Последний маршал исчезнувшей страны

На гребне демократических перемен. Интервью министра обороны СССР Дмитрия Язова газете «Известия». 1990 год. Фото из архива автора

Год назад ушел от нас маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов. Последний маршал несуществующей ныне страны. Последний из живших в России Маршалов Советского Союза и единственный из них, кто не был награжден золотой Звездой Героя.

А еще предпоследний министр обороны СССР. Участник Великой Отечественной, защищавший нашу страну на Волховском и Ленинградском фронтах, освобождавший Прибалтику, дважды раненный и прошедший боевой путь от курсанта пехотного училища и командира стрелкового взвода до высшей военной должности государства.

От курсанта до министра

А еще он был участником Карибского кризиса на Кубе 1962–1963 годов. Командовал там мотострелковым полком. Руководил выводом 40-й армии из Афганистана в 1989 году и началом вывода советских войск из стран Восточной Европы. Испытал на своей судьбе все перипетии исторического перелома в судьбе страны и армии, державного возвышения и державного падения. Которое он, по сути, выдержал. Пусть и с серьезными ошибками, но с мужеством, достоинством и честью, присущими фронтовику.

За участие в ГКЧП (Государственном комитете по чрезвычайному положению) 1991 года, которое привело в конце концов, вольно или невольно, к развалу Советского Союза, он был обвинен чуть ли не в измене Родине. Провел в тюрьме под следствием 498 дней и был амнистирован решением Государственной думы России 23 февраля 1994 года. Перед этим, 7 февраля 1994 года, уволен с военной службы и награжден именным оружием. В отличие от своего заместителя, главнокомандующего Сухопутными войсками Советского Союза генерала армии Варенникова, не стал доказывать в суде своей невиновности.

Через некоторое время Дмитрий Язов начал трудиться в военном ведомстве России на различных должностях. С июля 1998 года даже стал главным военным советником Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны и главным советником-консультантом начальника Военной академии Генштаба. А с 2008 года возглавлял службу генеральных инспекторов Минобороны. Также принимал активное участие в работе различных общественных ветеранских организаций, в том числе и в Национальной ассоциации объединений офицеров запаса Вооруженных сил МЕГАПИР.

Президент России Владимир Путин сказал о нем так: «Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов был выдающимся военачальником, ярким представителем легендарного поколения победителей, добровольцем, фронтовиком. Человеком исключительного мужества и силы духа».

Похоронен маршал Язов с воинскими почестями на Федеральном военном мемориальном кладбище в подмосковных Мытищах. Из зала для прощаний гроб, накрытый государственным флагом России, доставили к месту упокоения на орудийном лафете в сопровождении роты почетного караула. Награды несли на бархатных подушках генералы, адмиралы и высшие офицеры. Опустили гроб в могилу под залпы артиллерийского салюта. Последний раз на моей памяти так хоронили в ноябре 1976 года – правда в Кремлевской стене на Красной площади – прах главнокомандующего Объединенными вооруженными силами стран – участниц Варшавского договора маршала Советского Союза Ивана Якубовского.

Надо еще добавить, что ровно за три недели до смерти маршала министр обороны России Сергей Шойгу вручил ему орден «За заслуги перед Отечеством» III степени. И как каждому фронтовику, юбилейную медаль «75 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»

О последнем маршале Советского Союза Дмитрии Язове написано очень много книг и статей. Любой желающий может найти их и почитать. Мне же, военному журналисту, работавшему в редакции журнала Министерства обороны СССР «Знаменосец», а потом в газете «Известия», хотелось бы рассказать о личных встречах с ним, о тех интервью, которые я у него брал, и о разговорах, в которых участвовал. О том впечатлении, которое он производил на меня. Да наверное, и не только на меня.

Море огня

Я познакомился с генерал-полковником Дмитрием Язовым в 1981 году. Он тогда был командующим Среднеазиатским военным округом.

