Александр Заблотский
Опыт показал, что немца бить очень даже можно. Фото 1944 года
В представлении человека, интересующегося историей Великой Отечественной войны на уровне популярной литературы, германский вермахт предстает высокоорганизованной военной машиной, в которой нет места ни присущим человеку маленьким слабостям, ни тем более откровенному разгильдяйству. Разумеется, это чересчур обобщенный взгляд на жизнь германской армии, в чем авторы сами убедились, изучая многочисленные немецкие документы. Надеемся, что вслед за нами в этом убедятся и читатели.
НИЧЕЙНАЯ ДОРОГА
Речь о последнем броске операции «Скачок», который привел к оперативному окружению группировки вермахта на Донбассе. 11 февраля танкисты группы генерала Маркиана Михайловича Попова захватили станцию Постышево (Красноармейское), прервав последнюю железнодорожную магистраль, связывающую группу армий «Дон» с тылом. Отчего же немцы, все снабжение которых в буквальном смысле «висело» на этой железнодорожной ветке, не приняли должных мер к обороне узлового пункта. А ларчик открывался очень просто.
В эти самые дни группа армий «Дон», которой командовал фельдмаршал Манштейн, готовила свой знаменитый контрудар на Левобережной Украине, который «испортил праздник на нашей улице» весной 1943 года. В ходе подготовки операции происходила передача участков фронта 1-й танковой армии, только накануне переброшенной с Северного Кавказа. На дворе стоял февраль, и метели превратили нерасчищенные дороги просто в направления. Поэтому кто-то из немецких штабистов доложил наверх, что трасса Краматорск–Андреевка–Аннинская–Доброполье–Постышево непроходима вследствие заносов. Так это было или не так, сказать трудно, так как советские танкисты именно по ней прорвались к Постышево. Немцы просто «забыли» про нее.
Причина этой забывчивости была банальной – нарезка полосы ответственности 1-й танковой армии была такой, что командующий армией генерал Макензен (подобно дорожным начальникам из старого фильма «Королева бензоколонки») не считал дороги западнее реки Кривой Торец «своими». В результате возник тяжелейший кризис всего южного фланга Восточного фронта вермахта, чуть не приведший к катастрофе, сравнимой по масштабам со Сталинградом.
ПЛАН ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!
Следующий эпизод относится ко времени организации немецкого «воздушного моста» в Сталинград.
Для того чтобы снабжать всем необходимым четверть миллиона солдат, окруженных в сталинградском «котле», командование люфтваффе собирало транспортные самолеты со всей оккупированной Европы и даже из Северной Африки. Естественно, что эти машины прибывали в разной степени техготовности, а часть из них, ранее летавшая на юге, вообще не могла использоваться в зимних условиях без соответствующего дооборудования. Некоторые самолеты не имели вооружения, дополнительных топливных баков и маскировочной окраски. Более того, нередки были случаи, когда у машин было неисправно радиооборудование, а двигатели выработали свой моторесурс.
Начальник 4-го управления Генштаба люфтваффе подполковник Лангемайер, ответственный за сосредоточение необходимой авиатехники, подошел к делу «творчески». Резонно рассудив, что на местах как-нибудь да выкрутятся, он санкционировал отправку на Восток машин вне зависимости от их техсостояния.
Дооборудование техники планировалось производить на авиабазах Кировоград и Запорожье. Естественно, что инфраструктура авиабаз не была рассчитана на обслуживание такого потока небоеготовых машин. Теперь уже местное начальство, тоже не заинтересованное стать крайним в массовом скоплении неисправной техники на подведомственных им объектах, избавлялось от такого «подарка», отправляя неукомплектованные машины дальше, на передовые аэродромы Тацинская и Морозовск, создавая трудноразрешимые проблемы уже тамошним командирам. Неудивительно, что с учетом потерь от советской ПВО в транспортных группах число боеготовых машин никогда не поднималось выше 30–35% от штатной численности подразделений.
