Наш человек в гестапо

Вилли Леман до сих пор считается одним из наиболее значительных советских агентов, действовавших накануне и во время Второй мировой войны.  Фото с сайта svr.gov.ru

Одним из прототипов образа Штирлица был немец Вилли Леман, работавший на СССР под псевдонимом Брайтенбах.

Криминал-инспектор Вилли Леман – чуть выше среднего роста, голубоглазый, с приплюснутым носом, почти круглой лысой головой, уже немолодой, но, несмотря на диабет и болезнь почек, энергичный и добродушный толстяк, которого коллеги попросту звали дядюшкой Вилли, – внешне мало походил на Штирлица. «Дядюшка Вилли» вел жизнь обыкновенного бюргера: был скромным и аккуратным, исправно ходил на службу, бережно относился к деньгам, любил свою жену Марту, с которой счастливо прожил более четверти века.

Однако этот «добродушный дядюшка» поставлял советской разведке самые секретные документы из берлинской штаб-квартиры Главного управления имперской безопасности (РСХА), что находилась на улице Принца Альбрехта в доме № 8.

ДОБРОДУШНЫЙ ДЯДЮШКА

Вилли Леман до сих пор считается одним из наиболее значительных советских агентов, действовавших накануне и во время Второй мировой войны. Это был единственный агент разведки Наркомата внутренних дел – Наркомата госбезопасности СССР (НКВД-НКГБ) – кадровый офицер-контрразведчик германской тайной государственной полиции (гестапо – IV управления РСХА).

Чрезвычайная информированность Лемана была следствием его служебного положения. Большая часть документов IV управления, включая ежедневные сводки, печатавшиеся только в двух экземплярах, проходила через руки Лемана.

То обстоятельство, что в Германии до сих пор очень мало известно о работе Лемана на советскую разведку, связано с тем, что в свое время рейхсфюрер СС Гиммлер предпринял все меры по сокрытию правды о Лемане: его жизнь и даже смерть были сфальсифицированы.

29 января 1943 года «Бюллетень приказов шефа полиции безопасности и СД» сообщил, что в декабре 1942-го криминал-инспектор Вилли Леман отдал жизнь за «фюрера и рейх». На самом деле Леман был расстрелян в гестапо.

Леман, арестованный своими бывшими коллегами, давал на допросах ложные показания. Он признался в сотрудничестве с советской разведкой с 1936 года, в то время как он был завербован еще в 1929 году. Сотрудничество длилось почти 13 лет.

Вилли Леман родился 30 мая 1884 года в Видериче под Лейпцигом в семье учителя гимназии. В 17 лет, после обучения ремеслу столяра-мебельщика, он добровольно пошел служить на кайзеровский военный флот. Обер-фейерверкер Леман побывал во многих дальних плаваниях, ходил к берегам Африки, был свидетелем Русско-японской войны 1904–1905 годов.

В 1911 году Леман, прослужив на боевых кораблях 10 лет, ушел в отставку. В том же году он поступил на службу в прусскую полицию. Вскоре бывший моряк, проявивший способности к полицейской службе, был переведен в контрразведывательный отдел Управления полиции Берлина. В годы Первой мировой войны он участвовал в разоблачении и задержании нелегальных агентов Антанты, проявил мужество, аналитический склад ума и оперативность, за что и был награжден Железным крестом 3-го класса. Леман сделал быструю карьеру в отделе «1-Д» под руководством Рудольфа Дильса и в 1920 году был назначен референтом и заместителем начальника отдела.

Леман был в курсе всей переписки отдела, распределял дела между сотрудниками, докладывал начальству о результатах их деятельности, проводил еженедельные совещания с младшими чиновниками, лично вел особо важные расследования. Он присутствовал на дипломатических приемах с участием иностранных военных атташе, выезжал с ними на маневры и сопровождал их в поездках по Германии, осуществлял негласное наблюдение за контактами этих иностранцев с германскими гражданами. Фактически Леман был тем человеком, через которого проходили важнейшие нити оперативного руководства прусской полицейской контрразведкой.