Редакция журнала «Знаменосец», где я возглавлял отдел воинского воспитания, проводила в округе научно-практическую конференцию по выработке у воинов морально-политической и психологической закалки. После войны во Вьетнаме, где американские войска регулярно поливали джунгли, в которых укрывались партизаны, химическим отравляющим веществом «Орандж» и напалмом, защита от них была модной темой в боевой подготовке войск. И для рассказа о реальном опыте такой подготовки редакция откомандировала в Алма-Ату и на окружной полигон Отард группу офицеров-журналистов в составе двух полковников и одного майора (меня). Мы должны были организовать как саму конференцию, так и практические занятия с использованием напалма.

Конечно, все мероприятия были согласованы на самых высоких этажах армейской иерархии. На месте ими занималось управление боевой подготовки округа и его политуправление, даже офицеры-преподаватели Военной академии имени Фрунзе и Военно-политической академии имени Ленина. Так что нам ничего особенного делать не нужно было, только наблюдать, фиксировать все в своих блокнотах и диктофонах, собирать выступления на конференции офицеров и прапорщиков, чтобы потом обработать их и опубликовать в журнале. И первое, что мы сделали, прилетев в столицу Казахстана, – отправились на прием к командующему.

Генерал-полковник Язов принял нас в своем кабинете. С каждым поздоровался за руку, расспросил о редакционных планах, о том, как мы собираемся строить свою работу. Пригласил к себе зама по боевой подготовке, поручил ему выделить нам машину и курировать нас, чтобы мы не знали никаких лишних забот. Потом мы с ним еще раз виделись на трибуне конференции и на самом полигоне. Командующий лично присутствовал на показательных занятиях, проводил их разбор.

Практические занятия по морально-психологической подготовке удались на славу. Горели в напалмовом огне танки, БТР и артиллерийские орудия. Взрывались напалмовые бомбы, чей охваченный пламенем гриб был похож на небольшой ядерный. Солдаты и офицеры преодолевали в защитных костюмах огненные рвы, щедро поливали друг друга водой и специальными растворами. Мы потом шутили, что округ израсходовал на эти занятия весь запас своего горючего вещества, напоминающего напалм.

И подборка публикаций, занявшая половину журнала, тоже удалась. Начиналась она выступлением делегата XXVI съезда КПСС, командующего войсками Краснознаменного Среднеазиатского военного округа генерал-полковника Язова, а заканчивалась комментариями доктора психологических наук.

Генерал-полковник Язов прислал в редакцию письмо с благодарностью за отлично выполненную работу.

Генеральская память

Второй раз мы встретились с ним уже в Москве, когда Язов стал министром обороны. Это был август-сентябрь 1987 года.

Надо сказать, что глава военного ведомства ознаменовал вступление на свой пост в мае этого года запрещением офицерам ходить по городу в рубашках с короткими рукавами и без галстука. Для столичного гарнизона такое послабление (по примеру армий стран Варшавского договора), дозволенное предыдущим министром обороны маршалом Соколовым, стало как глоток чистой воды. Летом жара от расплавленного асфальта, бетона и гранита домов, духоты в метро заставляла офицеров чуть ли не два раза в день менять рубашки: пока приедешь на службу или вернешься с нее, пропотеешь под кителем насквозь. Воротничок становится черным от пота. В таком виде не то что на глаза начальству попадаться – лучше вовсе не выходить за ворота воинской части.

Язов рубашки с коротким рукавом отменил и потребовал, чтобы все офицеры и прапорщики передвигались по городу в кителях и в галстуках. Мол, непорядок, когда офицер ходит по Москве в мятой рубашке с расстегнутым воротом – как шпак гражданский. Тех, кто не выполнял указание министра, безжалостно хватали гарнизонные патрули со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Конечно, офицеры начали ворчать. Все-таки в Союзе набирала обороты перестройка. Она коснулась и армии. Этот негласный рокот дошел и до Язова.

