Морская война не терпит шаблонов

6 ноября 1941 года при крушении теплохода «Армения» погибло до 10 тысяч человек. Фото первой половины ХХ века

28 октября 1914 года в 6.30 утра без объявления войны турецкий тяжелый крейсер «Султан Явуз Селим», бывший не кем иным, как германским «Гебеном», обстрелял Севастополь с дистанции 7,8 км. «Гебен» выпустил 47 280-мм и 12 150-мм снарядов. Стрельба велась не прицельно, по площадям. Один снаряд попал в морской госпиталь, убив трех больных. Иных материальных и людских потерь флот и город не имели. Впрочем, первыми, на две минуты раньше «Гебена», открыли огонь береговые батареи Севастополя. Причем стрельбу начали офицеры батарей в инициативном порядке, без приказа сверху. В итоге крейсер получил три попадания 10-дюймовыми (254-мм) снарядами.

В записях минных станций Севастопольской крепости указано, что с 6.35 до 6.40 «Гебен» маневрировал на крепостном заграждении, так как станции определенно отметили в этот период ряд замыканий на двух магистралях, что совпадало с наблюдаемым путем следования «Гебена», то есть минные заграждения были приведены в боевое положение буквально через несколько секунд после того, как по ним прошли «Гебен» с миноносцами. Подрыв «Гебена» даже на одной мине неизбежно привел бы к его расстрелу береговыми батареями.

В 1923 году при подробном изучении курсов «Гебена» выяснилось, что он прошел над группой мин № 12 и близко проходил мимо группы № 14. Почему не были включены минные заграждения Инженерного ведомства, историки спорят до сих пор. Основные версии – преступная халатность или измена.

ГОТОВИЛИСЬ К ПРОШЕДШЕЙ ВОЙНЕ

С военной точки зрения рейд «Гебена» – глупая авантюра. Крейсер спас случай. Однако целью немцев было не нанесение ущерба Севастополю, а гарантированное втягивание Турции в войну. Тем не менее «севастопольская побудка» произвела крайне сильное впечатление как на царских адмиралов, так и на красных военморов.

В годы Гражданской войны английские и французские корабли практически безнаказанно обстреливали береговые цели в России. Так, 1 августа 1918 года англо-французская эскадра подавила береговые батареи на острове Мудьюг и высадила десант в Архангельске. В марте–апреле 1919 года два британских линкора обстреливали 343-мм снарядами красные части на перешейке Керченского полуострова. В декабре 1919 года британский линкор прикрывал огнем эвакуацию деникинцев в Новороссийске и т.д.

В 1920—1930-х годах обстрелы побережья, произведенные линкорами и крейсерами интервентов, не критично рассматривались в штабах Красного флота. Говорить о том, что в 1918—1920 годах «братишки-клёшники» часто не желали воевать с интервентами, слабо знали материальную часть и т.д., красные военморы не могли по идеологическим причинам. В итоге возможности крупных артиллерийских кораблей в борьбе с берегом были сильно преувеличены.

С начала 1920-х годов советское руководство жило под страхом образования коалиции капиталистических государств и ожидало появления англо-французского флота на Балтике и Черном море, то есть повторений событий 1854—1855 и 1918—1920 годов. Отсюда главной задачей советского флота был бой на минно-артиллерийской позиции в районе собственных военно-морских баз. И лишь в случае нанесения тяжелых потерь противнику планировался выход в открытое море легких сил – быстроходных крейсеров и эсминцев. Главной же задачей подлодок на Балтийском и Черноморском флотах была атака надводных кораблей противника.

Профессор капитан 1 ранга Андрей Васильевич Платонов по сему поводу едко заметил: «По поводу отсутствия в отечественной теории военно-морского искусства такой категории, как «господство на море», никто особого дискомфорта не ощущал, так как все флоты отрабатывали маневры типа «Оборона восточной части Финского залива» или «Отражение десанта одновременно в двух УРах», то есть исключительно оборонительной тематики. При этом как бы априори считалось, что, во-первых, противник, как стадо баранов, будет ломиться, невзирая ни на какие потери, именно через наши минно-артиллерийские позиции и именно на наиболее обороняемые участки побережья».

