Не исполнитель, а творец-руководитель

Радиолокатор дальнего обнаружения «Дунай-3У». Фото предоставлено автором

Отечественные конструкторы не разучились создавать стратегические сложнейшие вооружения. В середине февраля на полигоне Сары-Шаган в Казахстане прошли пуски новейшей гиперзвуковой противоракеты для системы российской противоракетной обороны (ПРО). Но все ли ошибки прошлого учтены в многотрудной деятельности творцов вооружения, военной техники (ВВСТ)?

Февральские пуски гиперзвуковых ракет – только часть работ по совершенствованию национальной ПРО. Как стало известно, на уникальном многофункциональном радиолокационном комплексе «Дон-2Н» ПРО Москвы и Центрального региона конструкторы, инженеры устанавливают более совершенный компьютер, который будет управлять наведением на цели новейших противоракет, пуски которых состоялись в Сары-Шагане. И это символично по времени. Именно на этом полигоне 4 марта 1961 года советская противоракета В-1000 впервые в мире осуществила перехват и поражение боеголовки баллистической ракеты.

СУДЬБЫ ГЕНКОНСТРУКТОРОВ

В 50–60-е годы минувшего столетия благодаря талантам и деятельности генерального конструктора, генерал-лейтенанта Григория Кисунько была создана система ПРО Москвы. Для этого грандиозного оборонного проекта стоимостью в сотни миллионов полновесных советских рублей главные конструкторы полковники Владимир Сосульников, Александр Мусатов создали уникальные средства разведки – мощные радиолокаторы дальнего обнаружения – вначале экспериментальный «Дунай-2», потом боевые «Дунай-3», «Дунай-3У», которые за несколько тысяч километров обнаруживали баллистические ракеты и выдавали целеуказание стрельбовым радиолокаторам для точного наведения противоракет. Создание этой системы ПРО тогда позволило первому секретарю Компартии Никите Хрущеву на весь мир и прежде всего США заявить, что советская ракета, можно так сказать, попадет даже в муху в космосе.

Сложнейший комплекс ПРО Москвы под руководством Кисунько, Сосульникова, Мусатова и других в Советском Союзе смогли создать благодаря целенаправленной государственной политике по отношению к генеральным и главным конструкторам, которым страна предоставила права для творчества, руководства, распоряжения гигантскими средствами. На подобные дела выбирали достойных, талантливых конструкторов, которых назначали на должности только высшие инстанции управления государством и партией – Совмин СССР и ЦК КПСС. Личности, получившие столь высокое назначение, сами, без оглядки на начальство, беззаветно трудились и творчески, умело руководили многотысячными коллективами. Но и в советской жесткой централизованной системе непросто было настоящим творцам создавать вооружения и руководить. Из-за интриг руководства Минрадиопрома СССР был отстранен от создания ПРО генеральный конструктор генерал-лейтенант Григорий Кисунько. Из-за своей принципиальности и настойчивости талантливый главный конструктор инженер-полковник Владимир Сосульников также был обойден в чинах и должности. Сняли с занимаемого ответственного поста и исключили из КПСС инженер-полковника Александра Мусатова, который жестко и компетентно мог отстаивать на любом уровне свою позицию.

Институт генеральных и главных конструкторов вооружений и военной техники рухнул в Советском Союзе в конце 80-х годов.

Вот характерный пример. В свое время генеральный конструктор ракетных вооружений для Сухопутных войск Сергей Непобедимый, который за свою трудовую деятельность создал 28 ракетных комплексов, рассказал, что в его коллективе развал системы разработки изделий начался с создания Совета трудового коллектива, по решению которого единую должность генерального конструктора и генерального директора разделили на две. Властные полномочия и главное распоряжение финансовыми средствами получил гендиректор. С этим не согласился Непобедимый и написал заявление об отставке с обоих постов. И такое происходило повсеместно в военно-промышленном комплексе страны, который через несколько лет был переименован в оборонно-промышленный комплекс (ОПК).