В Главном политическом управлении СА и ВМФ собрали партийный актив, чтобы поговорить о перестройке, о демократизации в армии, а заодно и как-то сгладить ситуацию, разъяснить требование министра. Я был замсекретаря парторганизации журнала и потому оказался в актовом зале на Знаменке.

Сначала с трибуны партактива выступал начальник ГлавПУра, член ЦК КПСС генерал армии Алексей Лизичев. Потом его заместители, начальники политуправлений видов вооруженных сил. И вдруг в зал вошел министр обороны. Прозвучало традиционное:

– Товарищи офицеры!

Все встали, приветствуя министра. Он разрешил садиться, а потом, уже со сцены президиума, сказал:

– А почему все в кителях? В кабинетах и залах можно находиться в рубашках.

Мы, конечно, облегченно вздохнули и тут же стали раздеваться.

Потом во время своего выступления Язов объяснил, с чем связан его запрет на рубашки с короткими рукавами, и завел разговор о морально-политическом и культурном облике советского офицера. О том, кто и что читает, кроме специальных документов, на какие кинофильмы и в какие театры ходит. По большому счету разговор этот был ни о чем: офицерам Генштаба и главных управлений Минобороны некогда было ходить по театрам и выставкам. Не в каждый выходной удавалось побыть с семьей, столько было работы.

Но Язов этого словно не знал. Он посоветовал нам побольше читать, особенно стихи, тренировать свою память:

– Вот я лет тридцать назад прочел «Евгения Онегина» и до сих пор помню всю поэму от корки до корки.

И он начал нам читать отрывки из нее:

Онегин, добрый мой приятель,

Родился на брегах Невы,

Где, может быть, родились вы…

Когда кто-то сегодня рассказывает, что Язов обладал феноменальной памятью, мог читать «Онегина» наизусть от первой главы до последней, многие воспринимали это как легенду. Но я это слышал своими ушами.

А подтверждает глубину его памяти еще один факт. В перерыве партактива, когда Язов спустился в зал и подошел к офицерам, его взгляд упал на меня. Ткнул пальцем:

– Я вас знаю, ваша фамилия…

Тут он запнулся.

– Майор Литовкин, – представился я.

– Да-да. Вы сотрудник журнала «Знаменосец», были в командировке у нас в Среднеазиатском округе.

– Так точно.

Сегодня я думаю: прошло почти 10 лет, как я побывал в его кабинете в Алма-Ате. Он потом командовал Дальневосточным военным округом, руководил Главным управлением кадров Минобороны. Тысячи, сотни тысяч офицеров прошли перед его глазами. Неужели он всех помнит? Ну, может, не всех, но многих. Какой памятью надо обладать, каким вниманием к людям? Разве это не характеризует военачальника? Не раз в последние годы я встречал командиров взводов и рот – а уж о батальонных и говорить нечего, – которые не знали фамилий своих ближайших подчиненных солдат и сержантов. Увы.

«Вы были полковником, должны понимать»

В очередной раз мы встретились с Язовым в начале 1990-х годов. Я находился дома, писал материал в очередной номер «Известий», где тогда работал военным корреспондентом.

При этом оставался в штате Главного политического управления СА и ВМФ. В 1989 году по постановлению ЦК КПСС и Совета министров СССР был создан отдел военных корреспондентов для работы в центральной печати. Меня, редактора отдела в журнале «Знаменосец», назначили начальником этого нового подразделения и отправили работать в газету номер один – «Известия». Я служил в армии и работал в гражданской газете. Носил гражданскую одежду, как требовали в редакции.

Сложное и тяжелое это было время. Завершался вывод войск из Афганистана, начинался вывод войск из стран Восточной Европы, бывших государств Варшавского договора. Я побывал в Венгрии, где в конце 1960-х служил в Южной группе войск, и видел своими глазами, сколько проблем создавал этот вывод для офицеров и их семей. Их часто выводили практически в чистое поле, где не было ни квартир, ни общежитий, не говоря уж о школах и детских садах.