В соответствии с нашей военно-морской доктриной промышленность гнала в больших масштабах торпедные катера реданного типа и одномоторные легкие истребители, способные действовать в радиусе до 100 км от военно-морских баз. К 22 июня 1941 года наши флоты не имели ни одного серийного мореходного килевого торпедного катера и ни одного дальнего истребителя.

Для сравнения: немецкие торпедные катера, появившиеся на Черном море в конце 1942 года, действовали во всей его акватории, а двухмоторные истребители Ме-110, базируясь в Крыму, могли прикрывать корабли в любой точке моря.

ЗАВИДНОЕ УПОРСТВО

В августе 1940 года кардинально изменилась военно-политическая обстановка в мире. Потенциальные противники нашего флота перестали представлять опасность для СССР. Французский флот, согласно условиям перемирия, был разоружен, и выход его из баз в Тулоне и Африке был категорически воспрещен. Ну а британский флот вел напряженную борьбу с германским и итальянским флотами. Да и предположить, что Англия после августа 1940 года нападет на СССР, мог только слабоумный.

Казалось бы, наши политики и адмиралы должны были немедленно радикально изменить военно-морскую доктрину. Теперь в Европе единственным противником могла быть только Германия, которая не имела ни одного не только корабля, но и боевого катера на Черном море. Румынский флот, в составе которого были четыре эсминца и одна подлодка, в счет не шел. Кстати, он себя и не проявил в 1941–1944 годах. Увы, Главный морской штаб (затем – Главный штаб ВМФ) оставил в силе все планы 1930-х годов по действиям на Черном море. Единственное, что вместо гранд-флита в супостаты черноморцам записали итальянский флот. Кто и чем думал, боюсь, мы никогда не узнаем, поскольку все материалы по работе ГШ ВМФ до сих пор засекречены.

К 22 июня 1941 года итальянский флот не только не мог идти в Черное море, но и не справлялся с возложенными на него задачами на Средиземном. 12 ноября 1940 года устаревшие английские бипланы «Суодфиш» торпедировали в порту Торонто итальянские линкоры «Литторио», «Андреа Дориа» и «Конте де Кавур», причем последний итальянцы не сумели ввести в строй до самого конца войны. А в марте 1941 года в сражении у мыса Матапан англичане потопили новейшие крейсера «Заре», «Пола» и «Фиуме», а линкор «Витторио Венето» был серьезно поврежден и едва дотянул до берега. Модернизация же старого линкора «Андреа Дориа» еще не была закончена.

К 22 июня 1941 года погибли тяжелый крейсер «Сан Джоржио», легкие крейсера «Армандо Диас» и «Бартоломео Колеони». Из 70 подводных лодок англичане потопили 19, а еще 15 действовали в Атлантике. Оставшиеся в строю итальянские линкоры и крейсера боялись даже атаковать британские конвои, регулярно пересекавшие Средиземное море от Гибралтара до Александрии и Порт-Саида. В такой ситуации посылка итальянского флота в Черное море стала бы катастрофой для Италии и лично для Бенито Муссолини. Для этого нужно было пожертвовать итальянской армией в Африке и оставить без защиты итальянское побережье. Я уж не говорю о катастрофической нехватке топлива у итальянского флота летом 1941 года.

Наконец, англичане вряд ли упустили бы шанс уничтожить итальянский флот на пути в Дарданеллы. В Черном море у турок не было мест базирования для большого флота, да и порты Стамбул и Измир не имели достаточно хорошей ПВО.

Посылка итальянских кораблей в Черное море никогда (до 1942 года) не планировалась ни Муссолини, ни правительством, ни Супермарине. С другой стороны, турецкое правительство смертельно боялось вовлечения страны в войну. В Стамбуле хорошо помнили уроки Первой мировой и понимали, что вступление в войну раз и навсегда лишит страну контроля над Проливами, а то и вообще положит конец существованию турецкого государства.

