сигнала на посадку не было – дежурный по аэродрому был тяжело ранен очередным разрывом снаряда, – и самолеты повернули обратно. В последний момент командир 12-й авиабазы майор В.И. Пустыльник дал на секунду луч прожектора в зенит, в сторону улетающих самолетов. Двум удалось вернуться и сесть в Камышовой бухте при свете луны, почти вслепую, под носом у немцев. Двухмоторный транспортный самолет «Чайка» (командир капитан Наумов) взял 40 человек, ГСТ-9 «Каталина» (командир капитан Малахов) – 32 человека, из них 16 раненых и медработников во главе с главвоенврачем 2 ранга Корнеевым, и военнослужащие 12-й авиабазы ВВС ЧФ. В этом самолете был и мой отец.

В районе Ялты и Фороса наши корабли попадали в зону боевых действий итальянских торпедных катеров (группа Моккагата). В финале именно итальянцы 9 июля проводили зачистк» казематов 35-й ББ и пленение ее последних защитников. Есть версия, что им помог изнутри находящийся среди наших бойцов агент абвера КГ-15 (Сергей Таров).

Представители немецкого военного командования на позициях разрушенной 35-й береговой батареи. Фото 1942 года

АГЕНТЫ СЕЯЛИ ПАНИКУ

4 июля Буденный по указанию Ставки ВГК дал телеграмму Военному совету ЧФ: «На побережье СОР есть еще много отдельных групп бойцов и командиров, продолжающих оказывать сопротивление врагу. Необходимо принять все меры для их эвакуации, посылая мелкие суда и морские самолеты. Мотивировка моряков и летчиков невозможности подхода к берегу из-за волн, неверная, можно подбирать людей, не подходя к берегу, принимать их на борт в 500–1000 м от берега».

Но немцы уже перекрыли все подходы к побережью с суши, с воздуха и с моря. Вышедшие 2 июля тральщики № 15 и №16, сторожевые катера № 015, № 052, № 078, подводные лодки Д-4 и Щ-215 до Севастополя не дошли. Атакованные самолетами и торпедными катерами, получив повреждения, были вынуждены вернуться на Кавказ. Два катера, СКА-014 и СКА-0105, в районе м. Сарыч обнаружили наш катер СКА-029, который несколько часов отбивался от самолетов противника. Из 21 члена экипажа катера 12 были убиты и 5 ранены, но продолжали бой. С поврежденного СКА-209 сняли раненых и на буксире привели катер в Новороссийск. И таких эпизодов было множество.

Все попытки прорваться в горы к партизанам успеха не имели. До 12 июля наши бойцы, группами и в одиночку, полуживые от жажды и голода, от ран и усталости, практически голыми руками, прикладами, ножами, камнями сражались с врагами, предпочитая умереть в бою.

Ситуация усугублялась также активной работой немецкой агентуры. Сплошной линии фронта не было уже с 29 июня, когда гитлеровцы ночью, скрытно переправились на южную сторону Севастопольской бухты и атаковали с тыла нашу оборону. Переодетые в гражданскую одежду или красноармейскую форму немецкие агенты, свободно и безукоризненно владеющие русским языком (бывшие эмигранты, обрусевшие немцы, перебежчики), прошедшие специальную подготовку в полку особого назначения «Бранденбург», из 6-й роты 2-го батальона этого полка, вместе с отступающими частями и населением отошли в район 35-й ББ и м. Херсонес. Немцы зная, что в дни обороны пополнение было в основном из бойцов, мобилизованных на Кавказе, дополнительно использовали специальную РДГ абвера «Тамара», сформированную из числа грузинских эмигрантов, знающих грузинский и другие языки Кавказа. Вражеские агенты, втираясь в доверие, сеяли панику, пораженческие настроения, неприязнь к командованию, призывали стрелять в спину командирам и комиссарам, переходить к немцам, гарантируя жизнь и паек. Их выявляли по разговорам, по сытым лицам, по чистому белью и убивали на месте. Но, видимо, не всегда. До сего времени не ясно, кто подавал сигналы с разных мест побережья фонариком, азбукой «Морзе», семафорил без подписи, внося путаницу, сбивая с толку командиров катеров, подходящих к берегу в условиях полного затемнения, в поисках мест погрузки раненых и оставшихся бойцов.

