Тайна убийства в Сараево

Полковник Драгутин Димитриевич руководил террористической организацией «Черная рука». Фото с сайта www.srbinaokup.info

Рассказ «Шведская спичка» написан Антоном Чеховым в 1884 году. До сараевского убийства оставалось 30 лет.

Почему же доктора Тютюева так интересовала Сербия? Да потому, что в русских газетах свыше полувека ежедневно печатались балканские ужастики. И действительно, там чуть ли не ежедневно кто-то кого-то резал или взрывал. В Лондоне и Берлине Балканы именовали «пороховым погребом Европы». Увы, три последних русских царя упорно лезли в сей погреб с зажженными спичками, притом что Балканские страны не имели никакого ни военного, ни экономического значения для России.

Возьмем для примера Сербию. В 1830 году турецкий султан признал автономию Сербского княжества, а воеводу Милоша Обреновича – наследственным князем Сербии. Однако власть клана Обреновичей оспаривал клан Карагеоргиевичей. В 1858 году князь Александр Карагеоргиевич был изгнан из Сербии, 45 лет его клан находился в эмиграции.

В 1868 году сербский князь Михаил Обренович был убит сторонниками Карагеоргиевичей. Поскольку он не имел сыновей, сербским князем стал его племянник Милан Обренович.

Согласно решениям Берлинского конгресса, 13 августа 1878 года в Сербии была торжественно провозглашена независимость. В 1882 году Сербия была провозглашена королевством, а Милан Обренович – королем. Однако 6 марта 1889 года вследствие заговора Милан был вынужден отречься от престола в пользу своего 13-летнего сына Александра, а сам отправился в Париж.

Александр Обренович в своей внешней политике ориентировался на Австро-Венгрию, что вполне отвечало интересам сербского населения. Сербия не имела выхода к морям. 60% сербского импорта и 93% экспорта приходилось на Австро-Венгрию.

Налаживалось сотрудничество и в военной области. Так, в 1899 году Белград заключил контракт на закупку 90 тыс. новейших винтовок Маузера, причем по кредитам, предоставленным германскими и австрийскими банками. Все 90 тыс. винтовок были доставлены в 1900 году.

В начале ХХ века в Сербии была фактически легализована террористическая организация «Черная рука», управляемая группой офицеров во главе с полковником Драгутином Димитриевичем (конспиративная кличка – Апис).

В 1901 году Димитриевич с группой офицеров участвовал в неудачном покушении на сербского короля Александра Обреновича. Вторая попытка покушения на короля и королеву Драгу завершилась успехом: в ночь с 28 на 29 мая 1903 года монаршая чета была убита группой младших офицеров, возглавляемых капитаном Димитриевичем. Вместе с августейшими супругами были убиты также премьер-министр Димитрие Цинцар-Маркович и министр обороны Милован Павлович.

Русский журналист В. Теплов писал: «После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а королеву – 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями. Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, – вероятно, королева схватилась руками за саблю, когда ее убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу.

О других надругательствах над трупом Драги я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны. Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обнажен».

Надо ли говорить, что после убийства короля внешняя политика Сербии сделала поворот на 180 градусов – от Австро-Венгрии к России и Франции.

С 1903 года проправительственные СМИ Сербии развернули бешеную антиавстрийскую пропаганду. В отличие от Болгарии территориальные претензии Сербии были не только к Турции, но и к Австро-Венгрии. Белград претендовал на земли в Хорватии, Словении, Боснии, Герцеговине, Воеводине и других районах империи.

Наступил 1914 год. Правительства Англии и Франции именно в этом году решили начать войну.

Профессор Н. Полетика по сему поводу писал: «Для сторонников великосербской идеи, то есть объединения южных славян Австро-Венгрии вокруг Сербии, Франц-Фердинанд был особенно ненавистен своими планами спасения монархии Габсбургов путем превращения ее в триединое государство – Австро-Венгро-Славию с предоставлением хорватам (в огромном большинстве католикам) тех же прав и привилегий, которыми до этого пользовались лишь австрийские немцы и венгры. Такая перестройка двуединой монархии была бы во многих отношениях смертельным ударом для сербских планов объединения южных славян Австро-Венгрии вокруг Сербии, перенося центр тяготения южнославянских народностей из Белграда в Загреб и вновь противопоставляя хорватов сербам».

