Однажды в долине пяти львов

Панджшерский лев – Ахмад Шах Масуд (четвертый слева). Фото из архива автора

В конце 1982 – начале 1983 года советская военная разведка предприняла новые шаги по налаживанию сотрудничества и установлению контактов с некоторыми полевыми командирами. К этому периоду в СССР многие руководители стали понимать: в Афганистане так дальше продолжаться не может. Война шла уже четвертый год и становилось все более очевидным: решить внутриафганскую проблему военным путем невозможно. Этот путь вел в тупик. Нужны были новые подходы, в первую очередь к установлению контактов с оппозицией.

Первым крупным полевым командиром, с которым удалось добиться взаимопонимания, был Ахмад Шах Масуд. В связи с тем, что население и моджахеды Панджшера оказались в катастрофическом положении, а тех средств, которые удавалось получить за счет внутренних источников, постоянно не хватало, Масуд искал новые источники финансирования и пути выхода из тупика, поэтому он охотно принял предложение советского военного командования о перемирии.

Этому предшествовала большая работа. В частности, по поручению начальника ГРУ Генштаба СССР генерала армии П.И. Ивашутина подполковник Анатолий Ткачев установил прямые контакты с хозяином Панджшера (долины пяти львов).

Во время пребывания в Афганистане в 1981–1983 годах подполковнику Ткачеву довелось участвовать во многих операциях, проводимых разведорганами против Ахмад Шаха Масуда и его группировки. В ходе одной из них ему, первому из советских военных разведчиков, удалось установить с ним личный контакт.

В ущелье Панджшер было проведено несколько военных операций, которые, как правило, заканчивались выводом советских и правительственных войск из «освобожденных районов» с тяжелыми боями и большими потерями в живой силе и технике. Практически ни одна операция против Масуда положительного результата не принесла, хотя советские войска регулярно овладевали Панджшером.

В то время когда Ткачев работал в разведцентре в Кабуле, военные разведчики добывали достоверные разведданные о вооруженных формированиях моджахедов. Однако в связи с установкой сверху отыскивать только положительные тенденции развития военно-политической обстановки и афганского общества эти данные докладывались в приукрашенном виде. В последующем они препарировались и искажались при обобщении в ГРУ ГШ и Генштабе до такой степени, что не имели ничего общего с первоначальными. Никто не хотел брать на себя ответственность и докладывать истинное положение дел, да и высшее военное руководство достоверным разведданным не хотело верить. Желаемое выдавалось за действительное. А между тем из Панджшера систематически вывозили раненых и трупы наших солдат и офицеров. И это было не только в Панджшере. Летом 1981 года под Багланом проливали кровь роты 149-го гвардейского мотострелкового полка, долина была затянута дымом залпов, пожаров, взрывов. А на радио «Маяк» прозвучала новость: «В афганской провинции Баглан проходит комсомольский субботник. Члены Демократической организации молодежи Афганистана приводят в порядок улицы провинциального центра, сажают деревья. В субботнике принимают участие воины Ограниченного контингента советских войск».

Очевидно поэтому предложение Ткачева о мирных переговорах с Ахмад Шахом не находило понимания. Поддержали подполковника генерал армии Ивашутин и маршал Советского Союза С.Л. Соколов. С их благословения и разрешения разведчики организовали работу в Панджшере. Был разработан план проведения разведывательной операции по выходу непосредственно на Ахмад Шаха и проведению переговоров по всему комплексу проблем. Конечная задача – добиться прекращения огневого противодействия в ущелье Панджшер и прилегающих к нему районах. Некоторые горячие головы предлагали во время встречи провести теракт, например, передать ему или фотоаппарат, или книгу, начиненную взрывчатым веществом, с радиоуправляемым взрывателем. Нажал кнопку и… Но генерал Ивашутин пресек эти фантазии.

В Кабуле тогда была большая колония выходцев из этого ущелья. Подполковник Ткачев установил с ними связь и через них послал Ахмад Шаху предложение о встрече. Тот согласился и гарантировал безопасность.