Кстати, появления итальянского флота на Черном море не хотела… Германия. Да, да, именно Германия! Современные историки смотрят на события 1941 года сквозь призму победы 1945 года. А тогда и Гитлер, и руководители других европейских государств мыслили иными категориями. По их мнению, заключение общеевропейского мира должно было произойти если не в 1941-м, то по крайней мере в 1942 году. Причем Гитлер уже в июне 1940 года всерьез был озабочен, как ограничить захватнические планы Муссолини. По этой причине немцы не дали Италии оккупационной зоны во Франции и категорически отказались передать ей хотя бы часть французского средиземноморского флота.

Дуче несколько раз затевал с фюрером разговор о Крыме и каждый раз получал резкий отказ. Гитлера приводила в бешенство сама мысль, что кто-то посягает на «зону отдыха арийцев». 24 июня 1941 года фюрер истерично кричал собравшимся генералам: «Я никогда не допущу в Крым итальянцев!» Вечером начальник генштаба генерал Гальдер занес его слова в свой дневник.

Кстати, в операции «Барбаросса» даже не было предусмотрено участие кригсмарине в боевых действиях на Черном море. Германские генералы считали, что все советские базы и порты будут захвачены с суши.

ДЕСАНТОБОЯЗНЬ

22 июня 1941 года в наших военно-морских штабах ситуация сложилась как в гоголевском «Ревизоре». Все боялись ревизора, все ждали ревизора, и любой слух о нем автоматически становился реальностью.

В труде А.В. Платонова «Господство на Черном море 1941–1944» рассказано о разведданных, полученных в Севастополе из Москвы: «…в сводке от 27 июня обращает на себя внимание следующая фраза «Имеются сведения, что итальянский флот следует через Дарданеллы в Черное море для высадки десантов в направлении Одесса–Севастополь».

Десантобоязнь дошла до маразма. Нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов сообщил Филиппу Сергеевичу Октябрьскому, командовавшему тогда Черноморским флотом (ЧФ), что к Батуми движется эскадра с большим десантом, и там начали срочно готовиться к обороне. В районе Туапсе 8 июля 1941 года 157-я стрелковая дивизия, занявшая оборону на берегу в ожидании десанта, открыла огонь из полевой артиллерии по транспорту «Громов», совершавшему обычный рейс по маршруту Туапсе–Новороссийск.

Еще в начале июня 1941 года Октябрьский, ссылаясь на разведку флота, доложил Кузнецову, что в Черное море вошли 10–12 германских подлодок. Тот, не мудрствуя лукаво, 7 июня приказал Военному совету ЧФ выставить противолодочные сети в Керченском проливе для недопущения прохода подлодок в Азовское море. Замечу, что в Азовском море максимальная глубина всего 13 м.

9 июня Кузнецов доложил Сталину о том, что в Керченском проливе установлен противолодочный дозор из двух малых охотников, в поддержку дозора выделены два торпедных катера и три самолета МБР-2, а также выслан тральщик для установки в Керченском проливе противолодочных сетей.

Адмиральские страхи и установка противолодочных сетей не остались не замеченными для младшего командного состава. С 22 июня на флоте началась «перископомания». Уже 24 июня в 11.30 и в 13.20 канонерская лодка «Красная Армения» была дважды «атакована» подлодкой противника. 25 июня в 11.15 у мыса Сарыч близ Севастополя заметили перископ ПЛ. Почти одновременно пограничный малый охотник в районе реки Шохе (между Туапсе и Сочи) обнаружил и атаковал ПЛ. В нескольких километрах другую подлодку заметили с наземного пограничного поста. Всего за первые три месяца войны было «потоплено» не менее 15 вражеских субмарин.

Пока надводные корабли героически боролись с итальянскими и германскими подлодками, наши подводники почти весь 1941 год ожидали у Севастополя и кавказских портов появления итальянских линкоров и крейсеров. Всего с этой целью субмарины ЧФ в 1941 году совершили 84 боевых похода, длившихся в общей сложности 730 суток. То есть круглосуточно поиск итальянцев вели несколько подлодок.