8 ноября 2014 года Владимир Путин поздравил Маршала Советского Союза Дмитрия Язова с 90-летием. Слева – начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов, справа – министр обороны РФ Сергей Шойгу.  Фото с сайта www.kremlin.ru

– Виктор Николаевич, – раздался в трубке голос главного редактора «Известий» Николая Ефимова. – Завтра в 10.00 вы берете интервью для газеты у министра обороны маршала Язова.

– О чем интервью, Николай Иванович?

– Вам лучше знать. Вы у нас специалист по военным вопросам.

Не успел я, ошарашенный, положить трубку, как раздался еще один звонок.

– Ты, я слышал, завтра берешь интервью у министра, – пророкотала трубка голосом начальника ГлавКЭУ генерал-полковника Николая Грязнова, с которым мы летали в Венгрию на вывод войск. – Какие вопросы собираешься задавать по моему столу?

– Да я только минуту назад узнал об этом интервью. Ничего еще не придумал.

– Думай быстрее, – приказал мне генерал. – Я записываю.

На следующий день ровно в 10.00 я стоял в приемной министра на пятом этаже Белого дома на Арбате. Там же находились начальник управления информации Минобороны генерал-полковник Валерий Манилов, генерал-полковник Николай Грязнов и начальник Главного оперативного управления генерал-полковник Владимир Денисов, начальник Главного финансового управления генерал-полковник Владимир Бабьев, заместитель министра по строительству и расквартированию войск генерал-полковник Николай Чеков.

Через минуту мы зашли в кабинет министра. Сели за большой стол напротив его рабочего кресла. С одной стороны генералы Манилов, Денисов и я, с другой – Язов и еще три генерал-полковника.

Перед маршалом лежал листок бумаги, на котором крупными буквами было написано: полковник Литовкин Виктор Николаевич. На этот раз Язов ни взглядом, ни жестом не показал, что помнит меня.

– Вот какие темы я хотел бы, чтобы вы осветили в моем интервью, – сказал он. И начал перечислять по пунктам. Как военное ведомство выполняет указания генерального секретаря ЦК КПСС по выводу войск, которые полностью соответствуют тем международным обязательствам, что взяла на себя наша страна. С какой ответственностью относятся наши командиры и политработники к покидаемым гарнизонам, чтобы не нарушить никаких экологических требований стран, где временно были размещены наши войска. Как их торжественно провожают и встречают на родине.

И когда закончился этот монолог, который я записывал на диктофон, Язов предложил мне задавать вопросы.

– Если разрешите, Дмитрий Тимофеевич, – начал я, – вопрос от наших читателей. С какими стратегическими соображениями связана передислокация некоторых частей (я намеренно смягчил вопрос) в малоприспособленные для жизни места. Например, в белорусские леса, где нет никакого жилья для офицеров и их семей. Или, как летчиков истребительного полка, из венгерского Веспрема в семипалатинскую степь?

Язов помрачнел

– Ну вы же, Виктор Николаевич, были полковником, вы должны понимать…

Дальше я не слышал. На душе стало как-то грустно. Подумал: вот задал неудобный вопрос и уже «был полковником».

– А почему «был», Дмитрий Тимофеевич? – набрался я наглости. – Вроде я пока еще полковник...

Но он сделал вид, что не понял моего уточнения. Начал объяснять, что передислокация войск связана с построением стратегической глубоко эшелонированной обороны в европейской и центральноазиатской частях нашей страны, которой у нас раньше не было. А что до неустроенности, то устав требует «стойко переносить лишения и трудности воинской службы». Я не стал уточнять, распространяются ли эти требования на офицерских жен и детей.