Операция была санкционирована начальником Главного разведывательного управления генералом армии Ивашутиным, который взял на себя такую ответственность, хотя против этого шага выступали довольно влиятельные силы в Афганистане.

В период подготовки встречи с Ахмад Шахом было проведено большое количество бесед с живущими в Кабуле выходцами из Панджшера, которые в той или иной мере знали Масуда в детстве, в студенческие годы и уже в роли участника сопротивления.

На основании этих бесед сформировался противоречивый образ человека, в котором удивительно сочетались положительные и отрицательные качества. Однако все говорило, что он человек слова. Это давало надежду вернуться живым после встречи с ним, так как он заверил, что гарантирует их безопасность.

Через посредников были согласованы место и время встречи на условиях Ахмад Шаха: Панджшер, территория, контролируемая моджахедами, канун нового, 1983 года. Выход к месту встречи должен быть осуществлен в новогоднюю ночь. Ткачев прибудет без охраны и без оружия. Место встречи долго согласовывали, так как начальство Ткачева сначала не соглашалось, чтобы встреча состоялась на территории противника. Предлагали в Кабуле, что было нереально, или в каком-нибудь другом нейтральном месте. Но где в Панджшере было нейтральное место? В конце концов, решили, что они прибудут туда, куда укажет Ахмад Шах.

Обычно в праздничные дни в Афганистане в 40-й армии было принято салютовать из всех видов оружия, но, дабы не давать повода моджахедам для лишнего беспокойства, договорились с командиром 345-го парашютно-десантного полка подполковником П.С. Грачевым, чтобы в эту новогоднюю ночь обошлось без салютов.

Как только стемнело, из кишлака Руха на бронетранспортере они выехали и довольно быстро добрались до условного места. Как только доехали, бронетранспортер развернулся и уехал, а Ткачев остался вдвоем с переводчиком Максом. Пустили ракеты, как было условлено.

Далее Анатолий Ткачев вспоминал: «Вскоре услышали в тишине морозной ночи чьи-то шаги. Подошла группа вооруженных моджахедов (10–12 человек) во главе с начальником контрразведки Ахмад Шаха Таджутдином. Он спросил нас: «Может быть, немного отдохнем?» Я сказал: «Нет, давайте двигаться. Дело превыше всего». «Хорошо, – сказал Таджутдин, – но если уставать будете, говорите, будем отдыхать». В составе этой группы мы пешком добрались до Базарака. Шли по горным тропам и перевалам ночью в общей сложности около четырех часов, минуя посты боевого охранения мятежников. Я шел рядом с Таджутдином. Несколько раз пришлось останавливаться и отдыхать. Таджутдин говорит мне: «Надо идти след в след или нога в ногу. Как я иду, так и ты за мной шагай, не надо семенить, надо идти размеренно». Приятно было, что он проявляет обо мне заботу, я ведь человек не горный, а равнинный.

Моджахеды вели себя по отношению к нам довольно дружелюбно. В Базараке разместили в хорошо натопленном помещении, в доме Азмутдина. Электричества не было, но горела керосиновая лампа литров на десять, которая давала довольно яркий свет и тепло. Свет просто изумительный, но все, естественно, закрыто и снаружи ничего не видно. Натоплено было, буржуйка наша, советского производства. Когда стали раздеваться, моджахеды настороженно смотрели, думали, что под одеждой взрывчатка спрятана. Опасались, что нажмем что-нибудь и все взлетят на воздух. Потом предложили чай. Затем принесли матрасы и свежее белье, все наше, армейское, даже с печатями. Сказали: «Пожалуйста, мушавер Саиб, пожалуйста, размещайтесь». Легли мы около четырех часов утра. Спали в одной комнате с моджахедами. Оружия мы с собой не брали, что вызвало еще большее их расположение к нам. Как потом я узнал, Масуду докладывали о каждом нашем шаге, о каждом нашем действии.

