Пепел Чернобыля

Авария 26 апреля 1986 года разделила жизнь ликвидаторов на «до» и «после». Фото РИА Новости

Горит Чернобыль. Несколько недель в зоне отчуждения бушует пожар. Как сообщают СМИ, огонь уничтожил 12 заброшенных сел и печально известный Рыжий лес, зараженный радиацией после взрыва атомного реактора. Ветер разносит смертоносный пепел и пыль повсюду. И это не картина 26 апреля 1986 года –- это новое ЧП на Украине.

Президент Владимир Зеленский мимоходом упомянул в соцсетях, что «тщательно следит за ситуацией». Сотрудница пресс-службы НАЭК «Энергоатом» Наталья Дегтяренко назвала эту ситуацию «неконтролируемой и критичной». На борьбу со стихийным бедствием в Чернобыльскую зону перебросили пожарных и оборудование со всей Киевской области. С огнем борются более 400 человек, задействовано 88 единиц техники, в том числе три самолета и вертолета. Люди работают без отдыха. При этом, по сведениям украинских журналистов, пожарным даже не выдают индивидуальные средства защиты от радиации.

«Это радиоактивный пожар. Вся грязь из чернобыльских лесов, а это цезий и стронций, активные радионуклиды сейчас поднимается в воздух и потоками ветра разносится по Киевской области», – сообщил журналистам экс-руководитель Научно-информационного центра лесного управления Украины Михаил Попков.

О том, что замалчивание проблемы приведет к тяжелым последствиям, ученые и военные специалисты РХБЗ неустанно говорили и 34 года назад. Тогда невидимого врага укротили. Получится ли теперь?

Действовать без промедления

Мало кто знает, но в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС в 1986 году особую роль сыграли внутренние войска – те самые войска, которые четыре года назад стали основой Росгвардии. Солдаты и офицеры правопорядка не только эвакуировали жителей Припяти, возводили ограждения по периметру станции, строили дороги, патрулировали улицы. Офицеры-химики внутренних войск инициировали ряд новаторских предложений, благодаря которым удалось сохранить жизни людей и продлить срок эксплуатации техники.

Именно бойцы внутренних войск стали первыми свидетелями взрыва в ночь с 25 на 26 апреля. Девятнадцать постов было выставлено на территории и по периметру Чернобыльской АЭС. Службу по охране атомной станции нес караул 1-й спецкомендатуры отдельного батальона внутренних войск во главе с командиром взвода старшим прапорщиком Василием Германом.

Ветераны из числа тех военнослужащих, кто сейчас жив, до сих пор помнят дикий грохот и протяжный рев, раздавшийся в момент взрыва атомного реактора. По словам очевидцев, крыша четвертого энергоблока, которая весила две тысячи тонн, разлетелась в стороны, как разорванный лист бумаги. На часовых посыпались камни и обломки, от которых они едва успевали уворачиваться. Клубы густого черного дыма застилали звезды. Но подразделение продолжало нести службу, военнослужащие вызвали пожарных и, действуя по инструкции, докладывали командованию об изменении обстановки.

Решение командования – срочно блокировать район катастрофы и принимать все возможные меры для спасения людей. К ЧАЭС выдвинулись подразделения киевского полка оперативного назначения и львовский отдельный специальный моторизованный батальон. Специалисты РХБ защиты внутренних войск одними из первых провели радиационную разведку местности. Именно их данные легли в основу доклада правительственной комиссии.

По информации химической службы Главного управления внутренних войск, радиация по периметру атомной станции во время аварии и в последующие две недели превышала 200 рентген в час – это в 8 млн раз больше естественного радиационного фона. Если в таких условиях полтора часа простоишь на посту, то получишь как минимум 300 рентген. По медицинской классификации, такая доза вызывает острую лучевую болезнь 3-й, предпоследней, степени. Часовых 1-й спецкомендатуры в ночь взрыва спасло то, что их сразу перевели в окопы-укрытия, которые в три раза снижают облучение.