К сотрудничеству с советской разведкой Леман был привлечен немецким осведомителем НКВД, имевшим кодовое обозначение «A/70». Под этим шифром скрывался бывший сотрудник контрразведывательного отдела Управления полиции Берлина криминал-обер-вахмистр Эрнст Кур, уволенный из полиции в 1927 году за совершение дисциплинарного проступка. Кур, начиная с марта 1929 года, продавал секретную информацию берлинской резидентуре НКВД. Так как доступ Кура к служебным секретам был ограничен, он привлек к сотрудничеству с советской разведкой своего коллегу криминал-ассистента Лемана. С лета 1929 года Леман начал поставлять информацию советской разведке, в документах которой он стал обозначаться шифром «A/201».

Вскоре московский разведцентр понял, что именно Леман поставляет наиболее ценный материал. Кур стал лишь контактным лицом, передававшим собранный Леманом материал берлинскому резиденту разведки НКВД Б.М. Гордону.

В 1934 году в целях обеспечения безопасности «A/201», рассматриваемого советской разведкой в качестве важнейшего источника, руководство Иностранного отдела НКВД (ИНО) приказало прекратить его связь с Москвой через «A/70». Начальник ИНО А.Х. Артузов назначил «оператором» Лемана офицера НКВД В.М. Зарубина.

В 1934 году Зарубин со своей женой Елизаветой был переведен в Берлин в качестве нелегального резидента НКВД. Супруги Зарубины сразу же установили прямую связь с Леманом. В целях усиления конспирации Леману было дано новое условное имя: источник «A/201» превратился в агента Брайтенбаха. Советская сторона ежемесячно выплачивала ему материальное вознаграждение в 580 рейхсмарок. За относительно небольшие деньги разведка НКВД в Германии получила доступ к секретнейшей информации, о которой ранее она могла лишь мечтать.

Но не следует считать, что Леман работал только за деньги. Советский разведчик Б.Н. Журавлев, лично знавший Лемана, утверждал, что Брайтенбах сотрудничал с СССР из-за антифашистских убеждений. «Я и сегодня ни минуты не сомневаюсь, что Брайтенбах работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несет немецкому народу», – сказал Журавлев в интервью писателю Т.К. Гладкову. «Да, я иногда передавал ему деньги, поверьте, то были очень скромные суммы, на которые не разгуляешься. Их надо считать не платой за информацию, а лишь своеобразным пособием для приличного существования. К слову сказать, он куда больше радовался продовольственным карточкам, которыми я его снабжал… Когда вы встречаетесь с человеком, разговариваете с ним, и не только о делах, вы начинаете ощущать, чем он дышит… Я никогда не забуду отчаяния в его глазах при нашей последней встрече за три дня до начала войны. Это были страдающие глаза моего собрата и соратника по борьбе с нацизмом, а не глаза платного информатора. Я и обратился к нему не по псевдониму, а «геноссе» – товарищ», – вспоминал Журавлев.

Об антинацистских взглядах Лемана свидетельствует такое его высказывание: когда в мае 1941 года «заместитель фюрера по партии и его полновластный представитель» Рудольф Гесс перелетел в Англию и был в Германии официально объявлен сумасшедшим, Леман сказал: «Ну вот, теперь ясно, кто стоит у власти. Все над нами смеются».

СВЕРХЭФФЕКТИВНЫЙ АГЕНТ

Однако сотрудничество Лемана с Москвой началось еще до прихода нацистов к власти, во времена демократической Веймарской республики. Особенной удачей для советской разведки было то обстоятельство, что с весны 1930 года Леман в Управлении полиции Берлина отвечал за контрразведывательное обеспечение полпредства СССР. Таким образом, через Лемана НКВД получил доступ к многочисленным ценным документам. Агент Брайтенбах поставлял Зарубину такие секретные материалы, как «Вопросы русского шпионажа», «Разведшкола в Минске», «КПГ и государственная измена», «Советское посольство в Германии». Зарубин сразу же передавал полученные от Лемана сведения в Москву.

Начиная с 1932 года наряду с текущими данными берлинской полиции по контрразведке советская внешняя разведка стала получать от Брайтенбаха многочисленные сведения о польских шпионских организациях: в этом году Леман был назначен руководителем польского направления контрразведки. В ноябре 1932 года Брайтенбаху удалось передать советским «кураторам» весь комплект польских дел, которыми располагала германская контрразведка.

Когда в апреле 1933 года была создана тайная государственная полиция, отдел контрразведки вошел в эту структуру. Леман, получивший чин криминал-секретаря, возглавил в гестапо группу «Борьба с коммунистическим шпионажем». В марте 1933 года Леман посетил берлинскую тюрьму Моабит, где содержался вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман, и сообщил советской стороне об условиях его содержания. Брайтенбах также передал советской разведке список лиц, подлежавших аресту гестапо или высылке, что помогло спасти некоторых из них.

