Первый комендант Саланга

Афганская война стала судьбой целого поколения.

25 декабря 1979 года передовые части Советской армии пересекли госграницу Афганистана. Там, вдали от Родины, наши солдаты и офицеры взяли на себя миссию по спасению мира от зарождающейся угрозы международного терроризма.

Время неумолимо быстро удаляет от нас трагические афганские события, но в сердцах многих людей интерес к афганской трагедии не угасает. Эта война стала судьбой целого поколения, у которого со словом «Афган» связано слишком многое. Участие в тяжелом и трудном деле, суровые испытания, раны и потери товарищей. Все то, что и сегодня, после распада СССР, страны, пославшей их на войну, оставляет всех прошедших ее не русскими, белорусами, украинцами или узбеками, а «афганцами».

Путь к перевалу

Первыми по понтонному мосту через Амударью в 15.00 переправились разведчики и десантно-штурмовой батальон капитана Леонида Хабарова. Им предстояло занять перевал Саланг и обеспечить прохождение наших войск.

За несколько часов до операции Хабарова вызвал к себе начальник штаба Туркестанского военного округа и сказал: «Видишь точку на карте, сынок? Это перевал Саланг, его нужно взять любой ценой».

Вот как рассказывал об этом сам Хабаров:

«25 декабря, ночью стало известно, что через сутки нам предстоит взять Саланг на территории ДРА. Расположен он в 450 км от границы. Достигли мы этой точки за два часа до намеченного срока и без единой потери. Противник нас попросту не заметил – большую часть пути преодолели под покровом ночи.

Благодаря тактически верному ходу взяли без шума под контроль перевал и выставили охрану тоннеля.

Если бы противник его уничтожил, нам бы пришлось туго. А тут такая эйфория: взяли сложнейший объект, можно сказать, голыми руками. Веселились от души, слыша по радио, как ТАСС яростно опровергает просочившуюся в западные СМИ информацию о том, что советские войска вошли на территорию Афганистана. И только через сутки руководство нашей страны признало этот факт».

Десантники с честью выполнили боевой приказ, обеспечив проход нашим войскам. А капитан Леонид Хабаров вошел в историю афганской войны как первый комендант Саланга.

На следующий день комбату позвонили с дорожно-эксплуатационного участка (дорогу обслуживали советские рабочие и специалисты): к перевалу выдвигается крупная банда. Охрана – танковый взвод афганской армии – просит помощи.

Комбат направил туда пулеметчиков и сам возглавил группу. Бросился вниз с горы и сержант Анатолий Никитонов: ведь там, в окружении, был его брат-близнец Владимир. Пулеметы и автоматы противника били по ним в упор. Но, несмотря на почти вышедшую из строя от столкновения со скалой орудийную башню, ребята не спасовали. Без их поддержки десантникам, сражавшимся внизу, было не выстоять.

Как рассказать о первом бое? Каждый из них в глубине души верил, что этого боя не будет. Они прибыли вовремя, но все было тихо. Привезли завтрак. Ребята потянулись к кухне. И тут с гор ударили крупнокалиберные пулеметы и гранатометы, душманы пошли в атаку. Атаку отбили. Запомнилась она первой боевой потерей – погиб Володя Никитонов, были ранены рядовые Мамедов и Сегуров.

Двух отличных токарей, братьев-близнецов Анатолия и Владимира, провожали в армию на Тушинском машиностроительном заводе. Вернулся в родной цех один Анатолий. Владимир погиб на Саланге, отражая нападение бандитов.

Душманы пытались вывести дорогу из строя на широком фронте. Ее уже тогда называли «дорогой жизни». Все необходимое для жителей многих районов Афганистана – дрова, питание, топливо для передвижных электростанций – доставлялось на автомашинах по этой дороге. Да и обеспечение 40-й армии (боеприпасы, горючее и т.д.) осуществлялось по ней же.

Вот почему душманы и их американские и иные покровители одну из главных ставок делали на то, чтобы парализовать движение, отрезать наши гарнизоны и афганские населенные пункты от баз снабжения. Моджахеды взрывали мосты, в глухих ущельях устраивали завалы. Уже многие посты отбивали их наскоки. В некоторых кишлаках начался голод. Надо было срочно восстановить движение по дороге.