На посту до последнего

Элементарные меры защиты в первые часы аварии не были приняты из-за того, что руководство ЧАЭС до последнего скрывало масштаб катастрофы.

Военнослужащие внутренних войск не стали дожидаться сигналов о радиационной опасности и приступили к делу сами. Химик-инструктор батальона, охранявшего станцию, прапорщик Степан Качан провел радиационную разведку в местах несения боевой службы. Начальник штаба батальона капитан Орест Вакула и начальник штаба комендатуры капитан Виктор Медведев сразу после взрыва прошли по периметру ЧАЭС, проверили ограждения, сигнализацию, состояние постов и часовых. По воспоминаниям прапорщика Леонида Бутрименко, часовые мучились сильной рвотой, но оставались на постах. Прапорщик Иван Седов после смены, не считаясь с опасностью, разносил часовым противогазы и защитные костюмы. Дежурный техник караула прапорщик Сергей Хомяков восстанавливал поврежденную взрывом сигнализацию.

Подрыв, диверсия – вот, о чем говорили на станции. Военнослужащие внутренних войск первыми сделали заключение о том, что никакие диверсанты проникнуть на ЧАЭС не могли. Командир батальона подполковник Бирюков, незамедлительно прибывший на объект, вместе с представителем режимной службы АЭС проверили контрольно-следовую полосу, после чего стало ясно – ни один человек не проникал через ограждения на территорию станции. Таким образом, по воспоминаниям ветеранов-чернобыльцев, версия о внешнем воздействии отпала сразу, и спустя два с половиной часа после взрыва это заключение оформили соответствующим актом. Но к тому времени невидимый враг успел поразить каждого бойца. В горле першило. Рвота становилась невыносимой. Кровь шла из носа. Кожа краснела – появлялся так называемый «ядерный загар».

Пострадавших свозили в санчасть города Припяти, а следующим вечером Аркадия Бондаря, Ивана Седова, Василия Палагечу, Ивана Щербу и еще нескольких военнослужащих в числе первой сотни пострадавших отправили в Москву, в 6-ю городскую клиническую больницу, которая специализировалась на лечении лучевой болезни. Все военнослужащие внутренних войск тогда, к счастью, выжили.

Чернобыльские огурцы

«Дежурный разбудил меня в четыре утра. Надо было срочно выезжать в главк. Взрыв и пожар в Чернобыле. Подробностей никто не знал. Начальник войск генерал армии Иван Яковлев приказал немедленно вылететь на место происшествия и как можно скорее в деталях доложить обстановку и организовать защиту личного состава», – вспоминал полковник в отставке Петр Ропало. В ту пору он служил старшим офицером химической службы Главного управления внутренних войск.

«Прилетев в Киев, в Управление войск по Украинской ССР и Молдавской ССР, я сразу провел замеры радиационного фона. Глядя на шкалу дозиметра, не поверил своим глазам – превышение нормы было ну очень существенное. Это никак не соответствовало тем данным, которые поступали с места аварии по официальным источникам, – продолжает Петр Петрович. – Я подумал, может, это работа аппаратуры связи так влияет на дозиметрические показания? По моей просьбе все приборы связисты на минуту отключили, но стрелка дозиметра не шелохнулась. Стало очевидно, что чернобыльская радиация уже добралась до Киева».

Эвакуацию жителей Припяти внутренние войска и милиция провели в понедельник, 28 апреля, с 14 до 18 часов. У каждого подъезда стояли автобусы. Всего за 4 часа из города вывезли 4460 человек. Это была беспрецедентная и очень профессионально организованная операция. В тот же день военнослужащие начали патрулировать улицы опустевшего города, а с 4 мая – охранять периметр зоны отчуждения.