ОСВОБОЖДЕНИЕ СЕВАСТОПОЛЯ

Как же сложилась ситуация у немцев 8–12 мая 1944 года? Командование 17-й армии заблаговременно, еще с ноября 1943 года, разработало варианты возможной эвакуации войск, по морю и по воздуху. В соответствии с планами эвакуации: «Рутербоот» (гребная лодка), «Глейтербоот» (глиссер) и «Адлер» (орел) – в бухтах Стрелецкой, Круглой (Омега), Камышевой, Казачьей и в районе м. Херсонес были оборудованы 56 причалов. Имелось достаточное количество мотоботов, БДБ и катеров. В портах Румынии были наготове около 190 румынских и немецких транспортов, гражданских и военных. Была их немецкая практичность, организация и хваленый немецкий порядок. Было четко расписано – когда, где, с какого причала, какая воинская часть и на какой мотобот, баржу или катер должна грузиться. Крупные суда должны были ждать в открытом море, вне досягаемости нашей артиллерии. Но Гитлер требовал «не отходить, удерживать каждую траншею, каждую воронку, каждый окоп» и разрешил эвакуацию только 9 мая, когда наши части уже взяли Сапун-гору и вошли в город.

Время для эвакуации было упущено. Получилась такая же «человеческая мясорубка». Только наши дрались до последнего, практически голыми руками, без пищи и без воды, почти две недели, а немцы, имея оружие и боеприпасы в избытке, сдались, как только стало понятно, что эвакуация срывается. Только эсэсовцы, прикрывавшие эвакуацию на м. Херсонес, около 750 человек, оказали яростное сопротивление, пытались уйти в море на плотах и надувных лодках и были уничтожены.

Становится очевидным, что без надежного, эффективного прикрытия с воздуха организовать эвакуацию в тех конкретных условиях активного огневого противодействия, блокирования с воздуха и моря было практически нереально. В 1944 году немцы лишились крымских аэродромов так же, как и наши в 1941-м. Под ударами наших войск царили паника, хаос и полная неразбериха. По свидетельству бывшего начальника штаба ВМС Германии на Черном море Г. Конради, «в ночь на 11 мая на причалах началась паника. Места на судах брались с боем. Суда вынуждены были отваливать, не закончив погрузки, так как в противном случае они могли затонуть». Командование 17-й армии эвакуировалось в первую очередь, оставив свои войска. Тем не менее армия подала в суд на ВМС Германии, обвинив их в трагедии 17-й армии. Флот же ссылался на «большие потери перевозочных средств вследствие торпедных атак, артобстрелов и авиаударов противника».

В итоге только на суше, в районе 35-й ББ и м. Херсонес немцы потеряли убитыми более 20 тыс. человек, а 24 361 человек были взяты в плен. Погибло в море около 8100 немцев. Число без вести пропавших точно не установлено. Из пяти генералов 17-й армии спаслись только два, два сдались в плен, и труп еще одного найден среди убитых.

Стоит учитывать, что немцы оставили для обороны крепости минимальное количество войск. Всего на 3 мая было около 64 700 немцев и румын. Большая часть войск 17-й армии, «ненужных непосредственно для боя» – тыловые, румынские части, военнопленные, «хиви» и гражданское население (как прикрытие), – была эвакуирована ранее, в период с 8 апреля по 5 мая 1944 года, как только наши войска прорвали оборону немцев на Крымском перешейке. За период эвакуации из Крыма немецко-румынских войск кораблями и авиацией ЧФ были потоплены: 69 транспортов, 56 БДБ, 2 МО, 2 канонерские лодки, 3 ТРЩ, 27 сторожевых катеров и 32 судна других типов. Всего 191 корабль. Потери – более 42 тыс. румынских и немецких солдат и офицеров.

При полном господстве в воздухе немецкой авиации в июле 1942 года та же участь ожидала и корабли Черноморского флота. Не зря план третьего штурма Севастополя немцы назвали «Лов осетра». От налетов вражеской авиации трагически погибли санитарный транспорт «Армения», перевозивший медперсонал госпиталей и раненых, более 6 тыс. человек, сантранспорты «Сванетия», «Абхазия», «Грузия», теплоход «Василий Чапаев», танкер «Михаил Громов», крейсер «Червона Украина», эсминцы «Свободный», «Способный», «Безупречный», «Беспощадный», лидеры «Ташкент» и «Харьков». И это далеко не полный перечень потерь только от авианалетов. Впоследствии Ставка запретила использовать большие корабли без надежного прикрытия с воздуха.

ОБ АДМИРАЛЕ ОКТЯБРЬСКОМ

В «незалежной» Украине было принято винить во всем наше советское военное руководство – Ставку ВГК, командующего СОР и адмирала Ф.С. Октябрьского. Утверждалось, что «бойцов обманули», командование «трусливо и позорно сбежало», бросив свои части, а боевые корабли, «железо ржавое, пропахшее нужниками», пожалели, оставив их отстаиваться в портах Кавказа. В общественное сознание внедрялся вирус ненависти к советскому прошлому. Истинный виновник гибели Приморской армии – Э. фон Манштейн подменялся мнимым – адмиралом Ф.С. Октябрьским. Подобные печатные издания продавались даже на территории музейного комплекса «35-я береговая батарея».