Утром 1 января проснулись в восемь часов. Таджутдин сообщил нам, что встреча с Ахмад Шахом состоится в 10.00, затем последовало приглашение к завтраку. Мы позавтракали вместе с моджахедами. Как гостям, за завтраком нам были оказаны традиционные почести: первыми вымыть из кувшина руки и вытереть свежим полотенцем, первыми надломить хлеб, первыми начать есть плов из общего блюда и т.д. Не скажу, что ожидание встречи не было для нас тревожным и довольно напряженным, но одновременно охватывало любопытство, ведь до нас никто из советских военнослужащих Масуда не видел даже на фотографии. Были лишь словесные описания его портрета, характера, манеры поведения, составленные на основании рассказов афганцев, выходцев из Панджшера.

Ровно в установленное время в комнату вошли четыре вооруженных человека. Это были телохранители Масуда. Вскоре вслед за ними появился молодой невысокий мужчина. Он был темноволос и худощав. Ничего звериного в его облике, как это преподносилось средствами нашей пропаганды, не было. Одет он был в традиционную афганскую одежду. На его лице были сосредоточенность и открытость. Напряженность длилась всего несколько секунд. Мы не увидели «зловещее лицо непримиримого врага». В глазах Ахмад Шаха светились добродушие и доброжелательность. Видимо, и у нас на лицах не было враждебности. После секундного замешательства мы обменялись традиционными приветствиями по афганскому обычаю. Первым делом, как это принято на Востоке, Ахмад Шах поинтересовался состоянием нашего здоровья и хорошо ли мы отдохнули с дороги. Мы ответили, что все нормально, в свою очередь спросили о его здоровье. «Хобусти-харисти, читурости-пихаристи, джюми-джур» (традиционные приветствия. – «НВО»), – все это было произнесено, и Масуд на правах хозяина сказал: «Пожалуйста, садитесь».

Сначала разговор начали о житейских делах, на обыденные темы, совершенно далекие от войны. Минут тридцать так поговорили.

Потом в комнате остались Ахмад Шах с одним из приближенных и мы с переводчиком Максом. Масуд предложил обсудить серьезные дела. Мы начали разговор с истории дружеских и традиционно добрососедских отношений между Афганистаном и Советским Союзом. Масуд с грустью сказал: «Очень жаль, что произошло вторжение советских войск в Афганистан. Руководители обеих стран допустили грубейшую ошибку, ее можно классифицировать как преступление перед афганским и советским народами». Когда мы изложили Ахмад Шаху вопросы, поставленные в задании нашим руководством, он был несколько удивлен, что в этих предложениях не было ультиматумов, требований капитулировать или немедленно сложить оружие. Ведь до этого ему присылали жесткие требования – прекратить вооруженное сопротивление против правительства Кармаля, сложить оружие и сдаться. Ключевым же вопросом в наших предложениях было взаимное прекращение огневого противодействия в Панджшере и взаимные обязательства по созданию необходимых условий местному населению для нормальной жизнедеятельности. Особый интерес у Масуда вызвали предложения о возвращении в населенные пункты жителей уезда, которые покинули свои дома из-за боевых действий, совместном обеспечении их безопасности и оказании им всесторонней помощи в налаживании мирной жизни. Это отвечало его интересам. Масуд предложил отвести два наших батальона из Анавы и Джабаль-ус-Сараджа. Я предложил создать в Панджшере показательную зону мира.

По каждому пункту предложений шло глубокое и обстоятельное обсуждение. Это не было данью вежливости. Ахмад Шах заявил, что ультиматумы, с которыми за два года войны к нему обращались представители советской и афганской сторон, для него неприемлемы. По словам Масуда, в отношении Советского Союза и советских людей у него не было враждебности. В войну, говорил он, народы двух соседних государств втянули руководители, а война есть война. Здесь без жертв не обойтись. После войны, выражал надежду Ахмад Шах, мы останемся добрыми соседями. Однако в отношении кабульского руководства, власть которого, по его словам, в стране ограничивалась столицей и некоторыми крупными городами, он был непримиримым противником. Мы проговорили почти весь день, несколько раз выходили на свежий воздух.

Подполковник Анатолий Ткачев (второй слева) перед выходом на переговоры с Масудом 31 декабря 1982 года. Фото из архива автора

В последующем Ткачеву приходилось встречаться с Ахмад Шахом еще не раз, но эта первая встреча запомнилась навсегда.