После этих разъяснений Язов сказал мне, что на остальные вопросы ответят приглашенные им генералы. В приемной Грязнов вручил мне несколько бумажных листков с ответами на те вопросы, которые я продиктовал ему по телефону. А Денисов заявил, что ему со мной некогда разговаривать: у него и без меня дел полно. Так поступили и остальные.

Спас меня от провала Валерий Леонидович Манилов. Мы засели в его кабинете и за несколько часов сочинили интервью министра обороны СССР военному корреспонденту «Известий». В тот же вечер Язов его подписал. В моем присутствии.

Кстати, он, а еще маршал России Игорь Сергеев и нелюбимый многими Анатолий Сердюков были теми министрами, которые визировали свое интервью в присутствии автора. Остальные отправляли меня к помощникам. А ответственность перестраховщика-помощника и самого министра за произнесенные слова, как знают многие коллеги, очень разная.

Кремлевка

С этого, наверное, надо было начинать. Своими успехами в «Известиях», особенно на первых порах, я, как ни странно, обязан маршалу Язову. Хотя он об этом, конечно, не догадывался.

В первую же неделю моей работы произошло ЧП. Кто-то из караульных расстрелял своих сослуживцев. Короткое сообщение ТАСС взбудоражило редакционный коллектив.

– Что произошло, Виктор? Кто в этом виноват? Какова статистика расстрелов сослуживцев в нашей армии? Когда руководство начнет бороться с дедовщиной?

Вопросы посыпались на меня со всех сторон, как будто я сам держал в руках автомат и выпустил из него полрожка по своим сослуживцам. Мне оставалось пожимать плечами и пытаться объяснять, что армия – часть нашего общества и то, что происходит в обществе, происходит и в армии. Но это не убеждало моих либеральных коллег.

– Иди звони своему министру, – сказал мне дежурный по номеру. – Узнай, что и как там произошло.

– Вы с ума сошли! – заартачился я. – Вы знаете, сколько начальников между мной, полковником, и Маршалом Советского Союза? Я не имею права обращаться к нему через головы моих руководителей.

– Иди звони! – закричал дежурный. – Зачем тогда тебя к нам прислали, если ты ничего не можешь?!

Вопрос стал принципиальным. Сказать, что нас с майором Бурбыгой встретили в «Известиях» неласково, – ничего не сказать. Кому понравится, особенно во времена перестройки, когда ведущей газете страны вдруг навязывают двух офицеров? Словно для контроля за тем, кто что пишет.

Нас даже предупредили, что не будут печатать, так как то, что мы напишем, газету не устроит. А то, что устроит газету, мы не напишем, потому что для нас это – как самосожжение на Красной площади.

Теперь мне как раз и предстояло совершить подобный акт самосожжения.

Я поднялся в кабинет своего редактора Андрея Иллеша, открыл красную книжечку с телефонами абонентов АТС-2, так называемой кремлевки. Подобные аппараты цвета слоновой кости стояли у всех начальников отделов газеты. Нашел четырехзначный номер Дмитрия Язова и набрал его.

Думал, трубку поднимет помощник министра. Я ему расскажу, почему и зачем звоню, он меня пошлет куда надо – и я исполнил свой невыполнимый долг. Но в трубке раздался голос министра:

– Маршал Язов слушает.

Потом я узнал, что, когда он находился в здании министерства, все телефоны переключал с помощника на себя. Что его потом и подвело.

– Дмитрий Тимофеевич, – залепетал я. – Это корреспондент «Известий» Литовкин. Я хотел расспросить вас по поводу ЧП в карауле.

И опять маршал Язов, вместо того чтобы послать меня куда подальше, как это частенько делают сегодня многие высокопоставленные чиновники, начал подробно рассказывать о происшедшем в карауле, его причинах и ходе следствия.

Моя заметка на 150 строк, напечатанная в свежем номере, произвела фурор в коллективе. Не потому, что была блестяще написана, а потому, что была. В газете «Правда», с которой всегда конкурировали «Известия», об этом ЧП не было ни строчки, а в нашей газете прозвучали эксклюзивные подробности. Это был настоящий «фитиль» центральному органу ЦК КПСС – и недавно присланный в газету полковник в нем поучаствовал.