В те годы шел явно управляемый развал института генконструкторов, которые непосредственно отвечали за разработку и серийное производство ВВСТ, падала значимость в коллективах творцов-руководителей. Наше государство, ОПК не берегли конструкторские кадры и школы, вместе с этим теряли технологии и в конечном итоге способность создавать высокотехнологичные вооружения. Необоснованно, руководствуясь эмоциями, как раньше говорили – волевым решением, отстранили от руководства таких одаренных генеральных конструкторов, как Аркадий Шипунов (Тульское КБП), Евгений Гриценко (Самарский объединенный двигателестроительной комплекс «Кузнецов»), и других творцов-руководителей с мировыми именами и известными на всю планету достижениями.

ВОЗРОЖДЕНИЕ ИНЖЕНЕРНОЙ ЭЛИТЫ

Николай Александрович Астров (1906–1992), советский инженер-конструктор бронетехники. Фото предоставлено автором

За два минувших десятилетия инженерная элита в промышленности постепенно отошла на второй план в корпоративной иерархии. По данным социологов, профессия инженера-конструктора уже не привлекала молодежь. Технократы забили тревогу – технологическое будущее страны, создание перспективных ВВСТ было под угрозой. Видные ученые, военачальники, политики стали предлагать создать при президенте РФ совет генеральных конструкторов, который бы непосредственно определял развитие высоких технологий в стране.

В начале второго десятилетия нового века пришло понимание, что разрушение в рыночной экономике государственного института генеральных и главных конструкторов губительно для национальной обороны и делает невозможным перевооружение российских Вооруженных сил. Стало ясно, что если ничего не изменить, огромная и самая богатая полезными ископаемыми страна мира окажется беззащитной перед армиями развитых государств, оснащенных высокотехнологичными вооружениями и техникой.

В 2013 году вице-премьер Дмитрий Рогозин поручил Минпромторгу, ведущим оборонным концернам разработать меры по повышению статуса и роли в ОПК генеральных конструкторов, способных заниматься созданием перспективных вооружений, военной и специальной техники. В январе 2015 года вышел Указ президента РФ № 18 «О генеральном конструкторе по созданию вооружения, военной и специальной техники». На государственном уровне законодательно закреплялось, что генконструктор отвечает за координацию действий при создании сложных ВВСТ, включая связь, автоматизированные системы, специальные комплексные системы для обнаружения запуска баллистических ракет (СПРН), ПРО и других. Было прописано в этом документе, что он получает широкие полномочия по ресурсному обеспечению оборонных проектов. Кандидатура каждого генконструктора рассматривается и утверждается коллегией Военно-промышленной комиссии.

В 2016 году при Военно-промышленной комиссии (ВПК) был утвержден совет главных конструкторов сил общего назначения и главные конструкторы по 27 проектам. Таким образом, в России возродился институт генеральных и главных конструкторов. И если учесть, что ВПК с 2014 года непосредственно руководит ее председатель, президент РФ и Верховный главнокомандующий Вооруженных сил страны, то можно надеяться, что все проблемы творцов ВВСТ в нашем отечестве будут решаться положительно. Однако, по мнению ряда экспертов, для выполнения названного указа необходимо провести в государстве огромную работу. Важно не только назначить генконструктора и дать ему широкие полномочия, но и определить на государственном уровне его особое место в рыночной экономике и нынешнем российском обществе. Только он как творец и руководитель обладает видением решения технической задачи, может ее поставить коллективу разработчиков и только он является связующим звеном между наукой и производством. Такой специалист просто бесценен и его надо обучать и растить. Кроме того, полномочия генконструктора как разработчика ВВСТ должны гармонично сочетаться с деятельностью государства как заказчика. А для этого необходима строжайшая многоуровневая система назначения на стратегические управленческие и конструкторские должности высшего звена, полноценная господдержка их деятельности, совершенствование всех уровней госуправления ОПК, чтобы поддержать в рыночной экономике власть и деятельность генконструкторов. Так что задача весьма сложная и многоуровневая и решение ее кроется не только в правильных документах, провозглашающих возрождение института генеральных и главных конструкторов, но и в продуманном до мелочей рачительном распределении оборонного бюджета и гособоронзаказа в рыночных условиях.