Результатом проведенных переговоров во время этой и последующих встреч стало реальное прекращение боевых действий и установление тесного взаимодействия в вопросах поддержания условий перемирия. В Панджшер вернулись мирные жители, обстановка на трассе Саланг-Кабул стала намного спокойней. В течение 1983 года и до апреля 1984 года в Панджшере боевые действия не велись.

Однако такое положение не устраивало партийных функционеров НДПА, которые настаивали на проведении боевых действий в этом районе и постоянно подталкивали к этому советское руководство. В связи с этим перемирие неоднократно нарушалось по нашей вине. Например, на одной из встреч с Масудом они беседовали с ним в доме одного из местных жителей. В это время послышался звук приближающихся вертолетов.

Ткачев сказал Масуду, что сейчас перемирие и вертолетов не надо опасаться, но предложил на всякий случай пройти в укрытие. Едва они это сделали, как вертолеты нанесли удар по дому, от него осталась только половина. Масуд показал Ткачеву на развалины дома и сказал: «Интернациональная помощь в действии».

Докладывая первому заместителю министра обороны СССР С.Л. Соколову о результатах работы с Ахмад Шахом, Ткачев сказал, что Масуд к правительству Кармаля относится враждебно, считает его марионеточным и просоветским, заявляя, что оно не имеет будущего и за свои преступления понесет наказание. На вопрос Соколова «С кем можно иметь дело в Афганистане?» подполковник ответил, что наиболее влиятельным и авторитетным в стране является Ахмад Шах, и при определенных условиях с ним можно будет договориться, но ни в коем случае не следует пытаться склонить его к сотрудничеству с Кармалем. Он на это никогда не пойдет. Очевидно, именно поэтому против Ахмад Шаха постоянно проводились войсковые операции.

Разведывательная информация, добываемая афганскими разведорганами, как правило, была недостоверной. Ткачев рассказывал такой случай, когда после очередной встречи с Ахмад Шахом приехал в Кабул, а на следующее утро был приглашен к главному военному советнику генералу М.И. Сорокину для доклада. С ним они были знакомы по предыдущей совместной службе в Южной группе войск. Только он начал ему рассказывать о своей встрече с Масудом, вошел какой-то офицер и сказал, что у него срочное сообщение. Сорокин стал читать донесение, а потом показал его Ткачеву. В донесении сообщалось, что накануне в 13.00 по кишлаку, где проходило совещание главарей бандформирований, был нанесен бомбовый штурмовой удар. Все главари, в том числе и Ахмад Шах, погибли. Сообщались даже подробности: у него оторваны обе ноги и расколот череп. Ткачев сказал Михаилу Ивановичу, что это ахинея, так как он гораздо позже встречался с Ахмад Шахом. Если он погиб, то, похоже, Ткачев в 19.00 пил чай с покойником.

Когда в апреле 1983 года Ткачев уезжал из Афганистана, Масуд предлагал ему остаться. Офицер сказал, что в Союзе у него жена и дети. Он говорит: «Оставайся, выбирай любой дом, мы тебе его отремонтируем, будешь жить. Сейчас спокойные отношения. Мы тебе по нашему обычаю четырех жен дадим, выберешь любых красавиц». Расстались они тепло, по-дружески.

Начальник Оперативной группы Министерства обороны в Афганистане генерал армии Валентин Варенников, зная неимоверные трудности в работе разведчиков и подлинную цену их беззаветному мужеству, по-особому к ним относился. «Это удивительные и необыкновенные люди, – вспоминал он позднее. – В Афганистане всем было тяжело, и особенно тем, кто ходил на «боевые» (так у нас называли боевые действия всех видов). Но даже те, кто на них ходил, измученные и израненные после кровавых схваток, возвращались к себе домой, могли морально и физически отдохнуть. А разведчики? Они каждый день рискуют собой. Ведь им приходится в основном работать у них – у мятежников, большая часть которых – бандиты. И то, что каждый день разведчики со «своими» мятежниками троекратно обнимаются (кстати, не все мятежники это позволяли), – это еще не значит, что они относятся к тебе с добром и открытым сердцем – тут же могут нож в спину или живот распороть! И это в лучшем случае, а в худшем – схватят и начнут четвертовать, а перед этим отрежут уши, нос, язык и все остальное… Вырвут глаза, ногти, зубы… Останки от такой жуткой казни я видел не раз. Конечно, было потом беспощадное возмездие, но человека не вернешь. И нельзя думать без содрогания о том, что он перенес. Разведчики – гэрэушники и кагэбисты – делали свое дело без шума и суеты, но результаты их действий часто стоили крупной операции».