«В Спасанхе, маленький такой кишлачок, слева – обрыв, справа ласточкиными гнездами прилепились домишки, – рассказывал Хабаров, – смотрю: передняя машина горит. Капитан Федулин отстреливается из автомата. Впереди – завал, позади – завал, их пришлось растаскивать под огнем. Прикрывали боевыми машинами грузовики с продовольствием, выводили их из-под обстрела».

Полковник Петр Студеникин, бывший военкор «Правды» в Афганистане, вспоминал, как под Хинжаном батальону Хабарова повстречался голодный и продрогший афганский мальчишка, родителей которого зарезали душманы.

Хабаров накормил мальчика своим офицерским пайком, одел в собственный свитер. Нахлобучил было на мальчишескую голову и свой танковый шлем, но тут же его сдернул: плохая примета. Шлем был пробит пулей – то была отметина от вчерашней встречи с душманским снайпером, когда комбата в который раз спасла лишь случайность: поскользнулся, поднимаясь на заснеженный гребень, и пуля прошла чуть выше головы.

О бойцах-товарищах

О боях на Саланге, о боевых товарищах комбат мог рассказывать бесконечно, и всегда с чувством гордости. Приведу один его рассказ:

«Офицер «долинного» подразделения пошел проверять посты, в это же время с гребня высокой горы начал спускаться передовой душманский отряд. Не растерявшись, офицер скинул свой бушлат. Его примеру последовали четверо стоявших на постах десантников. Получилась мощная психическая атака на противника. Вид людей в полосатых тельняшках, в этих краях невиданных, заставил не менее 60 душманов обратиться в бегство. Я, конечно, за товарищей порадовался. Но, будучи командиром батальона, не мог не устроить подчиненным серьезную выволочку. Жизнь ведь не раз показывала, что подобную удаль война прощает все же редко».

В конце марта 1980 года капитан Хабаров получил приказ сдать перевал Саланг под охрану другому подразделению. И готовить десантно-штурмовой батальон к боевым действиям в Панджшере.

Батальон стоял тогда между Джабаль-ус-Сариджем (выход с юга на перевал Саланг, с востока – на Панджшер) и Чарикаром. Ему была поставлена задача: пройти вдоль долины до последнего кишлака ущелья Панджшер и вернуться назад. Как вспоминал потом Хабаров, его поразила сама постановка задачи: не захватить и удерживать эту территорию с населенными пунктами, рудниками, населением, а прийти и уйти.

«Кто придет после меня?» – спрашивал себя командир и не находил ответа. А ведь по логике вещей кто-то должен был обязательно прийти на очищенную от противника территорию – будь то наши внутренние войска или подразделение афганских правительственных войск. Возможно, это могли быть коалиционные силы, способные удержать территорию Панджшера и установить там новый порядок.

Советник при командире дислоцировавшегося в Джабаль-ус-Сирадже пехотного полка правительственных войск Афганистана подполковник Михаил Носов сориентировал Хабарова, что работа для батальона – хотя и десантно-штурмового, но без усиления, без поддержки артиллерии, авиации и спецподразделений – будет крайне опасной и горячей. В ущелье ряд мостов взорван или подготовлен к подрыву, дороги заминированы. Установлены завалы на дорогах, которые тоже заминированы. Горные дороги подорваны во многих местах. Передвижение в большей части долины возможно только на лошадях, пешком или в лучшем случае кое-где на уазиках. Вот и все исходные данные, которые получил Хабаров на тот период.

За сутки до выхода на операцию командир дал батальону отдых – кроме тех, кто был в боевом охранении. Форма одежды – с голым торсом, чтобы понежиться, позагорать под уже набирающим силу в афганских горах мартовским солнышком. Но оружие, как обычно, было при себе: это неотъемлемая часть каждого воина всегда и везде.

В последний перед выходом день в одной из лощин расположения батальона провели общее собрание. Все готовились к трудному и крайне серьезному бою. Командир в своих гвардейцах не сомневался. Самым жестоким наказанием в батальоне было лишение возможности участвовать в предстоящих боевых действиях.