В январе 1914 года 27-летний капитан Генерального штаба Александр Иванович Верховский, член масонской военной ложи, отправляется в Сербию изучать опыт Балканских войн. В Белграде он поступает в подчинении другому масону – военному агенту в Сербии полковнику Генштаба Виктору Алексеевичу Артамонову. Ну а оба подчинены русскому посланнику Николаю Генриховичу Гартвингу, тоже, разумеется, масону.

В своем рапорте 28 марта 1917 года военному суду в Салониках приговоренный к расстрелу полковник Димитриевич писал: «В качестве начальника разведывательного отделения Главного генерального штаба я завербовал Раде Малобабича с целью организовать разведывательную службу в Австро-Венгрии, и он принял это поручение. Я решился на это по соглашению с русским военным атташе Артамоновым, который имел встречу с Раде в моем присутствии. После того как Раде начал свою работу, я, чувствуя, что Австрия готовит войну с нами, пришел к выводу, что после устранения австрийского престолонаследника военная партия, во главе которой он стоял, потеряет власть и опасность войны будет избегнута или отсрочена на некоторое время. Для этой цели я получил Малобабичу организовать в связи с объявленным приездом Франца-Фердинанда в Боснию покушение на него. Я окончательно решился на это только тогда, когда Артамонов заверил меня, что Россия не оставит нас без своей защиты, если мы подвергнемся нападению со стороны Австрии. Но я ничего не сообщил г-ну Артамонову о моих намерениях относительно покушения, а мотив, для того чтобы запросить его мнение, я нашел в том, что Австрия может узнать о нашей разведывательной деятельности и использовать ее как предлог для нападения на нас.

Малобабич выполнил мое приказание, организовал и совершил покушение [на Франца-Фердинанда]. Его главные соучастники находились на моей службе и получали небольшую плату, которую я посылал им через Малобабича. Некоторые их расписки находятся в русских руках, так как я получал деньги для этой цели от г. Артамонова, считая, что генеральный штаб [Сербии] не имеет необходимых кредитов на такое расширение деятельности».

Как видим, даже оказавшись на краю могилы, Димитриевич неуклюже врет. Он признает, что решился на покушение на эрцгерцога Фердинанда только после заверения Артамонова, что Россия поддержит Сербию. Но не сказал о покушении, а начал вешать лапшу на уши полковнику о «нашей разведывательной деятельности». Артамонов и Верховский оба были опытными разведчиками и масонами высокого уровня. Они прекрасно знали, на что дают деньги Димитриевичу.

В 1914 году «на ведение разведки и приобретение мелких секретных документов» военному агенту в Сербии полагалось 5 тыс. руб. (годом ранее – 3 тыс. руб.). Однако фактически им было израсходовано 3.500 руб., то есть в шесть с половиной раз больше!

Ряд сербских деятелей позже подтвердили, что и премьер Сербии Никола Пашич знал о подготовке покушения.

Димитриевич и его подчиненные отобрали шестерых террористов, которых несколько дней обучали стрельбе из браунинга и метанию гранат, изготовленных на военном заводе в Белграде. Эти шестеро террористов с помощью сербских пограничников были переправлены в Боснию.

28 июня 1914 года эрцгерцог Франц-Фердинанд с женой Софией приехал в Сараево по приглашению генерала Оскара Потиорека, чтобы наблюдать за маневрами.

В 10 часов 10 минут кортеж из шести машин (Франц-Фердинанд и его жена ехали во второй), приветствуемый толпами народа, миновал центральное отделение полиции. Там их ждали террористы.

Неделько Чабринович бросил гранату, но промахнулся. Осколками был убит шофер третьей машины и ранены ее пассажиры, а также полицейский и прохожие из толпы. Чабринович прыгнул в реку, но уже в реке был схвачен, жестоко избит и передан в руки австрийцев. Другие заговорщики не смогли ничего сделать из-за заслонившей машину толпы народа. Покушение вроде бы провалилось.

Шофер повернул на улицу Франца-Иосифа. По странному совпадению там оказался Гаврило Принцип, выходивший из магазина Морица Шиллера. Он подбежал к машине, выхватил браунинг и с ходу выстрелил Софии в живот, а когда Франц-Фердинанд (сидевший впереди супруги) повернулся, прицелился и выстрелил ему в шею. Принцип попытался отравиться, но его вырвало. Затем он попытался застрелиться, но набежавшие люди отобрали у него пистолет.

Франц-Фердинанд и его жена были перевезены в резиденцию губернатора, где умерли не более чем через час после ранения.

Все шестеро террористов были арестованы. Они отказывались отвечать на вопросы следователей, только один из них (Данило Илич), все же раскрыл все детали, в том числе заявил, что оружие было предоставлено сербским правительством.