Но, увы, повезло обнаружить вражеский линкор только подводной лодке М-111, находившейся 23 сентября 1941 года на позиции в 20 милях от Севастополя. Воспользовавшись темнотой, линкор шел к Севастополю – не иначе как повторить подвиг «Гебена». Наша лодка выпустила торпеду, но она прошла рядом с бортом вражьего корабля. Командир лодки старший лейтенант А.А. Николаев был страшно огорчен. Но по прибытии в базу его вначале пробрал холодный пот, а потом охватила нечаянная радость. Оный линкор оказался транспортом «Восток», да еще с несколькими сотнями бойцов на борту.

Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский. Фото 1940-х годов

МИНЫ ДЛЯ СВОИХ

Но самым страшным и непоправимым последствием войны с «итальянским флотом» стала установка минных заграждений возле своих же баз в районах Одессы, Керченского пролива, Новороссийска, Туапсе и Батуми. Всего с 23 июня по 21 июля для создания оборонительных минных заграждений было выставлено 7300 мин и 1378 минных защитников, то есть более 73% имевшихся на флоте морских якорных мин и более половины минных защитников.

На этих минах только за первые 12 месяцев войны погибло 18 боевых и транспортных судов Черноморского флота и около десятка судов получили тяжелые повреждения. Среди погибших были эсминцы «Смышленый» и «Дзержинский», а эсминец «Способный», взорвавшийся на своей мине у Севастополя, был отведен в базу, но восстановить его так и не удалось. Только на транспорте «Ленин», подорвавшемся на своей мине у мыса Сарыч, погибли 650 моряков и десантников.

А сколько кораблей противника погибло или было повреждено на минах адмирала Октябрьского? До взятия Севастополя – ни одного! По очень простой причине – их не было: итальянский флот существовал лишь виртуально в головах адмиралов.

Но бедствия от своих мин не ограничились потерей 18 судов. Для прохода наших кораблей в Севастополь в огромном минном заграждении от мыса Евпаторийский до мыса Сарыч (около 4 тыс. мин) было оставлено лишь три узких фарватера. «Недостаточно продуманная система фарватеров, слабое навигационно-гидрографическое обеспечение значительно затрудняли плавание в этом районе своих судов. Кроме того, с декабря из трех оставленных проходов два простреливались немецкой артиллерией, установленной на побережье, поэтому пользовались одним, состоявшим из двух колен шириной 3 мили», – читаем мы в источнике. Транспорты и корабли, идущие в Севастополь, должны были проходить по этим фарватерам только в условиях хорошей видимости и в сопровождении тральщиков. В результате боевые корабли и транспорты были вынуждены стоять у кромки минного заграждения по многу часов, а иногда до двух суток. И все это под воздействием германской авиации и артиллерии. Время перехода судов с Кавказа в Севастополь возрастало в 2—3 раза. Типичный пример из хроники боевых действий: 28 ноября 1941 года крейсер «Красный Кавказ», шедший в Севастополь с грузом боеприпасов и маршевым пополнением, не смог пройти фарватером через наше минное заграждение и был вынужден вернуться в Новороссийск.

Положение было отчаянным, и Октябрьский в начале декабря 1941 года приказал начать траление собственных мин. Для этого в Севастополе была создана специальная группа из минного заградителя «Дооб» и 11 тральщиков, которые под бомбами немцев приступили к тралению. Чтобы не нервировать московских адмиралов, в донесениях эти операции скромно именовались «расширением фарватера». Однако полностью вытралить собственные мины под Севастополем удалось лишь в… 1953 году!

ТРАГЕДИЯ «АРМЕНИИ»

7 ноября 1941 года произошла одна из самых страшных в истории человечества катастрофа на море – гибель санитарного транспорта «Армения». На нем погибло вдвое больше людей, чем на «Титанике» и «Лузитании» вместе взятых. Между тем судно было и не столь велико (водоизмещение около 5,7 тыс. т, длина – чуть более 100 м) и рассчитано на 518 каютных и 462 палубных пассажиров. Но в тот день людей набилось буквально как сельдей в бочке. Очевидцы показывают, что пассажиры стояли на палубе, тесно прижавшись друг к другу.