Так, в период подготовки к бою младшему сержанту Мовчану объявили, что его отстранили от выхода на боевое действие: кому-то и лагерь надо было охранять. Мовчан подошел к командиру батальона и сказал: «Товарищ капитан, не возьмете меня, застрелюсь». Пришлось взять – но, к сожалению, он стал первым погибшим в этой операции. Вот и не верь после этого в судьбу.

Взятие Панджшера

В период подготовки к операции комбат предвидел, что Ахмед Шах должен иметь хорошую агентуру на всех уровнях. Значит, он будет заранее осведомлен обо всех замыслах «шурави» – советских. Нужно было что-то предпринять, чтобы ввести противника в заблуждение.

Скрыть подготовку к боевым действиям абсолютно невозможно, тем более что в планы надо было посвящать афганцев. Капитан Хабаров придумал вариант, когда командирам подразделений правительственных войск разъяснялось, что десантники лишь имитируют подготовку к операции в Панджшере. А на самом деле в последний момент скрытно, неожиданно всеми силами они повернут на Бамиан.

В ходе подготовки офицеры батальона специально вели между собой, но вблизи афганских офицеров и солдат, которые понимали по-русски, разговоры, что имитируем, мол, всеми силами и средствами выступление на Панджшер, а сами пойдем на Бамиан. Накануне операции на уазике одного из советников, как бы рекогносцируя дорогу на Панджшер, комбат с несколькими офицерами проехал от Джабаль-ус-Сараджа чуть не до Рухи (населенный пункт в Панджшере, где находился передовой батальон пехотного полка афганцев).

То, что уазик с советником, командиром батальона и двумя афганскими офицерами поехал в Руху, естественно, не могло остаться незамеченным. Доехав до Рухи, они сразу развернулись и поехали обратно. Скорее всего это еще более укрепило мнение афганской агентуры Ахмад Шаха, что Панджшер – имитация предстоящей операции и «шурави» пойдут на Бамиан.

Что бы сегодня ни говорили, главной целью 40-й армии была защита мирной жизни в Афганистане. Фото РИА Новости

Батальон усилили танковым взводом, батареей 152-мм самоходных гаубиц «Акация», мотострелковой ротой и двумя взводами саперов. Пехотный полк правительственных войск, который стоял в Джабаль-ус-Сарадже, тоже был придан Хабарову на период боевых действий. Конечно, «полк» очень громко звучало: ведь он насчитывал в общей сложности примерно 50–60 человек.

Совместно с батальоном Хабарова также действовал парашютно-десантный батальон 345-го полка из Баграма под командованием майора Александра Цыганова.

В 5 часов утра 9 апреля 1980 года началась операция. Десантники как раскаленный нож в масло вошли в Панджшер. Завязались первые бои под Базараком, появились первые потери. Отработанные заранее действия дали возможность продвигаться с минимальными задержками, в довольно быстром темпе. Расстреливая из танка заминированные на дорогах завалы, наводя с помощью танковых мостоукладчиков мосты через небольшие горные реки и устраняя разрушения на дорогах, сбивая неорганизованное сопротивление моджахедов, десантники шли вперед вдоль долины.

Последним населенным пунктом, куда подчиненным Хабарова удалось проехать на технике, стал Паси-Шахи-Мардан, где располагались штаб Ахмад Шаха, тюрьма и его администрация. Столь стремительное продвижение наших десантников и быстрое подавление сопротивления огневых точек моджахедов застало Ахмад Шаха врасплох. Из их штаба даже не успели вывезти папки с документами, списками и удостоверениями с фотографиями членов партии ИОА и вооруженных отрядов. Все было брошено в 100–300 м от здания. Видимо, вертолетчики НУРСами прошлись по разбегавшимся в разные стороны моджахедам.

Затем, оставив под прикрытием технику, по горной тропе батальон выдвинулся к самому последнему населенному пункту. Ночью комбат, выставив боевое охранение, дал возможность личному составу отдохнуть. Разведчикам была поставлена задача: обходными тропами выдвинуться и перекрыть отход моджахедов из последнего населенного пункта, что было четко выполнено. А с рассветом основные силы двинулись на последний кишлак. Все! Панджшер был взят.

