Феномен Кронштадтского мятежа

Обстрел кронштадтских фортов курсовой батареей. Март 1921 года. Фото В.К. Буллы

Столетие окончания Гражданской войны будет официально отмечаться в ноябре этого года. Эвакуация войск Врангеля в Константинополь объявлена этим самым окончанием. А как же Кронштадтское восстание (мятеж) в марте 1921 года? Будут ли в Кронштадте, как в Севастополе, строить памятник примирения? Если да, то кому и с кем? В Севастополе – господам офицерам и товарищам красноармейцам. А в Кронштадте – товарищам матросам и товарищам матросам?

До сих пор у нас отсутствует объективная история событий в Кронштадте в марте 1921 года. Есть только полярные, взаимоисключающие точки зрения.

Вот коммунистический взгляд: «Итак, Кронштадтский мятеж был ликвидирован. Короткая, но ожесточенная борьба завершилась. Она потребовала от Советского государства огромного напряжения сил и стоила советскому народу новых больших жертв. Повреждения получили кронштадтские форты, порт и сооружения города-крепости, линкоры «Петропавловск» и «Севастополь». Были затрачены большие материальные ресурсы. Такова была цена за преступный, бессмысленный мятеж, поднятый кучкой авантюристов, сумевших демагогией и ложью увлечь за собой усталых и полуголодных матросов и солдат. Жестокая цена…

Советские войска захватили в плен 2444 мятежника, в том числе трех членов ревкома – Валька, Перепелкина, Павлова. Некоторые из активных руководителей мятежа, преимущественно бывшие офицеры, уже через несколько дней были непосредственно в Кронштадте преданы суду военного трибунала и по его приговору расстреляны. Это была суровая, но справедливая кара, предупреждение всем, кто попытается поколебать устои государства, власть в котором принадлежит рабочим и крестьянам».

А вот пример антисоветской пропаганды: «Кронштадтские моряки, солдаты гарнизона, тамошние рабочие, все граждане несчастного города-крепости совершили совокупный подвиг для своей страны. Именно их выступление положило конец военному коммунизму, который был самым свирепым коммунизмом среди всех последующих во всех концах планеты. Да, наделали мятежники ошибок, были половинчаты и нерешительны, не смогли выдвинуть из своей среды сильных руководителей – так, но значение из трагического выступления исключительно велико. В 1929-м, во время второй вспышки военного коммунизма, своего «Кронштадта», к сожалению, не нашлось. И они четко осознали, что Троцкий, Зиновьев и их еврейское ВЧК являются истинными врагами народа.

Сохраним же благодарную память обо всех участниках событий в мятежной крепости, хотя почти все имена их сгинули в безднах нашей темной истории. И посочувствуем их судьбе».

Налицо типичная диаметрально противоположная оценка событий 1921 года. Тут же любопытно лишь авторство обеих цитат. Увы, обе гневные филиппики (первая 1973 года, вторая – 2003-го) принадлежат одному и тому же лицу – Сергею Николаевичу Семанову, известному «историку, писателю и общественному деятелю», который, как и большинство наших политиков, деятелей культуры, СМИ и бизнеса, начал свою карьеру в комсомоле, отправившись в 1956 году заведовать отделом пропаганды Петроградского райкома комсомола в Ленинграде.

Дело в том, что обе стороны нагло врут. Опровергать их мне лень. Достаточно сопоставить их версии событий в Кронштадте с красной и белой мифологией всей Гражданской войны, куда они явно не вписываются.

Вспомним все учебники истории до 1991 года, все кинофильмы, романы и спектакли. Там матросы Балтфлота, большевики – честные, неподкупные борцы за дело коммунизма. И вдруг эти «белые и пушистые» внезапно кидаются свергать советскую власть.

А вот белый вариант истории. В марте 1917 года матросы Балтийского флота совершили сотни убийств офицеров и адмиралов в Гельсингфорсе (главной базе флота) и Кронштадте.

И все эти «упыри» и «вурдалаки» становятся гуманными людьми, борющимися за социальную справедливость и демократию, спасителями России?

Замечу, что наиболее жестокие убийства совершали матросы бригады линейных кораблей – четырех дредноутов. Мичман Исаков, будущий адмирал, вспоминал, что спустя три года (!) в Астрахани матросы-клешники издевались над ним: «Эй ты, лейтенант с «Петропавловска».