Эрцгерцог Франц-Фердинанд с женой Софией за несколько минут до покушения. Фото с сайта www.europeana.eu

7 июля, еще за 16 (! ) дней до австрийской ноты (ультиматума), министр иностранных дел Сазонов телеграфировал русскому посланнику в Белграде: «Государю императору благоугодно было разрешить уступку за плату Сербии из военных запасов 120 тыс. трехлинейных винтовок и 120 млн патронов с пулями».

По данным заместителя начальника ГАУ генерала Барсукова, в конце 1914 – начале 1915 года русские маршевые роты отправляли на фронт, вооружив винтовками на 25–50%.

Кстати, Сазонов тоже врал: винтовки и 120 млн патронов к ним поставляли не «за плату», а в кредит в размере 6 млн руб., выданных Россией. Сей кредит, разумеется, погашен не был.

Приведу цитату из книги Н. Полетики «Возникновение Первой мировой войны»: «Когда Сазонов в своих переговорах с Берхтольдом (министром иностранных дел Австрии. – А.Ш.) попробовал сослаться на святость международно-правовых принципов, граф Берхтольд 25 июня ответил – ядовитость этого ответа смогут оценить лишь товарищи, побывавшие до Октября в эмиграции! – следующей телеграммой австро-венгерскому послу в Петербурге графу Сапари: «Так как параграф 5 наших требований, касающийся сотрудничества австро-венгерских чиновников в подавлении вредоносной агитации в Сербии, вызвал особые возражения господина Сазонова, Вам поручается совершенно конфиденциально осведомить его, что вставка этого параграфа (в текст ноты. – Н.П.) вызвана чисто практическими соображениями и не направлена к нарушению сербского суверенитета. Сотрудничество, упомянутое в параграфе 5, относится к созданию в Белграде тайного полицейского бюро (bureau de surété), которое вело бы работу, подобно аналогичным русским учреждениям в Париже и Берлине, и сотрудничало бы с сербской полицией и администрацией».

Эта ссылка на знаменитый филиал русской охранки в Париже, где под благосклонным оком прекрасной Марианны сотрудничали самые прожженные прохвосты и провокаторы царской охранки, ясно показывает, что нарушение международного права в параграфе 5 и не ночевало. Поэтому не нарушением международного права или суверенитета Сербии следует объяснить отказ Сербии удовлетворить параграфы 5 и 6 ультиматума, а чем-то другим, и это другое – боязнь, что австрийские сыщики могут докопаться до того, что сербскому правительству приходилось и приходится тщательно скрывать и до сих пор – именно: свое участие в организации сараевского убийства».

Я внимательно прочитал царский дневник. С момента покушения на эрцгерцога и до 12 июля о событиях в Австрии не говорилось ни слова.

А вот запись от 12 июля: «Утром поехал в Красное Село, и в 10 час. состоялся отличный смотр Астраханскому полку. От 11 ч. до 12 ч. у меня было совещание с 6 министрами по тому же вопросу, и о мерах предосторожности, кот. нам следует принять. Завтракал с офицерами Астрахан. гренад. п.». Далее следует описание полковых мероприятий: «Вернулись в Петергоф в час с четвертью».

Так всего за один час (торжества в Астраханском полку отложить никак было нельзя) решилась судьба всего ХХ столетия.

Военный министр Сухомлинов позже писал в мемуарах: «Я придавал поездке в Красное Село настолько малое значение, что поехал один, не взяв с собою ни начальника Генерального штаба, ни даже дежурного адъютанта: предметом совещания могло быть чисто военное дело Петербургского военного округа или что-либо, касающееся лагерных сборов…

Сазонов сильно подействовал на наши воинские чувства. Он нам объявил, что непомерным требованиям можно противопоставить, после того как все дипломатические средства для достижения соглашения оказывались бесплодными, только военную демонстрацию; он заключил указанием на то, что наступил случай, когда русская дипломатия может посредством частичной мобилизации против Австрии поставить ее дипломатию на место…

На этом основании и решено было предварительно объявить начало подготовительного к войне периода с 13/26 июля. Если же и после того не наступит улучшение в дальнейших дипломатических переговорах, то объявить частичную мобилизацию…

В 1914 году армия была настолько подготовлена, что, казалось, Россия имела право спокойно принять вызов. Никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 году».

После этого совещания началась мобилизация четырех военных округов (Одесского, Киевского, Московского и Казанского), а также Черноморского и Балтийского флотов. «При этом было обращено внимание на то, чтобы всякие военные подготовления были бы ясно направлены исключительно на случай столкновения с Австро-Венгрией, и не могли быть истолкованы как недружелюбные действия против Германии».