Утром 6 ноября в Севастополе началась посадка на теплоход «Армения». На него погрузили несколько сотен раненых бойцов, а также эвакуируемых граждан. Погрузка шла в полном беспорядке, никто не только по фамилиям не переписывал садившихся на теплоход, не было даже точно известно их число. На «Армению» был посажен персонал главного госпиталя ЧФ, военно-морского госпиталя, развернутого на базе санатория «Максимова дача», санитарно-эпидемиологической лаборатории, 5-го медсанотряда, базовой флотской поликлиники и ряда гражданских лечебных учреждений.

Вечером того же дня «Армения» уходит из Севастополя и берет курс на Туапсе. Любопытно, что позже время выхода «Армении» было засекречено и не указано даже в «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре», где с точностью до минуты указано время выхода и входа в порт даже самых малых судов.

Уже в море теплоходу приказали подойти к Балаклаве, где у берега к ней причалили катера НКВД, с которых были перегружены деревянные ящики. На борт поднялись и «сопровождающие». Существует предположение, что там было золото и ценности из крымских музеев. А затем какой-то начальник велел теплоходу идти в Ялту, к которой уже подходили германские войска.

Во время стоянки в Ялте был получен приказ командующего флотом, что в связи с отсутствием авиационного прикрытия выход судна из порта запрещается до 19 часов, то есть до наступления темноты. Капитан судна Владимир Яковлевич Плаушевский приказ получил, но в 8.00 7 ноября вышел из Ялты.

Замечу, что винить Плаушевского, не выполнившего приказ Октябрьского, нелепо. Филипп Сергеевич явно перепутал Ялту с Севастополем. В ноябре 1941 года Севастопольская бухта была защищена многими десятками стволов зенитных береговых и корабельных орудий. Имелись средства маскировки кораблей, а при налете авиации производили задымление бухты.

В Ялте же большой транспорт был как на ладони и представлял идеальную цель для вражеской авиации. Береговой зенитной артиллерии и средств маскировки там отродясь не бывало. В море «Армения» хоть могла маневрировать. Наконец, никто не знал, где находятся германские войска (очевидцы утверждают, что 6-го немцы были в Гурзуфе), и в любой момент на шоссе Алушта–Ялта могли показаться германские самоходки и артиллерия. А далее следовал бы расстрел «Армении» с Массандровских высот. Любопытно, что 8 ноября, то есть на следующий день после трагедии, «начальник штаба Черноморского флота объявил по флоту, что предположительно Ялта занята противником». Так наши славные адмиралы и воевали – «предположительно».

В море «Армению» прикрывали два сторожевых катера (всего четыре 45-мм пушки), а в воздухе барражировали на высоте 500 м два истребителя И-153 «Чайка».

По официальной версии, в 11.25 в точке с координатами 44 градуса 15 мин. 5 сек. с.ш. и 34 градуса 17 мин. в.д. теплоход был атакован одиночным торпедоносцем Не-111, принадлежавшим 1-й эскадрилье авиагруппы I/KG28. Самолет зашел со стороны берега и с дистанции 600 м сбросил две торпеды. Одна прошла мимо, а вторая попала в носовую часть теплохода. Через четыре минуты «Армения» затонула. Погибли 7–10 тыс. человек, катера спасли только восьмерых. После сброса торпеды Не-111 ушел в облака и скрылся. Истребители прикрытия даже не успели среагировать на происходящее.

Наши историки и литераторы хором возмущаются: мол, теплоход «был атакован самолетом-торпедоносцем, несмотря на то что транспорт имел отличительные знаки санитарного судна». Однако, какие бы знаки ни были нарисованы на теплоходе «Армения», он шел в конвое двух вооруженных катеров, а на борту теплохода были установлены четыре 45-мм пушки 21К. Так что германские летчики действовали бы в данном случае в полном соответствии с международным правом, хотя, вообще-то говоря, на него в 1941—1945 годы плевать хотели обе стороны.