Самое интересное, что личный состав бригады линкоров на март 1921 года по сравнению с мартом 1917 года на 85% остался прежним. Чтобы понять события в Кронштадте в марте 1921 года, нам нужно вернуться ровно на три года назад.

3 (16) марта 1917 года, то есть на следующий день после отречения Николая II, на рейде Гельсингфорса на линкоре «Андрей Первозванный» матросы потребовали спустить Андреевский флаг и поднять красный. Вахтенный лейтенант Геннадий Бубнов отказался и был поднят на штыки. Это послужило сигналом для расправы над офицерами. На трапе «Андрея Первозванного» был застрелен и начальник 2-й бригады линкоров адмирал А.К. Небольсин.

Были убиты также главный командир Кронштадтского порта адмирал Р.Н. Вирен, начальник штаба Кронштадтского порта адмирал А.Г. Бутаков; 4 марта – командующий Балтийским флотом адмирал А.И. Непенин; следом за ними комендант Свеаборгской крепости генерал-лейтенант по флоту В.Н. Протопопов, командиры 1-го и 2-го Кронштадтских флотских экипажей Н. Стронский и А. Гирс, командир линейного корабля «Император Александр II» капитан 1 ранга Н. Повалишин, командир крейсера «Аврора» капитан 1 ранга М. Никольский и многие другие морские и сухопутные офицеры.

К 15 марта Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых 76 было убито (в Гельсингфорсе – 45, в Кронштадте – 24, в Ревеле – 5 и в Петрограде – 2). В Кронштадте было убито не менее 12 офицеров сухопутного гарнизона. Четыре офицера покончили жизнь самоубийством и 11 пропали без вести. Более 600 офицеров подверглись нападению. Для сравнения: все флоты и флотилии России потеряли с начала Первой мировой войны 245 офицеров.

В Гельсингфорсе было арестовано около 50 офицеров и в Кронштадте около 300. Ряд офицеров, спасаясь от самосудов, сами пожелали быть арестованными.

Дикие расправы над офицерами в Кронштадте и Гельсингфорсе были спровоцированы самими адмиралами и даже царем. Еще в начале мировой войны Николай II запретил выходить в море четырем балтийским линкорам-дредноутам без его личного разрешения. Морская война на Балтике носила скоротечный характер. И пока решат направить запрос царю на выход линкоров, пока зашифруют его в Петрограде, пока расшифруют в ставке в Могилеве, пока Его величество соизволит прочесть запрос, посоветуется, потом опять будут шифровки да расшифровки, а тем временем германские корабли, имевшие скорость 36–40 км/ч, вернутся в свои базы. Два с половиной года экипажи находились в ожидании выхода в море, но, увы, линкоры-дредноуты так и не сделали ни одного боевого выстрела за всю войну. То же самое можно сказать и о самых мощных линкорах дредноутного типа «Павле I» и «Андрее Первозванном».

Конечно, можно было дать возможность командам линкоров вести плановую боевую учебу, нормально отдыхать и т.д. Но их держали 2,5 года на кораблях, готовых к немедленному выходу в море. Команды волей-неволей озверели.

Господа офицеры регулярно отлучались в Кронштадт и Петроград, а матросов отпускали редко. После Цусимского боя сотни русских матросов с потопленных и сдавшихся кораблей были доставлены на берег на японских броненосцах и крейсерах. Наши матросы были поражены тем, насколько быт (питание, размеры жилых помещений и т.д.) у японских офицеров были близки к матросским. Уже тогда поднялся ропот, почему наши господа офицеры занимают на кораблях «апартаменты». Короче, причин для бунта было много, отречение царя прорвало плотину – ненависть к «золотопогонникам» выплеснулась наружу. Убийства офицеров не были результатом деятельности ни германской разведки, ни большевиков, ни масонов. Это была естественная реакция матросов.

Да и в Петрограде в феврале 1917 года имели место убийства полицейских, офицеров и генералов. Однако за считаные часы Временному комитету Государственной думы, провозгласившему себя Временным правительством, удалось взять столицу под контроль. Замечу, что Петроградский совет был создан масонами, и первыми его руководителями стали меньшевик Н.С. Чхеидзе и Александр Керенский. Ну а в Кронштадте вся власть оказалась в руках анархиствующих матросов. Большевиков среди них были единицы.