ГЕНКОНСТРУКТОР АСТРОВ

В архиве бывшего Московского танкостроительного завода № 32 недавно была найдена неопубликованная рукопись главного конструктора Николая Астрова, написанная, судя по ломким уже страницам и осыпающемуся машинописному тексту, много десятилетий назад. Возможно, в советский период рукопись известного и весьма уважаемого в государстве главного конструктора не опубликовали по причине его критических высказываний о конструкторах, их труде и системе руководства творчеством в ОПК. Ведь тогда само государство заботилось об инженерной элите и власть предержащая посчитала, что неуместна даже мягкая критика их деятельности. Главный конструктор Николай Астров оставил потомкам огромное техническое наследие, его изделия и сейчас стоят на вооружении многих армий мира, он имеет право на то, чтобы его размышления о конструкторском труде стали достоянием и специалистов, и широкого читателя.

Наша справка. Николай Александрович Астров (1906–1992), советский инженер-конструктор бронетехники. Его послужной список показателен для советской эпохи. В 1931–1934 годы он возглавлял технический отдел ЭКУ ОГПУ («шарашка» при Бутырской тюрьме), затем работал главным конструктором завода № 37 в Москве (1934–1941), позже – заместителем главного конструктора ГАЗа (1941–1946) и под занавес своей трудовой биографии был главным конструктором Мытищинского машиностроительного завода (1946–1985).

Герой Социалистического Труда, лауреат Госпремий СССР, доктор технических наук, инженер-полковник Н.А. Астров с 1931 по 1985 год на указанных предприятиях и в их КБ создал 36 образцов военной и гражданской техники, в том числе легкий пушечный танк Т-60 (образец создан за две недели в октябре 1941 года), самый массовый в Великую Отечественную войну после среднего Т-34, САУ СУ-76М (1943); после войны благодаря ему появились ЗСУ-23-4 «Шилка», «шасси» под ЗРК «Куб», «Бук», «Тор», «Тунгуска» и другие образцы ВВСТ, вагоны для метро, самосвалы ЗИС, ЗИЛ-ММЗ.

Из неопубликованной рукописи главного конструктора Николая Астрова.

ТАЙНЫ КОНСТРУКТОРСКОГО ТВОРЧЕСТВА

«…Один, пусть даже самый одаренный, работоспособный и талантливый главный конструктор не может заменить коллектив конструкторского бюро, понимая под этим названием не только собственно конструкторов, но и опытное производство и отдел испытаний. Всякая, даже очень квалифицированно выполненная конструкторская разработка, облеченная в образцово сделанные чертежи, составляет только некоторую долю всех затрат инженерного труда, вкладываемого в создание танка или ВГМ (Военная гусеничная машина). Может показаться странным, что я, конструктор, как бы принижаю этим роль и удельный вес конструкторского труда в сумме трудов, вложенных всеми коллективами КБ и других «служб главного инженера», в дело создания танка или ВГМ и освоение его в производство.

Чтобы главный конструктор мог выдавать в производство действительно отработанные конструкции, ему необходимо иметь подчиненные только ему одному Опытное производство и Отдел испытаний, свободные от загрузки изготовлением и испытанием деталей и узлов для выпуска серийных машин. В нашей отрасли такого хода дел почти никогда не бывает, так как технологическая разработка и в особенности изготовление стендов, как правило, всегда запаздывают и строительство необходимых площадей то же. Тогда заводоуправление во главе с директором завода (если КБ, отдел испытаний и опытное производство, что, безусловно, не здорово, не самостоятельны, а входят в состав «служб главного конструктора», заставляют служить главному богу всякого машиностроительного предприятия – его величеству плану. Такой систематически применяющийся порядок (а вернее, беспорядок) часто затягивается на годы и почти буквально кастрирует главного конструктора, а с ним и все три возглавляемых им коллектива.