Интересный момент: координаты гибели «Армении» я привел из «Справочника потерь…», но они оказались неточными. До сих пор все материалы, связанные с последним рейсом «Армении», хранят в секретных архивах. Но вот севастопольский историк Александр Неменко, много лет изучавший германские военные архивы, сообщил мне: «По поводу «Армении» я перебрал все возможные варианты. Торпедоносцы не летали из-за погоды (есть журнал боевых действий), 4-й авиакорпус почти не летал (все его действия есть в журнале БД, журнал у меня тоже есть), подводных лодок не было (журналы боевых действий у меня тоже есть). Остается только один вариант: мина, сорванная с якоря штормом».

По данным 11-й армии, 7 ноября 1941 года «облачность 10/10, высота облаков 200 м, ветер норд-ост 2—5 м/с, температура воды 3 градуса, температура воздуха минус 3 градуса». Облачность 10/10 означает максимальную облачность на малой и большой высоте, то есть использование германских торпедоносцев в этот день было полностью исключено, поскольку они не имели тогда бортовых радиолокационных станций. И тут, как говорится, задачка сошлась с ответом. Вот почему истребители И-15 не заметили торпедоносец, а зенитчики «Армении» и «морских охотников» не открыли огня. Замечу, что восемь 45-мм пушек и восемь 12,7-мм пулеметов ДШК – явно не пустяк для летящего на малой высоте «Хенкелля-111».

Становится понятной и причина засекречивания всей информации о гибели «Армении», а также карт минных постановок между мысом Херсонес и Ялтой.

ПОЧЕМУ ЖЕ ПАЛ СЕВАСТОПОЛЬ?

Долгие годы идут споры, почему был сдан Севастополь, а свыше 150 тыс. его защитников убиты или взяты в плен. Рассекреченные советские и германские документы, показания очевидцев, повреждения кораблей, изучения поисковиками развалин ДОТов и береговых батарей неопровержимо свидетельствуют о том, что основных причин сдачи Севастополя было пять.

Во-первых, боязнь десантов итальянского флота привела к тому, что во время штурма Перекопа частями генерала Эриха фон Манштейна почти половина советских войск в Крыму занимала позиции не на перешейках, а на побережье на «десантоопасных направлениях».

Во-вторых, командование ЧФ, опасаясь тех же итальянских десантов, распорядилось построить десятки береговых батарей калибра 100–152 мм почти по всему периметру полуострова. Пушки и личный состав для них взяли с береговых батарей Севастополя и кораблей ЧФ. Итальянский флот не появился, и все эти батареи были взяты немцами с суши. А ведь эти дальнобойные морские орудия могли принести огромную пользу при обороне Севастополя.

В-третьих, адмирал Октябрьский решил, что немцы захватят Севастополь в начале ноября или по крайней мере в декабре 1941 года, и в ноябре-декабре вывез из Севастополя на Кавказ более половины боекомплекта и более половины зенитной артиллерии. Замечу, что нужды ни в боезапасе, ни в артиллерии на Кавказе не было. Мало того, уже в январе 1942 года Октябрьский распорядился начать перевозку боекомплекта с Кавказа обратно в Севастополь.

В-четвертых, в самом конце 1941 года нарком ВМФ Кузнецов распорядился вывести с Черного моря в Средиземку пять крупных советских транспортных судов и несколько иностранных, оказавшихся под советским контролем. Нарком не мог не знать, что к этому времени подписано соглашение с США о поставке в СССР десятков больших транспортных судов типа «Либерти». И они прибыли и на Север, и на Тихий океан.

Главной же причиной сдачи Севастополя стали минные поля, выставленные в июне 1941 года.

Все вышесказанное подробно расписано в книгах неангажированных историков, в том числе и в моих. Оппоненты не могут опровергнуть ни одного факта, раздаются лишь стенания: «Адмирал не знал… Генералу приказали… Адмирал действовал по уставу…»