С марта по 7 ноября 1917 года Временное правительство не контролировало Кронштадт. Так, 16 (29) мая Кронштадтский совет принял постановление, где говорилось: «По делам государственного порядка вступаем в непосредственные отношения с Советом рабочих и солдатских депутатов города Петрограда». Фактически это означало, что Кронштадтский совет является единственной властью в городе и крепости. Постановление возмутило даже Ленина: «Декларирование Советской власти в одном Кронштадте, сепаратно от всей остальной России, – это утопия, это явный абсурд». Таким образом еще в мае 1917 года кронштадтские матросы реализовали лозунг «Советы без коммунистов».

Разумеется, в мае 1917 года коммунисты в Советах были, но не играли решающей роли. Вот характерный пример. 1 мая 1917 года собрание личного состава форта «Красная Горка» постановило: «Тактика Ленина у нас сочувствия не вызывает, и борьбу с германским империализмом мы прекращать не собираемся».

Дело в том, что форт «Красная Горка» находился в глубочайшем тылу. Его орудия никогда не стреляли по немцам и не будут стрелять в дальнейшем. Сидит гарнизон «Красной Горки» в теплых казармах, получает хороший паек и готов «продолжать борьбу с германским империализмом» еще много лет.

Ну а на Черном море революционные матросы шли еще дальше. В Симферопольском совете лидер севастопольских эсеров С. Бяльницкий-Бируля внес предложение принять резолюцию о запрете Ленину приезжать в Крым. Большинством голосов резолюция Бирули была принята.

За аналогичную резолюцию в Севастопольском совете проголосовали 342 человека, против – 20 и 47 человек воздержались. Евпаторийский совет постановил не допускать Ленина в Евпаторию, а если приедет, арестовать и выслать. Керченский совет постановил Ленину приехать разрешить, но если будет выступать, арестовать.

Другой вопрос, что «клешники» в конце августа 1917 года как огня испугались мятежа генерала Корнилова и дружно поддержали большевиков. Между прочим, Керенский и большинство «временных» в случае подхода войск Корнилова к Петрограду готовились бежать в Кронштадт, чтобы сделать его столицей «демократической России».

В октябре 1917 года моряки поддержали большевиков, хотя говорить о полном контроле над матросской массой не приходится. Ну а в ходе Гражданской войны большевизированные матросы воевали на всех ее фронтах. Тысячи матросов ушли на речные и озерные флотилии, в команды красных бронепоездов и регулярные сухопутные части. Основная же масса матросов и солдат в Кронштадте жила припеваючи, разумеется, по меркам Гражданской войны.

В боевых действиях Кронштадтская крепость не участвовала, не считая трехдневной (14–16 июня 1919 года) перестрелки с восставшими фортами «Красная Горка» и «Серая Лошадь». Она хорошо описана Лермонтовым: «Два дня мы были в перестрелке, что толку в эдакой безделке».

Артиллерия Кронштадта и корабли Балтийского флота выпустили по мятежникам свыше 2 тыс. снарядов калибра 305–120 мм. Сколько снарядов выпустили мятежные форты, точно неизвестно, но, видимо, не менее 400. И, увы, ни один форт ни у мятежников, ни у красных, равно как и корабли, серьезных повреждений не имели.

Замечу, что подобная ситуация повторится в марте 1921 года, но теперь «Красная Горка» и «Серая Лошадь» будут воевать за большевиков. В обоих случаях загулявшие с марта 1917 года братишки стреляли в белый свет, как в копеечку. Бежавшая в Финляндию в марте 1921 года братва плакалась финнам и белогвардейцам о голоде в Кронштадте к началу мятежа.

На самом деле красный флот традиционно снабжался лучше, чем сухопутные части. Несмотря на все трудности, к началу 1921 года на корабле матрос получал в день хлеба 1,5 фунта, крупы 0,2 фунта, мяса 0,3 фунта, рыбы 0,1 фунта, масла 0,7 фунта, сахара 0,1 фунта (1 фунт = 409,5 г).

Питерский рабочий довольствовался в два раза меньшим пайком, а в Москве за самый тяжелый физический труд рабочие получали в день 225 г хлеба, 7 г мяса или рыбы и 10 г сахара.

Причем кронштадтские военморы и команды фортов имели два непыльных приработка. Это круглогодичное рыболовство: летом – на лодках, а зимой – подледный лов. В ходе Гражданской войны объемы промыслового лова рыбы упали в несколько раз, а во многих районах лов совсем прекратился. Так что уловы «любителей» в Финском заливе в 1918–1921 годах, равно как и в 1941–1943 годах, были рекордные.