В своем отделе Брайтенбаху удалось похитить компрометирующий Москву материал о разведывательных операциях СССР в Германии и их поддержке немецкими коммунистическими группами. Провалом мероприятий абвера и гестапо, направленных против советской разведки в Третьем рейхе, НКВД было обязано Леману.

Даже с помощью перевербованных агентов Коминтерна германским контрразведчикам не удалось достичь заметных результатов в борьбе с советским шпионажем. Среди арестованных в Германии с 1930 по 1941 год советских разведчиков были почти исключительно агенты Коминтерна. Ликвидация этой густой, но малоэффективной разведывательной сети не привела гестапо и абвер к победе над советской разведкой: сеть Коминтерна в основном служила лишь для поддержки и прикрытия более ценной агентуры – ИНО и Разведупра Красной армии.

На основе информации Брайтенбаха в 1934 году удалось, например, предотвратить готовившийся гестапо арест нелегала ИНО Арнольда Дойча (псевдоним Стефан Ланг). Дойч, который благодаря Брайтенбаху остался нераскрытым и выехал в Великобританию, создал там одну из самых успешных советских разведгрупп – «кембриджскую пятерку», куда входили Ким Филби, Энтони Блант, Гай Берджесс, Джон Кернкросс и Дональд Маклин.

Среди переданных Леманом советской разведке материалов были многочисленные документы о структуре и характере работы гестапо и абвера, а также обширные досье на руководителей этих организаций. Ценнейшие данные содержали добытые Брайтенбахом шифротелеграммы: советским специалистам по дешифровке удалось взломать германские секретные коды и прочитать их.

В гестапо Леман был вне подозрений: 20 апреля 1934 года, в день рождения Гитлера, он был принят в СС и даже вступил добровольцем в 44-й берлинский штурмовой отряд СС. Летом 1934 года Брайтенбах сообщил НКВД подробности «путча Рема». На основе этой информации нарком внутренних дел Ягода разработал для Сталина подробный доклад о «ночи длинных ножей». 30 июня 1934 года в канун «ночи длинных ножей» министр внутренних дел и глава полиции Пруссии Геринг пригласил Лемана среди других полицейских чинов на открытие своей загородной виллы, откуда Геринг и руководил действиями эсэсовцев в Берлине.

В 1934 году Леман был переведен в отдел «III-F» управления гестапо Берлина. Леман в ранге окружного криминал-секретаря отвечал за обеспечение защиты военных предприятий от иностранного шпионажа. Таким образом, в распоряжение советской разведки попали обширные материалы по германской военной промышленности.

Вилли Леман до сих пор считается одним из наиболее значительных советских агентов, действовавшВ 1969 году в советском посольстве в Берлине вдове Лемана были вручены золотые часы. Так СССР оценил значение своего агента.  Фото Федерального архива Германии

В 1935 году Брайтенбах в силу своего служебного положения получил доступ к информации о сверхсекретной германской программе ракетостроения, которой руководил Вернер фон Браун. В конце 1935 года Леман принимал участие в испытаниях полуторатонного жидкостного двигателя для ракеты «A-3» на полигоне Куммерсдорф в 40 км юго-западнее Берлина. Доклад Брайтенбаха об этом испытании Зарубин немедленно передал в Москву начальнику ИНО А.А. Слуцкому.

17 декабря 1935 года доклад Лемана был направлен генсеку Сталину и наркому обороны Ворошилову, а 26 января 1936 года – замнаркома обороны Тухачевскому. Начальник Разведупра Красной армии Урицкий, которому эти сведения были посланы строго для личного ознакомления, возвращая документ, приложил к нему вопросник на трех листах. В пункте первом вопросника говорилось: «Ракеты и реактивные снаряды, а) Где работает инженер Браун? Над чем он работает? Нет ли возможностей проникнуть к нему в лабораторию? б) Нет ли возможностей связаться с другими работниками в этой области?»

На эти вопросы Брайтенбах дал ответы. В мае 1936 года он сообщил дислокацию пяти секретных полигонов для испытания новых видов оружия, в том числе особо охраняемого в лагере Дебериц близ Берлина. В июне 1936 года от Брайтенбаха поступило подробное описание системы мощных укреплений, сооружаемой вдоль польско-германской границы и включавшей обширную зону затопления.