Такая кастрация не бесследна. Обычно конструкторам приходится писать «решения», заговаривающие дефект, вместо того чтобы «лезть» в него, чтобы быстрее его устранить и, если производство и эксплуатация в появлении его не виновны, срочно принимать конструкторские меры. Сделать это как правило, в особенности при кастрации, затруднительно, так как непроверенную вещь внедрять в серию нельзя, а изготовить и испытать исправленный конструктивно элемент машины и негде, и некому, и не всегда возможно по времени года и месту испытаний, ибо все или почти все опытное производство, да и отдел испытаний заняты серией.

В 1930-е годы квалификация, опыт, знание дела, которыми был обязан располагать главный конструктор, допускали принятие им лично под свою ответственность обязательных конструкторских мер, то есть изменение К.Д. Слово Главного было последним словом и так называемое согласование с заказчиком или не делалось вовсе, или приобретало формальный характер. Например (правда, во время Великой Отечественной войны), и я, и А.А. Липгарт (главный конструктор ГАЗа в 1933–1951 годы) отлично знали, что если что-то надо согласовывать с В.Н. Окуневым (военпред ГАЗа) (а такие случаи конечно встречались), приходить к нему надо за 15–30 минут до обеда. Чем сложнее был вопрос, тем меньше минут надо было оставлять для беседы. Если это правило нарушить, у милейшего и очень умного В.Н. после обеда возникали мысли. Ну а если уже дело дошло до мыслей – тут держись и ничего не согласуешь. Однако ошибок ни я, ни А.А. обычно не делали, нам, то есть и мне и ему, безоговорочно верили и исправления вносились немедленно. Теперь, увы, не то. Дай напечатанный отчет об испытаниях, на что часто уходят годы, согласованный и утвержденный совершенно ненужными и неосведомленными людьми, чем больше будет подписей – тем лучше, а дело стоит и поправки не внесены. Мы, конструкторы, понимаем отлично нелепость этого порядка, но сделать ничего не можем и всякое пустое и крайне нужное дело не делается, так как нужно еще преодолеть и сопротивление внесению поправок технологов и администрации, «отвечающей» за план (кавычки тут не случайны, ибо действительной, то есть материальной, ответственности практически нет), будто дело идет о совершенно постороннем этим людям предмете, а не об вооружении армии. Поверьте, что становится просто не по себе.

Все это тем более безобразно, что никому кроме кормления многочисленных чиновников не служит, тормозит работу, как будто дело идет об уличных плевательницах, а не об обороне страны.

Главный конструктор должен быть непрерывно болен и притом заразной болезнью – стремлением к наилучшему решению темы. Название ее не постоянно и меняется одновременно со сменой темы. Если он заболел поиском решения, но не смог заразить этой болезнью всех участвующих в разработке подразделений КБ, плохи его дела. Чем острее будет заболевание всех трех коллективов КБ, тем быстрее и успешнее будет решена общая для всех задача и тем легче будет выполняться план мероприятий и тем меньше будет жалоб из войск и рекламаций.

Очень хотелось бы попытаться вскрыть, в общем-то, таинственный и неясный, крайне трудно поддающийся описанию процесс рождения конструкции. Первая стадия – появление задачи. Откуда она появляется, в общем-то, не очень и важно. Иногда это ненормальная работа какого-то узла или сложнее сочетание нескольких взаимодействующих узлов, иногда ВГМ в целом. Иногда это обдумывание задания заказчика. Иногда это поиск поднятия какого-то или суммы каких-то характеристик серийного или будущего изделия. Вариантов тут много, перечислять все – то же задача, притом неблагодарная – составление спецификаций причин появления задач у главного конструктора. Проще всего согласиться с тем, что причин много.

Вторая стадия наступает тогда, когда задача осмыслена и уже может воплотиться в какую-то конструкторскую схему. Заметим, что чаще всего эта подсознательно выношенная первоначальная схема и есть тот самый «топор под лавкой», который мужик из поговорки тщетно и долго искал, но конструктор понимает, что топор-то не один и решений может быть несколько.