Любопытно, что командиры береговых и островных фортов разрешали «любителям» с острова Котлин и с материка не только ловить рыбу в районе их фортов, но и базировать рыболовные лодки. Понятно, что за лов рыбы и охрану лодок бравые артиллеристы брали с «любителей» натурой.

Вторая статья доходов – контрабанда: рядом границы с Финляндией и Эстонией. В декабре 1920 года чекисты задержали несколько саней ассенизаторского обоза, который, согласно документам, вывозил списанное тряпье из крепости. А под тряпьем оказались десятки новейших кожаных курток, производившихся с 1914 года для летчиков и шоферов.

Но это мелочь. В Кронштадте в 1918–1921 годах, чтобы обогатиться, не нужно было даже и красть. Несколько фортов, в том числе мощный островной форт «Милютин», были брошены и не охранялись. Аналогично были брошены многие десятки боевых и торговых судов у берегов острова Котлин и у островных фортов. Подъезжай на лодке или катере и бери все что влезет, от оружия до оконных стекол.

23 марта 1922 года, то есть уже после окончания мятежа, главком Каменев с возмущением телеграфировал командующему 7-й армией: «Вновь поступают сведения, что финская граница совершенно не охраняется». Надо ли говорить, что до мятежа пересечение границы матросами было прибыльным и абсолютно безопасным делом.

Несмотря на все проблемы со снабжением в Кронштадте, о такой жизни не могли и мечтать красноармейцы, сражавшиеся в феврале 1921 года с финнами в Карелии и в Приморье с японцами и белогвардейцами. Но вот они продолжали честно драться с врагом, а восстали отсиживавшиеся в глубоком тылу кронштадтцы.

Июль 1920 года. На Балтике наступила мирная жизнь. Эскадры интервентов покинули Балтийское море. С Эстонией мир. Финны ведут партизанскую войну в Финляндии, но на море сидят тихо, как мышь за веником. В мае 1920 года успешно закончилась Энзелийская операция – Каспий стал советским озером.

И в это время председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий решает поставить Балтийский флот под контроль своих выдвиженцев. 8 июля 1920 года от командования флотом отстранен профессионал – бывший контр-адмирал А.П. Зеленой, командовавший Морскими силами на Балтике в самое тяжелое время – с 18 января 1919 года.

Взамен с Каспия вызван командующий Волжско-Каспийской флотилией Ф.Ф. Раскольников. Формально он герой – под его командованием был захвачен персидский порт Энзели.

На самом деле Раскольников в походе на Энзели играл роль свадебного генерала. А вот еще раньше, 25 декабря 1918 года, Раскольников сдал англичанам у острова Вульф эсминец «Спартак». Троцкий потребовал обменять Раскольникова на 17 пленных английских офицеров. И 27 мая 1919 года на мосту в Белоострове произошел обмен в стиле «Мертвого сезона». На советском берегу реки Сестры оркестр играл «Интернационал».

И вот Раскольников едет из Астрахани в Петроград. Нет, не в теплушке, как ездили в Гражданскую войну Сталин, Ворошилов, Дмитрий Ульянов и другие лидеры большевиков. До Нижнего Новгорода Раскольников вояжирует на штабном судне – бывшей царской яхте «Межень», а далее – спецвагон.

Замечу, что большую часть боевых действий в 1918–1920 годах Раскольников вместе со своей гражданской женой – начальником политотдела Ларисой Рейснер – провели именно на этой яхте. Краткая справка: Лариса Рейснер родилась в мае 1895 года, в 1916 – начале 1917 года – любовница поэта Гумилева, конец 1917 года – начало 1918 года – секретарь любвеобильного наркома Луначарского, лето-осень 1918 года – метресса Троцкого. В 1923 году она бросит Раскольникова и станет любовницей Карла Радека.

Вместе с Раскольниковым и Рейснер на яхте и его начальник штаба В.А. Кукель. В Петрограде новый командующий Балтийским флотом поселился в Адмиралтействе в роскошной квартире морского министра Григоровича. Там Лариса Рейснер устраивает шикарные литературные вечера. Из Адмиралтейства на Елагин остров по холодному и голодному Петрограду регулярно отправляется кавалькада всадников – поэты и окололитературная публика во главе с Ларисой. Надо ли говорить, что о кутежах в здании Адмиралтейства судачил весь Кронштадт?