Да, разведчики опровергают поговорку «один в поле не воин», они чаще всего действуют в одиночку, но при этом находятся постоянно в смертельной опасности – ходят по лезвию бритвы.

В начале 1988 года встал вопрос о поэтапном выводе наших войск из Афганистана, поскольку вывод значительной части войск доказывал мировой общественности принципиальное намерение Советского Союза в отношении Афганистана.

Генерала армии Варенникова вызвали в Москву на заседание комиссии Политбюро ЦК КПСС для доклада о готовности войск 40-й армии к выводу и способности правительственных войск Афганистана защитить независимость страны. По этому поводу высказывались различные сомнения, говорили о необходимости силами 40-й армии нанести удар по наиболее опасным группировкам противника, в первую очередь по Ахмад Шаху Масуду.

В отношении Ахмад Шаха у генерала Варенникова было другое мнение. «Хозяин Панджшера» в тот период вел себя тихо, мирно и при общей напряженной обстановке, других агрессивно действующих главарях наемников, по мнению Варенникова, с ним можно было мирно договориться. Для этого нужна была личная встреча с ним.

Это был большой риск. Тем не менее он как начальник Оперативной группы поставил задачу разведчикам ГРУ (Главного разведывательного управления Генштаба) готовить такую встречу.

Вознамерившись увидеться с Ахмад Шахом, Варенников вызвал на засекреченный объект сменщика подполковника Ткачева, чтобы самому, без свидетелей, обсудить возможность организации такой встречи. Этот офицер был своим человеком в отрядах Ахмад Шаха на перевале Саланга. Он прибыл неслышно и негромко представился.

– Будете записывать? – спросил Варенников.

– Нет, я запомню, – последовал быстрый, но спокойный ответ.

– Мне нужно встретиться лично с Ахмад Шахом Масудом. И чем быстрее, тем лучше.

– Масуд сейчас в Панджшере, но, учитывая, что он почти ежесуточно меняет свое место, для решения этой задачи потребуется минимум двое суток.

– Какие могут быть условия со стороны Ахмад Шаха?

– Главное – это встреча на его территории и отсутствие охраны с вашей стороны. Безопасность он обеспечит.

Получив задачу, подполковник ушел. Оставшись один, Варенников подумал, что о предстоящей встрече необходимо известить нашего посла, а также самого президента Афганистана. Нельзя предпринимать такие шаги за спиной главы дружественного государства. Даже если известно, что Наджибулла патологически не переносит Масуда.

Послу Воронцову эта проблема тоже была известна, он поддержал начальника Оперативной группы и выразил желание лично участвовать в такой встрече. Этому Варенников решительно воспротивился:

– Невозможно! Ведь возможно все вплоть до захвата в заложники или казни! Одно дело, если я попаду в капкан, и совершенно другое – если это будет посол Советского Союза, он же первый заместитель министра иностранных дел СССР!

– Вы тоже заместитель министра обороны, – возразил посол, – невозможно другое: чтобы советский посол стоял в стороне, как наблюдатель, когда будет решаться важнейшая стратегическая задача для создания благоприятных условий Афганистану. Я просто обязан в этом участвовать!

Разговор затянулся. Чем больше Варенников отговаривал посла, тем тверже тот настаивал на своем. Наконец начальник Оперативной группы выдвинул последний довод:

– Юлий Михайлович! Случись самое ужасное, как в Москве расценят этот шаг? Там прямо скажут, что его никто не уполномочивал, сам виноват!