А кремлевкой с тех пор я пользовался достаточно часто, чтобы добыть какую-нибудь сенсационную информацию. Жаль, что таких телефонов сейчас в редакциях практически нет.

Солдат партии

Но вернусь к Дмитрию Тимофеевичу Язову. Когда я думаю о нем, вспоминаю редкие встречи и разговоры с ним, часто думаю: почему он, старый вояка, стреляный воробей, примкнул к ГКЧП? Объяснение нахожу, как учили классики исторического материализма, в том времени, когда все происходило: в ситуации конца 1980-х – начала 1990-х годов. Напомню тем, кто забыл, что это было за время.

Мы уже упоминали и вывод войск из Афганистана. И позорное, иначе не скажешь, бегство наших прославленных армий и дивизий, освобождавших Восточную Европу от фашизма, из своих групп войск. И неготовность страны принять больше чем полмиллиона офицеров, членов их семей, сержантов и солдат в нормальных гарнизонах – таких, какие покидали наши части (более или менее приличные условия на родине им были созданы лишь через несколько лет).

Можно упомянуть еще «парад суверенитетов» в союзных республиках: сегодня такие события называют цветными революциями. И их подавление – в Вильнюсе и Баку, в Тбилиси и Ереване, – в котором принимал участие и сам Язов.

А еще волнения в армии, которая не понимала своего места в катастрофически разваливающейся стране. Огульное охаивание офицерской службы в отечественной прессе и на телевидении. Были и небыли о генеральских дачах, на которых трудились солдаты, об армейской коррупции, приправленные страшными рассказами о дедовщине. Такого океанского вала негатива, свалившегося на его плечи, маршал, наверное, не знал за всю свою военную службу.

А тут еще безвольный, болтливый и прячущийся за спины своих подчиненных президент СССР, который «никогда ничего не знает, никому никаких команд не давал». Во всем, что происходит в стране, виноват кто угодно, только не он.

И потому, когда кандидаты в члены Политбюро и члены ЦК КПСС – председатель КГБ Владимир Крючков, министр внутренних дел Борис Пуго, вице-президент СССР Геннадий Янаев, первый зампредседателя Совета обороны СССР, руководивший оборонной промышленностью страны Олег Бакланов, премьер-министр Валентин Павлов – позвали его спасать Отечество, преданный партии маршал Язов не мог отказаться.

Не приветствовать же ему, человеку жесткой армейской дисциплины, демонстративно вышедшего из партии бунтаря Бориса Ельцина. И как не поддержать планов своих партийных коллег по ГКЧП? Незыблемый постулат «приказ начальника – закон для подчиненного, приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок» старый солдат никак не мог обойти. Одного не учел Дмитрий Тимофеевич – что армейскими законами не всегда можно и нужно руководствоваться в политике.

Поразительно. Маршал Язов, жесткий и настойчивый в достижении своих целей руководитель, был необыкновенно доверчив к людям. Вплоть до анекдота.

Один ушлый начинающий адвокат дежурил как-то в воскресенье в офисе московской гильдии адвокатов и от скуки листал красненькую книжицу с телефонами кремлевских абонентов. Наткнулся на фамилию «Дмитрий Язов» и наугад набрал номер его телефона, как когда-то и я. И услышал в трубке:

– Маршал Язов слушает.

Адвокат и подумать не мог, что в воскресенье министр находится в своем кабинете или его телефон запараллелен с квартирой.

– Уважаемый Дмитрий Тимофеевич, – тут же включился в разговор молодой авантюрист, – мне поручено гильдией адвокатов узнать у вас, как всесторонне с юридической точки зрения организован и контролируется вывод наших войск из Германской Демократической Республики. Не нужна ли наша помощь военным юристам?