Цитата взята из поденной записки Министерства иностранных дел за 24 июля 1914 года. Любопытно, каким боком оба флота, особенно Балтийский, имели отношение к Австрии, не имевшей выхода ни к Черному, ни к Балтийскому морю.

Монархисты уже сто лет уверяют нас, что Николай II не хотел войны, а мобилизация была всего лишь предостережением Австро-Венгрии. Между тем, как свидетельствует Полетика, «начальник царского генерального штаба Н. Обручев в докладной записке, поданной Александру III в мае 1892 года, писал: «Приступ к мобилизации не может уже ныне считаться как бы мирным еще действием; напротив, это самый решительный акт войны… Слово же «мобилизация» должно ныне выражать и открытие самых военных действий хотя бы передовыми отрядами, которые с обеих сторон будут стремиться, обеспечивая мобилизацию и сосредоточение собственных войск мешать таким же операциям противника.

Невозможность промедлений в фактическом открытии войны указывает, что в минуту объявления мобилизации не может быть уже допускаемо никаких дипломатических колебаний… Чтобы в минуту мобилизации дипломатия могла ясно определить, с кем именно мы начинаем войну».

Точка зрения Обручева, что русская мобилизация означает открытие военных действий, была одобрена Александром III и начальником французского Генерального штаба Баудефром, который в 1892 году вел переговоры с Обручевым о заключении военной конвенции.

14 (27) июля начался обмен телеграммами между Николаем II и Вильгельмом II. 28 июля Николай II телеграфировал: «Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут к войне».

Из телеграммы получается, что Николай II больше не самодержец. Он отправил тысячи людей на казнь за требования Конституции и земельной реформы, а здесь уступает требованиям интеллигентов и лавочников, начитавшихся лживых газет, и готов начать войну.

Что думал Николай в этот момент, мы никогда не узнаем. Во всяком случае, он спокойно решился на войну. Главная цель Николая, чего он, кстати, и не скрывал, – воздержаться от реформ и передать самодержавно-сословную монархию сыну в целости и сохранности.

Нетрудно догадаться, что без войны империя и 25 лет в таком виде не просуществовала бы. А вот большая победоносная война, по мнению министров и генералов, давала реальный шанс на это.

За войну были российские либеральные политики и промышленники. Война сулила им огромные прибыли. И в этом они тоже были правы. Средняя величина прибыли частных промышленных предприятий в 1915 году по сравнению с 1913 годом выросла на 88%, а в 1916 году – на 197%, то есть почти в два раза.

Главное же, либералы надеялись в ходе войны усилить свое положение и заставить царя создать ответственное перед Думой министерство, то есть передать власть либеральному большинству Думы. Рассматривался и вариант отречения.

И вновь планы сбылись. В ходе войны буржуазии удалось создать Земгор – общественную организацию, занимавшуюся снабжением армии. На самом же деле либералы заставили царя на государственные деньги создать аппарат будущего Временного правительства.

Однако ни царь, ни либералы в мыслях не держали возможность четырехлетней позиционной войны, развала экономики, огромных потерь армии и падения ее боевого духа.

В начавшейся войне не было «белых и пушистых» жертв. Руководители всех стран, включая Сербию, желали войны, пусть и в разной степени. По сему поводу профессор М. Покровский писал: «Чрезвычайно любопытно, что, хотя наиболее острым из охарактеризованных мною конфликтов был конфликт англо-германский, а наименее острым был конфликт русско-германский, тем не менее стремление завязать драку распределяется как раз в обратно-пропорциональном порядке. Англия, которая была основным врагом Германии, выступает позже всех, как будто бы нехотя, как будто бы только потому, что немцы нарушили бельгийский нейтралитет.

А Россия в это время находилась в управлении людей, которые чрезвычайно легко относились ко всему происходящему. Примером этого является переписка Николая II с Александрой Федоровной, где в одном из писем (в феврале 1917 года) Александра Федоровна пишет мужу, что мальчишки и девчонки бегают по улице и кричат, что будто бы нет хлеба, – и все для того, чтобы создать беспорядки. А через несколько дней она и Николай II полетели с престола. Они были чрезвычайно большими оптимистами, и им казалось, что затеять войну – это чрезвычайно пустяковое дело. Таким образом, готовность воевать объясняется не значением конфликта, а легкомысленностью самой верхушки. Англия – это был сплоченный, хорошо сколоченный колосс; она двигалась медленно, а Россия – она бежала, как мальчишка, который кричит, размахивает кулаками и т.д.