Практика такого «творческого» подхода к выделению авиатехники для снабжения Сталинграда продолжала действовать до самого конца операции. Не смог кардинально переломить ее даже заместитель Геринга, генерал-фельдмаршал Мильх, назначенный руководить этой воздушно-транспортной операцией. 16 января 1943 года, когда уже явственно обозначилась угроза потери аэродромов в «котле», он докладывал Гитлеру, что в составе подчиненных ему частей имеется 70 старых «Хейнкелей-111», пригодных только для доставки грузов посадочным способом, так как у них нет ни бомболюков, ни внешних узлов подвески.
«ШЕФ! ВСЕ ПРОПАЛО!»
Было бы слишком большим упрощением считать вермахт монолитным организмом, в котором каждая его составляющая пунктуально исполняла воинский долг. Различие в поведении разных частей и подразделений в аналогичных ситуациях вынуждено было отмечать в документах и немецкое командование.
Вот приказ командира 30-й пехотной дивизии от 13 июля 1942 года, дающий довольно высокую оценку деятельности советской войсковой разведки и вскрывающий недостатки в организации службы немецких подразделений:
«2. Как показывает опыт, русские сознательно отказываются от всякой системы в проведении разведывательных операций, для того чтобы скрыть время, подготовку и ход разведки.
Они проводят операции с артиллерийской подготовкой и без нее, в сопровождении танков и с использованием дымовых авиабомб. Очень часто поиски проводятся безо всяких признаков подготовки, используя только принцип внезапности…
4. 11 июля 1942 года разведка боем в полосе третьего батальона 6-го пехотного полка началась в 11.30. Русские сознательно выбрали это время. Они знали, что в этот период боевой состав рот ослаблен отправкой в тыл подносчиков еды, приемщиков боеприпасов и предметов снабжения… Нужно отправлять людей в тыл не всех сразу, а несколькими партиями.
5. Совершенно бессмысленным мероприятием была отправка в тыл на обучение всех радистов батальона.
6. При наличии признаков атаки противника расчеты противотанковых орудий должны находиться у орудий, а не сидеть в блиндажах».
Через месяц тот же командир дивизии был вынужден вновь издавать приказ, на этот раз посвященный разбору ошибок, которые привели к захвату очередного пленного из состава 11-й роты 6-го полка.
А вот еще один пример «безупречной» немецкой военной машины. На этот раз командир 6-го полка 30-й пехотной дивизии жалуется на приданные ему подразделения из состава 552-го пехотного полка 329-й пехотной дивизии.
Приданный первый батальон 552-го полка использовался в качестве арьергарда. Его командир, капитан Шроер, получил приказ отходить в двух случаях: или по приказу свыше, или в случае сильного давления противника. Как показали дальнейшие события, зря приказ был так сформулирован. Вот что в результате из всего этого получилось.
19 февраля 1943 года в 08.07 капитан Шроер доложил, что его батальону угрожает обход крупными силами противника. Батальону разрешают отойти, ведя сдерживающие бои, на линию впереди боевого охранения 6-го полка. Фактически батальон к 11 часам отошел за линию, занимавшуюся основными силами 6-го полка. Причем при отходе Шроер прихватил с собой и боевое охранение.
Чуть позже от Шроера пришло донесение, что русские крупными силами атакуют его с севера и востока, пытаясь взять батальон в клещи. Командир полка догадался провести дополнительную разведку, которая выяснила, что никаких крупных сил и никакой опасности для батальона нет. Зато часть подразделений первого батальона 6-го полка были отрезаны из-за поспешного отхода батальона Шроера, понесли потери и лишь к ночи пробились к своим.
КОМАНДИРЫ – САМОДУРЫ
Вообще-то для немецкой армии были характерны достаточно дружеские отношения между солдатами и офицерами, тем более на фронте. Но бывали и исключения. Вот изложение приказа по 2-й полевой армии от 3 июня 1943 года, который доводит до личного состава приговоры военных трибуналов. Один из приговоров посвящен недостойному поведению офицера с подчиненными.