В том же году руководству СССР были направлены новые сообщения Брайтенбаха, который докладывал о создании фирмой «Хорх» бронетранспортера; о новом цельнометаллическом бомбардировщике фирмы «Хейнкель»; о новом цельнометаллическом истребителе; о специальной броне, предохраняющей самолет от пуль и осколков снарядов; об огнеметном танке, о зажигательной жидкости. Леман также информировал советскую разведку о том, что на 18 судоверфях Германии начато строительство подводных лодок, предназначенных для операций на Балтике и на Северном море.

Поток поступавшей от Брайтенбаха информации застопорился лишь в 1936 году, когда в гестапо поступил донос, согласно которому Леман якобы на рубеже 1920–1930-х годов придерживался антифашистских убеждений. Было проведено служебное расследование, ознакомившись с результатами которого шеф гестапо Мюллер вынес вердикт: прекратить дело «за недоказанностью вины». Однако через несколько недель произошел трагикомический случай. Арестованная гестапо некая фрау Дильтей заявила, что советское торгпредство имеет в гестапо своего человека, и его фамилия Леман. За «дядюшкой» Вилли в одну из суббот велось наружное наблюдение, о чем ему доверительно сообщил сослуживец – участник операции. Как выяснилось впоследствии, фрау Дильтей сожительствовала с сотрудником гестапо – однофамильцем Лемана. Но тот изменил своей любовнице, которая из чувства мести и сделала ложный донос в полицию. Подозрения с «дядюшки» Вилли были сняты. Чтобы окончательно рассеять сомнения начальства в своей преданности национал-социалистической партии, «дядюшка Вилли» 1 мая 1937 года вступил в НСДАП, получив членский номер 5 920 162.

После этого Брайтенбах продолжил свою разведывательную работу в пользу СССР. Особую ценность для Москвы имели секретные материалы о новых вооружениях вермахта: танках, боевых самолетах, подводных лодках и даже о химическом оружии.

Леман сообщил об особых мерах режима секретности, введенных гестапо для охраны государственной тайны в области разработки и производства новых видов вооружений. Однако эти меры не помешали ему продолжать добывать секретную информацию о военном потенциале Германии. От Лемана советская разведка узнала, что в Наундорфе (Силезия) на заводе фирмы «Браваг» под личным наблюдением Геринга проводятся секретные опыты по изготовлению бензина из бурого угля. Эта информация указывала на то, что, готовясь к войне, Германия искала заменитель нефти, которой ей остро не хватало. В ноябре 1936 года Леман сообщил о каналах переброски немецкого вооружения в Испанию для Франко. В феврале 1937 года он передал информацию о строительстве нового секретного завода по производству боевых отравляющих веществ.

Леман снял копию с секретной инструкции, в которой перечислялись 14 видов новейшего вооружения, разрабатываемого для вермахта. В 1937 году Леман даже передал Зарубину экземпляр доклада «Об организации национальной обороны Германии», имевшего гриф «Особой важности, только для высшего руководства».

СТАЛИНСКИЕ ЧИСТКИ

Зарубин, единственный кадровый советский разведчик в Берлине, который лично знал Брайтенбаха, был в начале 1937 года отозван в Москву, где его обвинили в сотрудничестве с гестапо, он едва избежал расстрела. Связь с Леманом теперь поддерживала некая Клеменс. Под этим псевдонимом скрывалась американка, имя которой до сих пор не известно историкам. По профессии она была фотографом. В ее квартире производилась пересъемка разведывательного материала, добытого Леманом. Затем пленку забирал шеф легальной резидентуры НКВД в Германии Александр Агаянц, который и переправлял ее в Москву. Но, так как ни Клеменс, ни Агаянц не владели немецким языком в той мере, которая была необходима для квалифицированной постановки перед Леманом разведывательных задач, качество поставляемой Брайтенбахом информации заметно снизилось.

После того как в декабре 1938 года Агаянц скоропостижно скончался в берлинский клинике Шарите во время хирургической операции, контакт советских спецслужб с Брайтенбахом полностью прекратился. К этому времени материалы Брайтенбаха и переданные им советской разведке секретные документы составляли 14 томов.