Третья стадия – общение Главного с конкретным разработчиком. Конечно, это не совещание с протоколом. Это просто разговор или, пожалуй, беседа, при которой Главный должен сдержаться и не навязывать разработчику своего решения, но дать время для обдумывания и подработки своих соображений, подготовленных исполнителем для второй беседы с Главным.

Эта беседа имеет целью, кроме выработки решения, создание дружелюбия, общения и если в результате появляется единомыслие, можно сказать, что третья стадия закончилась успешно. Однако это вовсе не значит, что после того, как «тесто мыслей» подойдет, и у Главного, и у разработчика (на что нужно потратить не слишком ясный промежуток времени), но очень хорошо если разработчик сам придет к Главному со своим предложением, но и Главный сам может прийти к нему для четвертой стадии.

Четвертая стадия – выбор решения и начало разработки.

Я начал с того, что процесс этот таинственный и назвать его так приходится потому, что непрерывно думать о стоящей перед тобой и разработчиком задаче совершенно не нужно, а часто даже вредно. Задача варится в глубине интеллекта, даже прямо-таки в подсознании. Однако «хвостик» решения задачи иногда непроизвольно показывается и забывать его не следует, он почти всегда бывает полезен.

Конечно, такой расклад, как было написано выше, совсем не обязателен, он легко сбивается хотя бы тем, что в разговор всегда может включиться кто-то еще и внести в него свою совсем новую струю, такую, которой не ждали ни Главный, ни разработчик, так как они, например, просто забыли о каком-то обстоятельстве, опрокидывающем все их хитросплетения.

Процесс этот сложный и иногда решение может выскочить как бы само собой, а иногда нуждается и в постоянной помощи, и в поисках аналогов в литературе и т.д.

Все вышенаписанное – только попытка расставить в некоем теоретическом порядке этапы создания конструкции. Однако на основной вопрос – что же именно происходит в голове конструктора, когда он готовится к решению задачи, а потом принимает ее решение, нет ясного ответа и вряд ли можно получить четкий и ясный ответ, годный для всех конструкторских работ.

Конструктор, в том числе и Главный, может заниматься любыми делами, что совсем или почти совсем не мешает нахождению правильного решения сложных задач. В этом-то и состоит тайна конструкторского творчества, как, вероятно, чистого творчества и в других областях.

Конечно, нарисованная сейчас картина относится к натурам эмоциональным, но может быть универсальной, хотя бы только потому, что каждый работает, а значит, и думает по-своему. Для умов аналитического склада, умеющих обсуждать задачу и искать ее решение не в третьей стадии, о которой я говорил выше, а размышляя и как бы обсуждая вопрос молча и внутри себя, все предыдущее мало подходит. Тем не менее ход творческого процесса остается до конца неясным и крайне интересным и надо научиться им управлять, чему надо было бы учить в вузах.

Сейчас многие полагают, что конструирование не относится к творческим процессам. По моему мнению, это глубокое и обидное заблуждение и попытки, часто встречающиеся в последнее время, уверить всех в том, что конструирование – это типичное ремесленное отправление, ничего, кроме вреда, не приносят. На чертеже важно все, любая линия – ответственна.

Итак, у настоящего конструктора в нем, а вернее в его подсознании, всегда и непрерывно живет та работа, которую он обдумывал, а потом делал, продолжая обдумывание. Наступает первый шаг – создание эскиза, сделанного с наивозможно более полным пониманием задачи. Это создание чертежа, а чаще всего почеркушки на клочке бумаги, первый шаг рождения изделия, а с ним и возможное появление ошибок. А вот убедиться в том, хорошо или плохо задумано изделие, можно иногда через 1,5–2 года, а часто и много дольше, только тогда, когда готов макетный или опытный образец. Дать ему первую практическую оценку должен отдел испытаний КБ. Я очень высоко ставлю и очень ценю работу и, естественно, самих работников отдела испытаний. К сожалению, справедливая оценка доходит до создания далеко не у всех «властей предержащих» и непростая, а тяжелая и физически, и душевно работа испытателей в большинстве случаев остается не оцененной ни по сложности, ни по ответственности. Очень важным качеством испытателя является бдительность – он не должен упускать ни одного дефекта, ни одного даже пустячного на первый взгляд неудобства, неисправности или неполадки. Все донести до журнала испытаний лучше всего в личной беседе, но и в обязательной информационной записке и отчете об испытаниях с тем, чтобы конструктор вместе с Главным приняли необходимые меры. Однако в начале моей работы на Московском танковом заводе испытателей высшего класса (не сдатчиков готовых серийных машин), а испытателей новых машин или их узлов с неизвестными пока никому свойствами и возможностями не было вовсе. Их еще предстояло выработать и создать отдел испытаний.