После принятия по случаю своего дня рождения некоторого количества шнапса офицеру захотелось устроить «праздничный фейерверк», для чего он отправился на расположенную поблизости огневую позицию противотанкового орудия. Там он потребовал от командира взвода обстрелять группу советских солдат, чем-то занимавшихся в 3–4 км от немецких позиций. В ответ на резонные возражения взводного офицер обозвал того свиньей и ударил в лицо. Такое поведение обошлось незадачливому имениннику в три месяца лишения свободы. В этом же приказе объявлен приговор ефрейтору и гренадеру за сон на посту. В этом случае наказание было куда более суровым: смертная казнь для ефрейтора и пять лет заключения для рядового.
К немцам сложно отнести поговорку «Простота хуже воровства». Но и тут в вермахте нашлись «герои». Вот телеграмма, посланная 21 сентября 1941 года из штаба 12-й танковой дивизии своим соседям, в 8-ю танковую дивизию. В этот момент немцы с трудом отражают натиск советской 54-й армии, рвущейся к блокированному Ленинграду. Советское наступление удается сдержать только благодаря отлично налаженному взаимодействию всех родов войск. И тут: «21 сентября обер-ефрейтор Фриц Шнайдер (ремонтный взвод 3-го батальона 10-го танкового полка) вырезал кусок кабеля из полевой сети 12-й танковой дивизии между Пухолово и станцией Мга. Вырезанный кусок кабеля Шнайдер использовал для изготовления антенны.
Следствием данного случая стал перерыв на час, имеющей важное значение для сегодняшнего наступления линии связи между 2-м артиллерийским полком и 5-м моторизованным полком, идущей через Мга. Прошу привлечь Шнайдера к ответственности».
Если перевести сухие строки телеграммы на обычный язык, то Шнайдер в самый разгар боя лишил немецкую часть связи с поддерживающей ее артиллерией. Но зато антенну он себе сделал.
Даже такая проблема, как употребление суррогатных спиртных напитков, не обошла стороной вермахт. В сводке о воинских преступлениях, совершенных военнослужащими 1-й танковой армии в марте 1943 года, упоминается некий ефрейтор Хауке из транспортной колонны 8-го авиакорпуса. Кроме своих прямых обязанностей Хауке приторговывал огненной водой. При этом шнапс ефрейтора обладал поистине убойной силой: один солдат от его употребления умер, а три попали в госпиталь.
НЕ УМНИЧАЙ!
На этот раз мы обратимся к военно-техническому «творчеству» моряков кригмарине. Итак, весной 1945 года немецкие корабли, участвовавшие в боевых действиях на Балтике, очень страдали от пушечно-пулеметного огня атаковавших их многочисленных советских штурмовиков Ил-2.
На миноносце Т-36 решили эту проблему, как казалось, наиболее действенным способом. Боевая рубка корабля была обшита 5-мм стальными листами, которые должны были защитить личный состав от пуль и снарядов. То ли «броня» оказалась слишком тонкой, то ли еще что-то немецкие моряки не учли, однако результат оказался весьма неожиданным. 4 мая 1945 года при атаке советских штурмовиков все находившиеся в рубке члены экипажа получили тяжелые ранения. Как оказалось, у снарядов и пуль, выпущенных из бортового оружия Ил-2, хватало мощности, чтобы пробить один лист брони, но от другой стенки они уже рикошетировали. Пули не «прошивали», как в предыдущих налетах, боевую рубку насквозь, а метались от стенки к стенке, поражая на своем пути все живое. История, к сожалению, не сохранила нам свидетельств, как поступили потом пострадавшие с инициатором этого технического решения.
Подведем итог. Безусловно, один из героев культового фильма «В бой идут одни «старики», прав, говоря, что «противника недооценивать нельзя. Немец – мужчина серьезный». Однако приведенные выше примеры наглядно показывают, что по другую сторону фронта с нами сражались отнюдь не какие-то «сверхчеловеки», а самые обычные люди, которым, как и всем, были присущи обыкновенные человеческие слабости и пороки.
Именно по этой причине вермахт в реальности вовсе не представлял собой работающую как часы идеальную военную машину. А победа в противоборстве с ним доставалась тому, кто совершал при этом в бою меньше ошибок.
комментарии(0)