Ну а Раскольников систематически впадал в запои. Настоящая фамилия Федора Федоровича – Ильин. Риторический вопрос, мог ли психически нормальный человек взять себе псевдоним из романа Достоевского? Отец, дед и дядя Раскольникова покончили жизнь самоубийством. В 1912 году Федор Федорович пролежал полгода в психиатрической больнице.

Ко всему прочему Раскольников вместе с другими троцкистами – Ларисой и ее отцом Михаилом Рейснером, а также замначальника флота Кукелем – попытались втянуть моряков Кронштадта в «дискуссию о профсоюзах». 19 января 1921 года в Кронштадте состоялась конференция большевиков Балтфлота. На ней присутствовали 3500 коммунистов. Из них за платформу Троцкого проголосовали около 50 человек. Матросы даже не выбрали комфлота в президиум.

Раскольников был вынужден подать в отставку. Через пару дней Лариса увозит Раскольникова в Сочи на личном поезде Калинина. Больше во флот Раскольников не вернется, а станет «великим» дипломатом, а позже – невозвращенцем. 24 августа 1939 года в Каннах (Лазурный Берег) Раскольников попытается выброситься из окна. Его положат в психиатрическую больницу в Ницце, где он и умрет 12 сентября 1939 года от воспаления мозга.

27 января 1921 года вместо Раскольникова командующим Балтийским флотом Троцкий назначил В.А. Кукеля. Сместят его только 9 марта 1921 года – после начала мятежа.

У нас уже полвека остепененные историки, раздувая щеки, рассказывают страшилки, как «Сталин обезглавил Красную армию». И вот бедная армия осталась без Раскольниковых, Рейснеров, Кукелей, Тухачевских и Ко.

Но почему-то служивые историки предпочитают не вспоминать, как в 1800–1804 годах первый консул Наполеон Бонапарт «обезглавил французскую армию», избавившись от 90% «революционных генералов». После этого «обезглавленная» армия прошла всю Европу от Мадрида до Москвы. Ну а «обезглавленная» Красная армия разгромила Германию, Японию, Италию, Финляндию, Венгрию, Хорватию и т.д.

Спору нет, наряду с субъективными причинами – разложением в 1917–1921 годах матросов Кронштадта и опереточным правлением Феди и Ляли в июле 1920 года – январе 1921 года – были и объективные причины.

Катализатором мятежа стали тяжелое экономическое положение в стране, разоренной Гражданской войной, продразверстка и восстания крестьян на юге Украины, в Поволжье, на Тамбовщине и в других местах.

Спору нет, продразверстка разоряла крестьян. Но, увы, в России ей альтернативы не было. Кстати, ввел продразверстку не Ленин, а Николай II в 1916 году. Другой вопрос, что его министры не смогли ее реализовать и получили революцию, начавшуюся с протестов голодавших петроградцев.

В России была единственная альтернатива продразверстке – грабеж местного населения проходившими через район частями. Деникин и Врангель в мемуарах стыдливо именовали эту альтернативу самоснабжением.

2 марта 1921 года начался знаменитый Кронштадтский мятеж. Свыше 600 коммунистов были арестованы, более 400 человек бежали по льду из Кронштадта. Во главе восстания стал Временный революционный комитет под председательством писаря линкора «Петропавловск» Степана Петриченко. Большинство офицеров крепости во главе с генерал-майором А.Н. Козловским примкнули к восставшим.

Козловский и ряд других военспецов сразу же предложили Ревкому атаковать части Красной армии на обеих сторонах залива, в частности, захватить форт «Красная Горка» и район Сестрорецка.

Но воевать никто из «клешников» не хотел. Члены Ревкома считали Кронштадт неприступной крепостью, что в основном и соответствовало действительности. «Клешники» надеялись шантажировать власть и выторговывать себе все новые блага, как они это делали с Временным правительством в марте–октябре 1917 года.

А тем временем Троцкий воссоздает 7-ю армию, усиленную бронепоездами и авиаотрядами. На северном и южном берегах Финского залива было сосредоточено свыше 45 тыс. штыков.