Вспоминаются стихи полковника Владимира Красюка:

Оставим же, мужчины,

Мы страхи про запас.

Панджерские вершины

Пускай запомнят нас.

Нам совесть не позволит

Держаться в стороне,

Хоть на руках мозоли

И жутко на броне.

Всякое бывало

Дальше надо было установить связь, взаимодействие со старейшинами. Создать новые органы власти и обеспечить их безопасность. Но увы! Сделали все совсем по-другому.

Во второй половине дня поступил приказ от старшего начальника: срочно отходить, выдвигаться в район Паси-Шахи-Мардана, где осталась техника. Хабаров даже многие годы спустя задавался вопросом: чем руководствовался начальник, отдавая такой приказ? Ведь надо было пройти более 30 км по горам, что до наступления ночи сделать невозможно. Аккумуляторы на радиостанциях разрядились. На просьбу доставить их вертолетами не отреагировали, доставили только сухие пайки.

Десантники возвращались назад ночью, без связи, без прикрытия вертолетов, по единственной горной тропе. Как следствие – разведдозор попал в засаду. Засада была укрыта в «лисьих норах»: в двух метрах пройдешь и ничего не увидишь. И тут же сверху на них посыпались – видимо, хотели взять живыми – бандиты.

Капитан Хабаров (он ближе всех оказался к разведке) с группой десантников бросился на выручку. Атаку отбили, но сами попали под настильный пулеметный огонь. Разрывная пуля раздробила Хабарову плечевую кость, вторая ударила в ту же руку ниже локтя. Он еще был в сознании, вытащил раненого десантника, а сознание потерял уже в вертолете. Старшина Юрий Зобкин спас комбата, отстреливаясь от наседавших душманов, вынес его, тяжелораненого, с поля боя.

О первом чуде, которое совершили кабульские хирурги – сохранили, пришили «на божьем слове» висевшую на лохмотьях кожи руку (разрывная пуля вырвала четыре сантиметра кости правого плеча и бицепс, разрушила нервно-сосудистый пучок), – Хабарову рассказали уже в окружном госпитале. Ташкентские врачи вывели его из тяжелого общего состояния. Борьбу с остро развивающимся остеомиелитом продолжили хирурги Военного госпиталя имени Бурденко, а ортопедическое лечение проводилось в ЦИТО.

Почти нелегально, минуя кадры ВДВ, спецкор военного отдела «Правды» Виктор Верстаков попросил начальника Академии имени Фрунзе рассмотреть вопрос о зачислении майора Хабарова в академию. Леонид сдал вступительные экзамены между двумя тяжелыми операциями. А когда узнал о своем зачислении, неожиданно открыл, что ночи не так уж длинны и боли вроде бы стали слабее.

Остаться в строю

Занимался много и упорно. «Я не мог себе позволить учиться на тройки: могли сказать, что жалеют инвалида». И цель поставил перед собой, казалось, совсем уж невозможную: не только сохранить руку, но и заставить ее работать. 12 месяцев рука в «капкане» (аппарат для сращивания костей), перебиты нервы – ни один мускул не работал. Кости срослись, нервы хирурги сшили, но предупредили: «Все теперь зависит от вас. Работайте».

И он работал: массаж, гимнастика... Каждый день по нескольку часов. Чтобы научиться поднимать руку на 5–10 сантиметров, потребовалось около года. Через полтора зашевелились пальцы. А чтобы взять – вернее, вложить в руку – карандаш и вывести обыкновенную палочку, потребовалось еще несколько месяцев изнурительного труда.

О нем писал в редакцию «Правды» ветеран Великой Отечественной, участник битв под Москвой и Сталинградом, генерал, доктор экономических наук, профессор Александр Гуров: «Это мужество высокой пробы! Знаю Хабарова и как фронтовик восхищаюсь им!»

Как-то в конце рабочего дня Леонид позвонил мне на службу из Госпиталя Бурденко: «Меня хотят уволить из армии, как быть?»

Звоню полковнику, начальнику отдела кадров ВДВ, спрашиваю о судьбе майора Хабарова.