Советской внешней разведке, серьезно ослабленной сталинскими репрессиями (из 450 сотрудников ИНО, включая и загранаппарат, в 1937–1938 годах были репрессированы 275), в 1939 году не удалось восстановить связь с Брайтенбахом. В конце июня 1940 года Леман был вынужден совершить крайне рискованный шаг. Он опустил в почтовый ящик советского полпредства в Берлине адресованное военному атташе письмо, в котором просил возобновить с ним контакт. «В ином случае продолжение моей работы в гестапо становится бессмысленным», – писал он.

НКВД незамедлительно направил в Берлин опытного разведчика Александра Короткова, действовавшего под именем 3-го секретаря советского посольства Александра Эрдберга. Коротков не только восстановил прерванный контакт с Леманом, но и стал «оператором» берлинской группы «Красной капеллы», возглавляемой Харро Шульце-Бойзеном (условное имя Старшина) и Арвидом Харнаком (Корсиканец).

9 сентября 1940 года нарком внутренних дел СССР Берия лично направил Короткову указания по работе с Леманом: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху давать не следует, а нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, то, что будет знать о работе разных разведок против СССР, в виде документов, не подлежащих возврату, и личных докладов источника».

Сначала Брайтенбах поставлял материал о созданном в 1939 году РСХА. Как сотрудник регистратуры отдела «IV-E1», занимавшегося общими вопросами контрразведки, Леман обеспечивал советские спецслужбы внутренней информацией, исходившей из аппарата органов безопасности рейха. Например, 10 июня 1941 года на стол Берии лег добытый Леманом доклад «О советской подрывной деятельности против Германии», который несколькими днями ранее шеф СД Гейдрих представил Гитлеру. Из этого документа следовало, что германская контрразведка не имела подробного представления о советских разведывательных операциях в рейхе.

То, что германская контрразведка на самом деле мало знала о деятельности советской разведки, свидетельствовал тот факт, что «дядюшка» Вилли не только оставался вне подозрений, но и был на хорошем счету у начальства. Когда четырем офицерам РСХА, которые были признаны лучшими сотрудниками этого учреждения, были вручены портреты фюрера с его автографом и почетные грамоты, среди награжденных был Вилли Леман.

Леман регулярно снабжал Короткова, а с начала 1941 года своего нового «оператора» Журавлева материалами о предстоящем нападении Германии на СССР. Аналогичные сообщения поступали в Москву и из других источников, в частности от «Красной капеллы». 15 марта 1941 года берлинской резидентуре НКГБ было поручено проверить через Брайтенбаха информацию Корсиканца о подготовке германского нападения на СССР. Информация подтвердилась. Брайтенбах передал, что в абвере в срочном порядке укрепляют подразделение для работы против России, а в госаппарате проводятся мобилизационные мероприятия. Но Москва придавала мало значения этим сообщениям.

19 июня 1941 года Брайтенбах вопреки всем правилам конспирации позвонил по телефону прямо в советское полпредство и потребовал немедленной встречи с Журавлевым. Вечером 19 июня на окраине Берлина состоялась встреча Журавлева с Леманом, ставшая последней. Леман сообщил, что германское нападение на СССР начнется 22 июня 1941 года в 3 часа утра. В тот же вечер эта важнейшая информация телеграфом через полпреда Деканозова, что обеспечивало ее срочное прохождение, была передана в Москву.

Но предупреждение Брайтенбаха, как и другие аналогичные сигналы, не произвело впечатления на Сталина, считавшего, что летом 1941 года Германия на СССР не нападет, а информация о подготовке этого нападения является возможной провокацией.

ПРОВАЛ

Утром 22 июня 1941 года войска охранного батальона СС оцепили здание советского полпредства на улице Унтер-ден-Линден в Берлине. Контакты советской разведки с Брайтенбахом прекратилась окончательно. Все попытки восстановить с ним связь потерпели неудачу и в конце концов привели к аресту Лемана.

В ночь с 4 на 5 августа 1942 года под Брянском в районе действий партизан с борта советского дальнего бомбардировщика совершили прыжки с парашютами немецкие антифашисты – бывшие солдаты вермахта, перешедшие на сторону Красной армии, Франц (Альберт Хёсслер) и Бек (Роберт Барт), оснащенные радиопередатчиками дальнего радиуса действия, батареями, шифровальными блокнотами. Они должны были под видом немецких солдат-отпускников через Белоруссию и Польшу проникнуть в Германию и выполнить ответственное спецзадание. Барт направлялся на связь с Брайтенбахом; план-задание для Бека было утверждено лично Берией.