Тем не менее этих сил было явно недостаточно. Северная группа советских войск имела 34 орудия, а Южная группа – 103 орудия, не считая орудий двух бронепоездов. Однако проку от них было мало. Так, Северная группа 7 марта выпустила 2435 снарядов, а 8 марта – 2824 снаряда. Вроде бы много. Но всего за два дня было сделано лишь 85 выстрелов из 152-мм гаубиц, а остальные выстрелы пришлись на 76-мм пушки. И 152-мм гаубицы, и 76-мм пушки с северного берега, даже от Лисьего Носа, не доставали до острова Котлин, и пальба велась по северным фортам, которым 76-мм гранаты были не страшнее грецких орехов. Пальба красными велась в основном для поддержания собственного духа.

Эффективно действовать по фортам и линкорам могли только 305-мм и 254-мм пушки, однако красные военморы стреляли из рук вон плохо. Вот характерный пример. 7 марта форт «Красная Горка» целый день вел редкий огонь из 305-мм пушек по линкору «Севастополь» и форту «Константин». Особых повреждений ни линкор, ни форт не получили. «Константин» и «Севастополь» столь же лениво отстреливались, причем все их снаряды ложились западнее форта «Красная Горка».

За время боев мощная артиллерия линкоров и фортов, контролируемых мятежниками, не нанесла особых потерь большевикам. Было повреждено несколько домов в Ораниенбауме, а на севере небольшие повреждения получили железная дорога в районе Лисьего Носа и Сестрорецкий оружейный завод.

Советская авиация практически не оказала никакого влияния на ход боевых действий. Так, 11 марта были сброшены четыре бомбы по 30 кг и две бомбы по 16 кг, 13 марта – четыре бомбы по 16 кг, три по 70 кг и десять однофунтовых зажигательных бомб.

На фортах и кораблях у мятежников имелось свыше 30 зенитных орудий. Но огонь их оказался неэффективным. Лишь 12 марта один из самолетов был подбит и совершил вынужденную посадку.

Решающий штурм Кронштадта начался в ночь на 17 марта. Около двух часов ночи в полной темноте на лед Финского залива вышли передовые части пехоты, а за ними с различными интервалами двинулись войска второго эшелона и резервные части. Любопытно, что в ходе штурма по мятежникам помимо форта «Красная Горка» вели огонь северные форты № 6 и № 7.

Мятежники заметили атакующие советские части слишком поздно. Так, бойцы 32-й бригады без единого выстрела смогли подойти на расстояние одной версты до города. Однако бои в самом городе затянулись. Любопытно, что в середине дня красные вывели на лед кавалерийский полк 27-й дивизии. «Клешники» явно не ожидали конницы на льду. В итоге кавалеристы ворвались в город через Петроградскую пристань. К середине дня 18 марта мятеж был повсеместно подавлен.

Руководство Кронштадтского ревкома во главе с Петриченко еще в 5 часов утра 17 марта на автомобиле уехало по льду в Финляндию. Вслед за ними кинулась толпа мятежников. Всего в Финляндию бежало около 8 тыс. человек. Большинство бежавших финны разместили в уцелевших казармах форта «Ино», а остальных – в лагерях под Выборгом и Териоки. В апреле–июне сотни из них бежали в Советскую Россию.

В ходе боев за Кронштадт советские войска потеряли 527 человек убитыми и 3285 человек ранеными. Мятежники потеряли убитыми около тысячи человек, 4,5 тыс. (из них половина – раненые) были взяты в плен. Вопреки мнению историков – как красных, так и белых – обе стороны сражались более чем бездарно. Если их судить по школьной пятибалльной системе, то красным можно поставить тройку с минусом, а мятежникам – единицу!

Между тем еще за 10 дней до падения Кронштадта мятежникам, а заодно и их карателю Троцкому в Москве был нанесен смертельный удар. Ленин, выступая на Х съезде партии, предложил ввести новую экономическую политику. Любопытно, что кронштадтский ревком регулярно публиковал в «Известиях» сообщения из Москвы, но о введении НЭПа не проронил ни слова.

Введение НЭПа автоматически отодвинуло диктатора Троцкого на второй план и полностью дискредитировало его планы милитаризации экономики страны. Март 1921 года стал переломным моментом в нашей истории.

Ну а «председателя ревкома» Степана Петриченко финны устроили рабочим на лесопилку, а затем плотником. Работать приходилось много, а платили мало. Хитрый Степан догадывался, что за ним приглядывает финская полиция, а посему в 1927 году отправился в Ригу и заявился в советское посольство. Ему там дали непыльную работу, известно, по какой части. Оно и понятно – «стучать» гораздо легче, чем топором махать.