– Готовим документы на увольнение по ранению, – слышу ответ.

– Как вы можете уволить слушателя академии?

– Какой слушатель? Он в госпитале уже два года.

Разговор состоялся жесткий, но небесполезный. Через некоторое время майор Хабаров был назначен на весьма непростую должность – командир полка.

И все равно не успокоился

Писал рапорты с просьбой вернуться в Афганистан. Понимал, что его боевой опыт нужен там как воздух. И пришло долгожданное назначение: начальник штаба десантно-штурмовой бригады (ДШБР). А позже – очередное ранение...

У меня в архиве лежит копия письма подполковника Хабарова начальнику Главного политического управления СА и ВМФ генерал-полковнику Лизичеву: «Прошу Вас разрешить закончить установленный срок службы в ДРА в строевой должности, связанной с непосредственным руководством и проведением боевых действий».

И уже в 1984 году он вновь отправился в Афганистан. На аргументы жены: «Ну куда ты, весь переломанный, с одной рукой?» – ответ был один: он должен быть там, где его умение и боевой опыт могут спасти жизнь солдат.

Он никогда не решал боевые задачи «любой ценой». Жизнь солдата была для него святой, оттого и гонял бойцов, не жалея, чтобы они могли вернуться домой живыми. Его бывшие подчиненные признаются, что командиром он был жестким, сгонял с них не семь потов, а много больше. «Солдата не нужно жалеть, солдата нужно беречь».

Один из бывших подчиненных Хабарова в Афганистане, А.В. Мотин дал исчерпывающую характеристику его офицерским качествам:

«Был такой знаменитый командир по фамилии Хабаров. До Афгана ребята не хотели у него служить, потому что муштра в его части была жуткая. Мне сразу по прибытии сказали: «Не дай бог, попадешь в четвертый батальон к Хабарову – бессонные ночи гарантированы». И я попал в тот самый четвертый батальон и оказался под командованием самого беспощадного командира в Афганистане.

Смело могу сказать: если бы я не был под его командованием, то, может быть, уже 30 лет меня бы не было на этом свете. Два раза было, что только комбат вылез из БМД, ему насквозь прошивало шлем. Но вскоре ему повезло меньше – пуля попала в ключицу... Его представляли к званию Героя Советского Союза, но, как бывает, представление заблудилось где-то в эшелонах высшей власти. А душманы уже тогда оценили голову Хабарова в 500 тыс. афгани – явно продешевили».

Во время операции в районе Кандагара наш БТР нарвался на фугас и от взрыва свалился в пропасть. Леонид был на броне и только что расстыковал провод шлемофона – то есть отвязался от БТР, что его и спасло.

На дне пропасти лежал танк, который ранее нарвался на фугас. Хабаров упал возле гусеницы танка, который спас его от свалившегося БТР. Когда десантники спустились вниз, Леонид был без сознания, с переломанной ключицей.

Так закончилась афганская война первого коменданта Саланга.

30 лет спустя

В канун 20-летия вывода советских войск из Афганистана в кабинете начальника Института военно-технического образования и безопасности Уральского госуниверситета полковника Хабарова раздался телефонный звонок. Позвонил Виктор Бабенко, председатель правления Свердловской областной организации имени Героя Советского Союза Юрия Исламова, входящей в Общероссийскую общественную организацию «Российский союз ветеранов Афганистана».

– Есть возможность побывать «за речкой». Как вам такое предложение?

– Обеими руками – «за»! – ни на секунду не задумываясь, отозвался Хабаров.

Спустя несколько дней трое уральских «афганцев» – бывший комбат 56-й десантно-штурмовой бригады Леонид Хабаров, бывший сержант 22-й бригады спецназа ГРУ Виктор Бабенко и бывший старшина 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка Евгений Тетерин улетели в Кабул.

Вскоре Хабаров побывал на Саланге. Он не узнал высокогорный перевал. Разве что пробитый в скалах тоннель остался прежним – правда, в очень запущенном виде. Но местность в округе заметно преобразилась. Не осталось следов от разрывов мин и снарядов. Хабарову так и не удалось найти место, где три десятка лет назад располагался его штаб.