Язов от помощи отказался. Но предложил адвокату слетать в ГСВГ и своими глазами увидеть, что и как там происходит. С юридической точки зрения. Назавтра адвокат с открытыми для него полномочиями уже летел на личном самолете министра в Германию и через месяц вернулся в Москву с кучей заключенных контрактов и очень приличными счетами во вновь образованных коммерческих банках...

Но в истории с ГКЧП для Язова не было ничего смешного. Хотя тоже много авантюрного. Если бы в ночь назначенного восьмеркой гэкачепистов штурма Белого дома (в ту пору Верховного совета РСФСР, где укрылся со своей командой Борис Ельцин) руководители боевой операции Дмитрий Язов, Владимир Крючков и Борис Пуго не пошли спать, а подтвердили бы команду брать этот объект командующему ВДВ генерал-лейтенанту Павлу Грачеву и руководителю «Альфы» генерал-майору Виктору Карпухину, история нашей страны, не исключено, имела бы другое продолжение.

Да и судьба маршала Язова могла бы, наверное, повернуться по-другому, если бы после его команды о выводе войск из Москвы под туннелем на пересечении Калининского проспекта и Садового кольца не погибли бы под гусеницами БМП трое московских юношей – Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Их торжественно похоронили с государственными почестями на Ваганьковском кладбище столицы.

Дмитрий Тимофеевич Язов глубоко переживал свое участие в ГКЧП и то, что его обвинили в измене Родине, за которую он проливал свою кровь на фронте и которой посвятил всю свою сознательную жизнь. В интервью ведущему программы «До и после полуночи» Владимиру Молчанову даже назвал себя «старым дураком». И попросил прощения у Михаила Горбачева.

А после выхода по амнистии из Матросской Тишины он остался практически в пустоте. Многие друзья и знакомые оставили его. У него серьезно болела жена – Эмма Евгеньевна. Через год умер 44-летний сын Игорь – моряк-подводник, капитан 2 ранга. Жить было очень трудно. Но на помощь пришли настоящие офицеры.

Начальник Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны России генерал-полковник Леонид Ивашов, который когда-то был у Язова начальником управления делами, не побоялся последствий и пригласил его на работу главным военным советником. Дмитрий Тимофеевич раньше всех каждое утро приходил в знаменитый дом на Знаменке, где до сих пор сохранился мемориальный кабинет Маршала Советского Союза Георгия Жукова. И уходил из него только тогда, когда его покидал сам Ивашов.

Леонид Григорьевич рассказывал мне, что неоднократно предлагал Язову возвращаться домой по окончании рабочего времени, в шесть часов. Но Дмитрий Тимофеевич не мог так поступить: не позволяла въевшаяся в плоть и кровь армейская дисциплина и уважение к начальникам.

Через некоторое время он стал еще и главным советником-консультантом начальника Военной академии Генерального штаба. Мы не раз с ним потом встречались на заседаниях Национальной ассоциации объединений офицеров запаса Вооруженных сил МЕГАПИР. Он был доброжелателен, но не очень разговорчив. Сюжет из передачи «До и после полуночи» вспоминать не любил. Говорил, что его вынудили так сказать, а перед Горбачевым (не буду повторять, как он его называл) он извиняться не хотел и не собирается.

Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов был советским человеком, советским воином, горячим патриотом своего Отечества, его защитником и легендой. Не его вина, что государство, которому он беззаветно, с достоинством и честью служил всю свою жизнь, распалось на ветрах исторических потрясений. Спасти его не смогли даже люди, обладавшие большей властью, силой и волей, чем министр обороны СССР. Может, потому, что не сумели и не доверились народу и армии.

Впрочем, не будем делать сиюминутных и скоропалительных выводов. Будем с благодарностью вспоминать выдающегося военного деятеля последнего маршала несуществующей ныне страны. Он, безусловно, войдет и уже вошел с когорту самых славных сынов России.