На эти, казалось бы, убедительные слова, Воронцов отреагировал с холодностью:

– Я приехал в Афганистан не для того, чтобы прятаться от опасностей, а проводить политику Советского Союза по максимальной стабилизации обстановки в этой стране, прекращению войны и созданию мирной жизни. А то, что кто-то как-то подумает о моем поступке – это их дело. Я выполняю свой долг и не намерен звонить в Москву о каждом своем шаге. Кстати, а вы сообщили своему руководству, что намерены ехать к Ахмад Шаху?

Теперь для объяснений настала очередь Варенникова.

– Да нет, – произнес он уклончиво, – какая необходимость? Я и в прошлом по таким поводам не делал сообщений. Они просто не разрешат – это же надо ответственность брать на себя. А для меня важно максимально продвинуться вперед, с умиротворением Ахмад Шаха и Наджибуллы.

– Вот видите, – оживился Воронцов, – когда мы будем пробивать это вместе, шансов больше.

Варенникову не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. В связи с этим он дал разведчику дополнительное указание – на встрече будет посол Советского Союза.

Затем оба единомышленника отправились к Наджибулле. Приняв гостей, как всегда, радушно, Наджибулла выслушал их сообщение и вскоре сделался совершенно мрачен. Воронцову пришлось применить все свои дипломатические способности, чтобы уверить президента Афганистана в том, какие радужные перспективы сулит прочное перемирие с Ахмад Шахом. Наджибулла повторял, что не верит в успех переговоров, но в конце концов вынужден был согласиться.

– Если у вас что-то получится, будем рады, – вяло заключил он.

Через два дня разведчик доложил Варенникову, что Ахмад Шах согласен на встречу и хочет получить заранее вопросы, которые предполагается обсудить. Он тотчас их получил. Главным условием в них было обеспечение беспрепятственного проезда любых колонн или отдельных автомобилей через перевал Саланг.

На вопроснике с печатью посольства, который был передан через разведчика, Воронцов и Варенников поставили свои подписи. Это выводило переговоры на новый – более высокий – уровень.

После получения посольского документа Ахмад Шах выбрал место встречи – разбитый кишлак Рудод при входе в Панджшерское ущелье. Было назначено и время, о чем договаривающиеся стороны (Воронцов и Варенников) сообщили Наджибулле. Тот отнесся к этому внешне спокойно, одобрил те вопросы, которые предполагалось обсудить.

Накануне встречи со стороны Ахмад Шаха было еще раз подтверждено место и время. И в тот же день заброшенный кишлак и прилегающую к нему территорию разбомбили самолеты ВВС Афганистана. Встреча была сорвана.

Ахмад Шах был возмущен и передал через нашего разведчика, что если будет проводиться расследование, то он может сообщить фамилии летчиков, бомбивших заброшенный кишлак, где планировалась встреча. Такой осведомленный агент Ахмад Шаха находился в штабе ВВС Афганистана.

Вслед за этим Варенников и Воронцов предприняли еще две попытки встретиться с Ахмад Шахом, и обе они были сорваны тем же методом. Только использовались для этих целей уже не авиация, а дальнобойная артиллерия.

С Наджибуллой на эту тему разговоров больше не было. И вел он себя так, словно ничего не случилось, вопросов не задавал.

Когда начался вывод войск, долго никто не мог взять в толк, почему Ахмад Шах все же дал нам возможность уйти через перевал Саланг по-тихому, без боев. Позже командующий 40-й армией генерал Громов признался, что вел двойную игру. Держал контакт через разведку с лидером Паджшера. Была достигнута договоренность: мы не трогаем его, он пропускает наши войска.

Вооруженные отряды группировки Ахмад Шаха вышли в районы вдоль трассы, против советских войск не предпринималось никаких враждебных действий.

Возвращаясь к подполковнику Ткачеву, очевидно, что его работа миротворца в Москве пришлась кое-кому не по душе. Один начальник ГРУ генерал П.И. Ивашутин спасибо только и сказал, а больше ничем и не отметили. Потом при выводе войск его вызвали в отдел административных органов ЦК КПСС и предложили дальше работать с Ахмад Шахом, но офицер отказался.