Вот почему, в порядке подготовки войны, Россия выступает на первое место, и кажется, что царская Россия есть главная виновница войны. Но тут я должен сделать оговорку. Главной виновницей войны, конечно, была не Россия. Когда пускают какого-нибудь мальчишку, чтобы он влез в форточку и помог сломать окно, то главным виновником является не этот мальчишка, а те матерые бандиты, которые его послали. Так было и тут».

Ну а как сложилась дальнейшая судьба наших героев? О полковнике Димитриевиче мы уже знаем. Полковник Артамонов предусмотрительно 19 (6) июня отправился на отдых в Швейцарию, но там ему не понравилось, и он быстренько переехал в Австро-Венгрию греться на Адриатическом море. Напомню, что убийство в Сараево произошло 28 (15) июня. Но Артамонов и в ус не дует, а предпочитает отдыхать на солнышке и приезжает в Белград лишь перед началом войны. А вот капитан Верховский драпанул из Белграда через пару дней после убийства эрцгерцога, не дождавшись Артамонова и бросив секретные шифры. Забавные игры!

Полковник Виктор Артамонов после пальбы в Сараево получил генерал-майора и орден Св. Владимира 3-й степени. Он остался в Белграде. Вместе с сербским правительством бежал на остров Корфу. В ноябре 1918 года вместе с сербской армией вернулся в Белград. Возвращаться в Россию и воевать с большевиками Артамонов не пожелал и стал в Белграде представителем Деникина, а затем – Врангеля.

В 1928 году Артамонов дал интервью американскому историку, профессору Чикагского университета Бернадотту Шмидту. Артамонов признал, что давал деньги Димитриевичу на организацию разведки и фотосъемки в Боснии, не зная на самом деле, что эти деньги идут на организацию сараевского убийства.

Какой наивный полковник – давал деньги не глядя! Правда, Шмидт не полностью опубликовал показания Артамонова, а теперь американцы их засекретили.

Любопытна карьера лучшего друга Димитриевича А. Верховского. Он был видным масоном военной ложи. В августе 1917 года Керенский назначил Верховского военным министром. В сентябре Керенский ввел его в состав Директории. 2 ноября Верховский поехал на две недели на остров Валаам «на отдых». Там он пересидел все события. В декабре 1918 года официально примкнул к большевикам. В 1922 году на Генуэзской конференции Верховский был главным советским военным экспертом. Арестован 11 марта 1938 года, через полгода – расстрелян. Реабилитирован 28 октября 1956 года. Любопытно, допрашивали его об убийстве в Сараево?

На Западе все объективные исследования оказались под запретом, поскольку они, по мнению Н. Полетики, опровергают «статью 231 Версальского мирного договора (эта статья, устанавливая одностороннюю ответственность Германии и Австро-Венгрии за войну 1914–1918 годов, возлагала в силу этого факта на них обязательство уплатить репарации Антанты) как исполнение своего национального долга. Правительства Антанты решили принять меры для прекращения этой «вредной агитации» и начали выкапывать целые ворохи документов, в том числе и официальные сербские». С этой целью они не только потребовали выдачи всех архивов, захваченных войсками центральных держав во время войны, но и обязали в последующих мирных договорах – Сен-Жерменском с Австрией, Трианонском с Венгрией – не опубликовывать документов из своих архивов, касающихся политики австро-венгерского правительства по отношению к Югославии, Румынии, Италии и другим государствам – наследникам Австро-Венгерской монархии без разрешения этих государств. Правда, большинство из «наследников» установило известные сроки, после которых это запрещение утрачивает свою силу. Но эти сроки являются, попросту говоря, скрытым издевательством».

В Советской России в 1920–1933 годах историки имели куда большую свободу в исследовании причин Первой мировой войны. Профессорам М. Покровскому и Н. Полетике удалось частично раскрыть причины начала Первой мировой войны.

Но после установления абсолютной диктатуры Сталина в середине 1930-х годов их труды были изъяты из библиотек и сданы в спецхраны.

М. Покоровский умер 10 апреля 1932 года, его прах как замнаркома просвещения был захоронен в Кремлевской стене. А вот ряд его учеников в 1938–1939 годах посадили.

Профессору Н. Полетике каким-то образом удалось уцелеть, он умер своей смертью в 1988 году.

Ну а сазоновско-николаевская версия начала войны 1914 года после 1937 года стала у нас официальной. Таковой остается и сейчас.