В десятых числах августа 1942 года Барт и Хёсслер благополучно прибыли в Берлин. Но вскоре последовал провал: они были выслежены гестапо. Тайная полиция брала на учет всех пропавших без вести солдат и дезертиров, контролировала места их возможного появления в Германии. К тому же «немцы уже держали под наблюдением группу, на связь с которой они были посланы». Группой, на связь с которой направлялся Хёсслер, была «Красная капелла». В конце сентября 1942 года Хёсслер был арестован.

9 октября 1942 года, после того как он передал в Москву три радиограммы подряд, в руки гестапо попал Барт. Он был арестован у постели больной жены, предусмотрительно помещенной в частную клинику, сотрудники которой были осведомителями гестапо.

Если Хёсслер отверг любое сотрудничество с германской контрразведкой, то Барта ей удалось «перевербовать». Эксперт РСХА Томас Амплетцер использовал Барта в радиоиграх против Москвы. Однако Барт 14 октября 1942 года передал в Центр условный знак, означавший, что он работает под контролем противника. Согласно российской версии, «Центр по техническим причинам не смог его принять, и работа с агентом велась так, как если бы Бек находится на свободе».

Анализ этого случая, проведенный в начале 1943 года, показал, что Барт 14 октября 1942 года «работал в эфире неуверенно, не объявлял группы зашифрованного текста при их повторении и давал другие группы знаков. Можно предположить, что он таким образом предупреждал Центр, как было условлено, о том, что работал на рации под контролем германской контрразведки».

Однако сотрудники радиоцентра не обратили внимания на сигнал Барта. На запрос внешней разведки они дали ответ, что, по их мнению, сигнал тревоги, поданный корреспондентом, «неудачен», особенно ввиду слабой его слышимости. Вместе с тем «неизвестно, предупредила ли внешняя разведка радиоцентр о том, чтобы он фиксировал случаи поступления радиограмм с какими-либо отклонениями от принятых параметров».

В итоге оплошность и бюрократическая неразбериха в центре стоила жизни и Леману, и Барту. Центр, полагая, что операция идет по плану, 4 декабря 1942 года радировал Беку пароль для встречи с Брайтенбахом, а также его адрес и номер телефона.

11 декабря 1942 года в Москве получили радиограмму Бека о том, что он якобы разговаривал с Брайтенбахом по телефону, обменялся с ним паролями, но на следующий день тот на встречу не явился. При повторном звонке к телефону подошла жена, сказавшая, что мужа нет дома.

После окончания войны Бек был арестован англичанами, передан Советскому Союзу и доставлен в Москву. В ноябре 1945 года Особое совещание приговорило его к расстрелу. В справке для Особого совещания из его личного дела сказано, что он «по заданию гестапо с 14.10.42 г. по 12.04.44 г. поддерживал связь с Москвой по радио, передавая сообщения под диктовку сотрудников гестапо, в результате чего в декабре 1942 года был арестован и расстрелян агент органов НКГБ 201-й, т.е. Брайтенбах».

Утром 11 декабря 1942 года квартирный телефон Лемана № 44–36–42 зазвонил. Леман снял трубку. Неизвестный ему голос на другом конце провода назвал пароль и назначил встречу. Когда через несколько минут Леман вышел из своей квартиры по Аллее Пренцлауэр, 137, он был арестован. После допросов, которыми руководил лично шеф гестапо Мюллер, Брайтенбах в конце декабря 1942 года был расстрелян.

В октябре 1969 года Президиум Верховного Совета СССР за вклад в борьбу против фашизма наградил военными орденами группу участников немецкого Сопротивления. На состоявшейся в декабре 1969 года в столице ГДР церемонии вручения «высоких советских боевых наград родственникам погибших в гитлеровских застенках героев-антифашистов» присутствовала и вдова Лемана.

Но советского боевого ордена Вилли Леман не удостоился. Марте Леман был вручен ценный подарок – золотые часы с надписью: «На память от советских друзей». До 1969 года Марта Леман ничего не знала о том, что ее муж был советским разведчиком. В том же году в Ленинграде в театре Ленсовета состоялась премьера спектакля «Семнадцать мгновений весны».