В нашем деле нужно личное участие больше, чем в любом другом, и верна русская поговорка «свой глаз – алмаз, а чужой стеклышко». Наблюдать своим «алмазом» все испытательные работы во всем их диапазоне, ведущиеся и северо-западнее Магадана, и почти на границе с Афганистаном, и под Москвой, не говоря уже о том, что даже на соседних испытательных участках результаты некоторых испытаний могут отличаться один от другого в 8–10 и более раз. К этому надо добавить и стендовые испытания, без некоторых видов из них обойтись просто немыслимо. Теперь мне кажется уместным рассмотреть, какие же люди нужны главному конструктору, чтобы он с полным доверием относился к результатам испытаний, которые ему преподнесут следившие за их ходом и результатами «стеклышки». К великому сожалению, Главный не может (просто физически лично) участвовать во всех испытательных работах и, увы, часто бывает, что приглашенный испытателями, чтобы наблюдать за редко встречающимися случаями, он ничего не видит: «дефект или поведение машины стали совсем иными, наблюдается, как говорят, «генеральский» или лучше – «визит-эффект».

Обходиться без испытателей и очень квалифицированных, знающих техусловия на машину и все ее узлы, всю инструкцию по эксплуатации и уйму других вещей, умеющих безукоризненно водить машину (всех требований не перечислишь), умеющих отлично владеть русским языком кратко, ясно, понятно, без комментариев излагать свои наблюдения, уметь быстро и безошибочно принять нужное решение (а он часто бывает с машиной один на один), то есть продолжить работу, прекратить, вызывать помощь и т.п. Вот только некоторые важные требования к настоящему инженеру-испытателю, и часто такой инженер стоит нескольких конструкторов, и к его подсказкам, даже если они не полностью обоснованы прямым наблюдением, а есть результат догадок, надо всегда очень внимательно прислушиваться. «Стеклышки» должны быть максимально близкими к «алмазу».

Но сначала надо вкратце охарактеризовать существовавший тогда состав КБ «Т» (Московский танковый завод № 37, располагавшийся на Преображенской площади, ныне НИИДАР).

Быстрота исполнения конструкторских разработок при высоком их качестве, то есть степени продуманности объяснялась исключительно удачно подобравшимся коллективом конструкторов и экспериментальщиков, а затем и испытателей, когда эта категория специалистов уже появилась.

Надо вспомнить, что такое коммерческое конструирование, о котором я уже писал. Заводу № 37 были нужны очень небольшие группы конструкторов, специальности которых были необходимы конкретному производству конкретной машины, а проектирование заново целой машины можно вести, только приучая конструкторов и испытателей к поиску решений многих вопросов, с которыми раньше им встречаться просто не приходилось. Эта задача стала в полной мере ощутимой, когда мы взялись за разработку трактора Т-20 «Комсомолец», в особенности за плавающий легкий танк Т-40, уже не говоря о легком пушечно-пулеметном танке Т-60…»

Один из многих талантливых конструкторов-руководителей советской эпохи доктор технических наук Николай Астров в своей неопубликованной рукописи откровенно рассказывает об ошибках в отечественном танкостроении в 30-е годы, размышляет над проблемами конструкторского творчества. Он не подозревал, что спустя несколько десятилетий в новой России станут возрождать институт генеральных и главных конструкторов, от деятельности которых зависит национальная безопасность.