Патрули передвигались сначала пешком, потом – на бронетранспортерах. БТР в четыре раза снижает дозу облучения, хотя на практике зачастую было так, что показания дозиметра внутри БТРа были значительно выше, чем на открытой местности. Полковник Петр Ропало, прибыв в зону аварии, передал в Москву, что необходимо немедленно собрать со всей страны дозиметры и дезинфекционно-душевые установки, чтобы доставить в Чернобыль. Через считанные дни приборы и оборудование были на месте.

А вот с передачей информации о радиации дело обстояло сложнее. Запрещалось сообщать в Москву какие бы то ни было донесения даже по закрытым каналам связи. Надо отдать должное настойчивости и находчивости полковника. Он все-таки прорвался к аппаратам связи и вышел на своего сослуживца Николая Назарова. Тот был начальником расчетно-аналитической станции при химслужбе Главного управления внутренних войск.

– Коля, слушай внимательно. Я ездил по городу. Там на окраине огурцы по 6 рублей, а в центре уже по 300! Ты меня понял? Оперируй этими цифрами!

– Понял-понял.

Звонок сослуживца, со стороны похожий на шутку, Назаров принял как ценную информацию. «Цена огурцов» означала – на окраинах Припяти радиационный фон составляет 6 миллирентген в час, а в центре города достигает 300 миллирентген. Превышение нормы в сотни и тысячи раз.

Дозы облучения

Подполковник Николай Александрович Назаров находился в Москве. Как и многие специалисты по РХБ-защите в других структурах, он по крупицам собирал тщательно скрываемую информацию с места происшествия и составлял карту радиационной обстановки в районе аварии. Благодаря этой работе во внутренних войсках заработала система радиационного контроля, стали вести учет доз облучения военнослужащих и составлять графики замены, учитывая продолжительность службы на постах. Сначала предельно допустимая норма облучения составляла 5 рентген, но поскольку людей не хватало, а облучались они быстро, правительственная комиссия увеличила норму до 25 рентген.

Оставлять открытые посты ни в коем случае нельзя, а надежных укрытий тогда практически не было. Как уберечь людей? В этой, казалось бы, безвыходной ситуации военные не растерялись и придумали каждый участок для поста засыпали метровым слоем чистого грунта и установили постовые свинцовые будки с окнами из специального стекла. Коэффициент ослабления радиации у таких сооружений более 1000. На эту работу ушел месяц, а пока часовые несли службу в укрытиях, которые представляли собой траншеи в человеческий рост с накатом из бревен.

Офицеры жестко следили за тем, чтобы в подразделениях постоянно вели дозиметрический учет и не допускали общее облучение каждого военнослужащего выше пяти рентген. Проверяя посты и расположения частей, полковник Ропало сам писал солдатам и прапорщикам памятки, как рассчитать полученную дозу облучения, если нет дозиметра.

Не сразу осознали опасность заражения и местные жители. Люди не знали, что нельзя пить молоко, потому что коровы пасутся на зараженных лугах. Нельзя есть ягоды и рвать грибы. Об этом население стало узнавать от военных, которые разъясняли им элементарные меры безопасности и раздавали марлевые респираторы «Лепестки».

Благодаря тщательным замерам уровня радиации на постах и контрольно-пропускных пунктах химики внутренних войск выявили за пределами тридцатикилометровой зоны множество радиационных пятен на местности, где зараженность была выше, чем в зоне отчуждения. Эти пятна сразу же нанесли на общие карты, с которыми работала правительственная комиссия.

Проводя радиационную разведку, офицеры химической службы работали в тесном контакте с летчиками. Вертолет 3-й отдельной эскадрильи особого назначения внутренних войск добросовестно отпахал в небе над Чернобылем более двух лет. Сменявшие друг друга экипажи вместе с дозиметристами облетели зону отчуждения вдоль и поперек. Многие из тех пилотов безвременно ушли из жизни.