Конечно, с точки зрения гражданской морали негоже было нашему командованию оставлять свои войска. Но у войны свои законы, жестокие, безжалостные, исходящие из военной целесообразности, для достижения главной конечной цели – Победы. «На войне как на войне». Для подготовки командира дивизии нужно 30–35 лет, а для подготовки бойца – несколько месяцев. В бою боец грудью закрывает своего командира. Так гласит Устав (гл. 1 ст. 1 УВС ВС СССР). И на войне это нормально. Так было и при Суворове, и при Кутузове, и при Ушакове. Так было и в Великую Отечественную войну.

Война вынуждает мыслить по-иному. Допустим, остались бы сражаться с частями «до последней возможности» Петров, Октябрьский, Военные советы Приморской армии и СОР, штабы и управления армии и флота. Все высшее командование геройски погибло или попало бы в плен. Это было выгодно только нашим врагам. Октябрьский был не только командующим СОР, но и командующим Черноморским флотом, а это, собственно, сам флот, боевые корабли и суда. Это большое и сложное флотское хозяйство. Пять–семь военно-морских баз, почти столько, сколько на Балтике и Северном флоте вместе взятых, флотская авиация (ВВС ЧФ). Предприятия судоремонта, медико-санитарные службы (лечение раненых), склады боезапаса (снаряды, бомбы, мины, торпеды, патроны), техуправление флота, МИС, гидрография и т.д., своевременно вывезенные Октябрьским из Севастополя на Кавказ по указанию Ставки еще в октябре 1941 года. С потерей Севастополя история не заканчивалась. Впереди еще были годы кровавой, беспощадной войны, в которой мог погибнуть любой, и адмирал и рядовой. Но у каждого своя судьба…

Филипп Сергеевич командовал Черноморским флотом в очень непростое время – с 1939 по 1948 год. Сталин его «снимал» и снова назначал. Он был 1-м заместителем Главнокомандующего ВМФ СССР, начальником ЧВВМУ им. П.С. Нахимова, инспектором-советником МО СССР, депутатом ВС СССР. Несмотря на тяжелую болезнь, не мыслил себя вне флота, до конца оставался в строю. По ходатайству ветеранов только в 1958 году стал Героем Советского Союза. Его имя носит боевой корабль, учебный отряд ВМФ, улицы в Севастополе, в г. Кишиневе и в г. Старица Тверской области. Он почетный гражданин города-героя Севастополя.

По недомыслию или из-за тщеславного желания пропиариться отдельные историки продолжают открывать «белые пятна темных страниц» нашего «ужасного» прошлого, выхватывая отдельные факты, без учета первопричин и реальных событий того времени, а молодежь принимает все это за чистую монету. Упрекая адмирала в предательстве (бросил бойцов, трусливо сбежал), в непорядочности, эти «не нюхавшие пороху» так называемые «критики», дождавшись, когда человек ушел в мир иной, обвиняют его во всех смертных грехах, зная, что он уже не может достойно ответить.

Ветераны, за редким исключением, вовсе не считали себя «брошенными, преданными, обманутыми». Старшина 1-й статьи Смирнов, попавший в плен на м. Херсонес, после войны писал: «…нас не предали, но спасти не смогли». Вопрос был больше технический: почему не получилось эвакуировать всех? Один историк «от инфантерии», «знаток» флотских традиций, обвинил адмирала в том, что он нарушил традицию, «не покинул корабль последним».

Весь уклад флотской жизни, боевая и повседневная организация, обязанности должностных лиц, правила несения службы более 300 лет определяются не традициями, а корабельным уставом и другими уставными документами, начиная с пятитомного «Устава Морского» Петра I. Это и есть та основа, та матрица, из которой и зародились флотские традиции, а не наоборот. Есть в корабельном уставе и обязанности командира корабля во время аварии (статья 166). Последний пункт выделен: «Командир покидает корабль последним». Но перед этим четко прописано, что «командир принимает решение об оставлении корабля личным составом». Командир на корабле и «царь» и «бог». Ему дано право самостоятельно, единолично принимать решение. И средства спасения у него под рукой, на корабле. Ему не нужно собирать Военный совет, запрашивать разрешение Ставки, «запускать механизм» штабного планирования. А на все это нужно время – время, которого не было.