Зато на перевале встречал уральских «афганцев» нынешний афганский комендант Саланга. За разговором собеседник поинтересовался, в каком звании был его гость, первый комендант перевала. «Капитан», – ответил Хабаров.

Выслушав переводчика, радушный хозяин неожиданно нахмурился, рассказывал потом Леонид Васильевич. Оказывается, сам он был в звании… генерал-полковника! Выходило, что генералу Саланга пришлось встречать капитана Саланга.

Побывали уральцы и в Панджшерском ущелье, которое батальон капитана Хабарова прошел насквозь в апреле 1980-го.

«Панджшер, – делился впечатлениями Хабаров, – напомнил нам о жесточайших боях, проходивших в ущелье на протяжении всего периода пребывания советских войск в Афганистане. Вдоль дороги то и дело встречались ржавые остовы автомашин, бронетехники. Не покидало ощущение, будто движемся мимо незахороненных бойцов.

Но главное – нам довелось убедиться, что на советских солдат афганский народ зла не держит. К нынешней России относится с соседским уважением. Ведь Советский Союз за 10 лет построил в Афганистане десятки заводов, электростанций, элеваторов, сотни километров дорог, туннелей, ирригационных каналов».

Для сравнения: за 13 лет присутствия в Афганистане Международных сил содействия безопасности (так именовалась оккупировавшая страну коалиция во главе с США) здесь было построено всего два промышленных предприятия: небольшая фабрика по производству грифельных карандашей и завод кока-колы в Кабуле.

Сыновья Леонида Васильевича продолжили семейную традицию: стали офицерами-десантниками, воевали в Чечне. Старший, Виталий награжден орденом Мужества и медалью «За отвагу».

Младший, Дмитрий, служил в должности командира разведвзвода. Разведка лагерей боевиков, ликвидация схронов с оружием. Командир взвода не потерял ни одного солдата, зато сам подорвался на мине во время ведения разведки в тылу боевиков. Награжден орденом Мужества.

Мы воевали за Родину

Сегодня, спустя десятилетия, можно встретить разные суждения о том, насколько оправданным и своевременным было решение о вводе на территорию Афганистана советских войск.

Но мне как очевидцу и участнику боевых действий в этой стране представляется несомненным: советские люди в те годы приезжали на афганскую землю по просьбе законных властей, чтобы создавать предприятия, строить школы, прокладывать дороги в горах, нести соседям образование, культуру. Защита мирной жизни в стране была и главной целью 40-й армии, пришедшей на помощь законной власти Афганистана в борьбе за суверенитет и территориальную целостность страны.

И здесь мы видим коренное отличие от действий американских интервентов, развязавших истребительную войну против Вьетнама. И уже в нынешнем веке вместе с союзниками по НАТО – против того же Афганистана. Погрузившими страну в бесконечный кровавый хаос и превратившими ее в мирового поставщика героина.

Ну, а далее – Ирак, Ливия, Сирия… И вот – расползающийся, словно эпидемия, по Африке и Ближнему Востоку экстремизм. И волны беженцев, захлестывающие Европу. Тут и задумаешься, нужна ли была в декабре 1979 года наша попытка притушить ту опасную искру, которую США и их подопечные умудрились сегодня раздуть едва ли не до мирового пожара.

Нам говорили, что ввод наших войск в Афганистан – ошибка и стратегический просчет. Но американцы сидели там вдвое дольше нас – причем в основном на бывших наших базах и в Баграме, и в Шиндане, и в Джелалабаде, используя наши взлетные полосы. Их военные потери давно идут на тысячи. А финансовые затраты, наверное, превзошли все затраты СССР на помощь союзникам в ХХ веке.

И последнее. Необходимо поддержать ветеранов афганской войны и семьи тех, кто погиб. И не только материально, но и морально: на государственном уровне подтвердить, что они защищали интересы нашей Родины.

Слава и благодарность тем, кто жив. Вечная память тем, кто погиб. Это было не зря!

Склоняю свою седую голову перед мужеством Леонида Хабарова – наследника ратной славы русского воинства, боевого офицера, прекрасного человека и надежного товарища, умеющего побеждать в критических ситуациях.