«Внутренним войскам принадлежит еще одно важное новаторское предложение. На собственном опыте я убедился, что отмыть технику от радиационных частиц нереально, даже если сдирать с машин краску. Я высказал генералу армии Яковлеву идею, как более рационально использовать транспорт. Предложение заключалось в том, чтобы эксплуатировать одни и те же машины в пределах особой зоны, десятикилометровой и тридцатикилометровой зон, а грузы перемещать с машины на машину на контрольно-пропускных пунктах. Тогда можно было избежать захоронения техники каждый раз после первого же заезда в особую, самую опасную зону, то есть на территорию ЧАЭС. Ивану Кирилловичу идея понравилась. Он согласовал предложение с начальником войск химической защиты Минобороны генерал-полковником Владимиром Пикаловым, и на следующий день у контрольно-пропускных пунктов появились автомобильные краны и эстакады», – вспоминал полковник Петр Ропало.

Петра Павловича Ропало не стало летом 2018 года. После увольнения из войск по состоянию здоровья в 1988 году он много лет боролся с онкологией. А еще активнее боролся за то, чтобы ошибки Чернобыля не повторялись. Об этих ошибках он подробно написал в своем очерке «К 30-летию чернобыльской катастрофы», который доступен в Интернете.

Солдатский пост зоны отчуждения

«Мое самое яркое впечатление о Чернобыле – это работа с утра до вечера, а иногда и ночами», – говорит Олег Николаев, весной-летом 1986 рядовой срочной службы, прибывший в Чернобыль в составе инженерно-саперного подразделения одного из полков дивизии им. Ф.Э. Дзержинского.

Саперы-дзержинцы приступили к работе уже в начале мая. Четвертого числа правительственная комиссия приняла решение эвакуировать деревенских жителей с территорий, расположенных в радиусе 30 км от атомной станции. Зону отчуждения, в которой остались тысячи домов, нужно было огородить от мародеров проволочным забором на деревянных опорах с контрольно-пропускными пунктами, наблюдательными вышками и блиндажами для часовых.

Это был титанический труд бойцов отдельного саперного батальона и двух мотострелковых полков внутренних войск. В тридцатиградусную жару солдаты таскали с полесских делянок трехметровые столбы, соскабливали с них кору саперными лопатами, обмакивали бревна в бочки с отработанным маслом, которое использовалось вместо обеззараживающего средства, и грузили на машины. До сих пор стоят перед глазами ветеранов-чернобыльцев промасленные от сосновых столбов спины и плечи солдат. Только за первые десять дней после аварии они установили 105 километров заграждений трех-, двенадцати- и тридцатикилометровых зон вокруг станции. В кратчайшие сроки построили 6 мостов и 218 км грунтовых дорог, проложили 346 км полевого телефонного кабеля.

К сентябрю 1986 года инженерно-саперные подразделения дивизии им. Ф.Э. Дзержинского построили несколько городков со сборно-щитовыми казармами, столовыми и хозяйственными постройками для подразделений, которые приступили к охране периметра. Красноречивый факт: всего за небольшой период, с 4 мая 1986 по 1 марта 1987 года, на рубеже 30-километровой зоны патрули и караулы внутренних войск задержали около 11 тыс. мародеров.

За время ликвидации катастрофы более 14 тыс. военнослужащих внутренних войск СССР прошли по чернобыльскому пеплу. Для них, как и для всей армии ликвидаторов, авария 26 апреля 1986 года навсегда перевернула жизнь и разделила ее на «до» и «после». Своей самоотверженностью они спасли страну от более серьезных последствий радиационной бури.

Сегодня подразделения радиационной, химической и биологической защиты Росгвардии в эпицентре событий. Воины-химики проводят целый комплекс профилактических мероприятий по всей стране, чтобы не допустить распространения коронавирусной инфекции. Специалисты РХБ-защиты ежедневно проводят специальную обработку служебного транспорта, в том числе авиационную технику. В ряде регионов по обращению местных властей военнослужащие Росгвардии дезинфицируют детские площадки, автозаправочные станции, автобусные остановки и участки дорог. Как 30 лет назад в Чернобыле, так и сейчас – Росгвардия всегда на страже.