Вавилонские блудни

Командированные в Вавилоне идут по служебной надобности. Фото Reuters

На третьем курсе Военного института иностранных языков нашей арабской группе пришла пора разъезжаться по стажировкам.

Одни ребята спешили под Гомель, в Зябровку, где ливийцев учили летать на Ту-22. Другим выпал жребий ехать в Сирию и Ливию.

Нас пятерых ждала дорога в Ирак. На дворе стоял март 1975 года.

КАРТИНКА ИЗ ШКОЛЬНОГО УЧЕБНИКА

Первые два месяца в Ираке мы в основном болтались на подхвате, выполняя разовые поручения и задания. Все было новое, незнакомое: пальмы, запахи, люди, машины. Широченные американские «доджи» и «бьюики» с задними крыльями вразлет по моде 1950-х годов. На их задних сиденьях мы, в то время худые и стройные, легко усаживались вчетвером, а то и впятером.

В начале мая нас перевели на постоянную работу в недавно прибывшую из Союза бригаду оперативно-тактических ракет Р-17. Коллектив советских специалистов возглавлял полковник Виль Сабирович Темир-Булатов, «акыд Таймур», как звали его арабы. В Египте во время войны 1973 года он командовал такой же бригадой, достойно показавшей себя в боевой обстановке.

Нам он казался человеком суровым. А вот люди, знавшие его по совместной службе, считали полковника смелым и решительным офицером, никогда не терявшимся в сложной обстановке, толковым и справедливым руководителем.

Иракское командование разместило ракетную бригаду в лагере «Махавиль», примерно в сотне километров по дороге на юг от Багдада. Судя по обхвату и высоте тополей и эвкалиптов, казармы здесь строились если не при турецких султанах, то уж точно при выгнавших их оттуда англичанах.

Еще километров через десять лежали развалины древнего Вавилона с ярко-синими воротами богини Иштар. Отреставрированные уже в XX веке, они как будто сошли с обложки учебника истории, по которому учились многие поколения наших школьников.

ЭХ, ДОРОГИ...

Выезжали на работу около пяти утра, чтобы добраться до бригады по утренней свежести к половине седьмого. Хуже было возвращаться назад. Внутренности длинного автобуса за полдня стоянки под знойным солнцем (места под навесом обычно занимали авто иракских начальников и старших офицеров) накалялись так, что коснуться незащищенной рукой металлических деталей было просто невозможно. Да и усаживаться на раскаленные сиденья искусственной кожи не доставляло удовольствия.

Мы въезжали в Багдад, когда час пик еще не закончился. Водители с трудом преодолевали забитые пробками «фильки» (так назывались перекрестки с круговым движением). Местные шоферы спешили побыстрее припарковаться и приступить к фиесте, спасаясь от полуденного зноя.

Единственным знаком, который предписывал другим участникам движения уступить дорогу, была вытянутая из водительского окна и сложенная рюмочкой кисть руки, которой покачивали вверх и вниз. Шофер как бы обращался к своим коллегам: «Эй, брат, будь человеком, пропусти налево, придет время – и точно так же пропустят тебя». Этот жест действовал сильнее любых светофоров, тем более что их было в Багдаде совсем немного. И уж, конечно, лучше полудюжины уличных регулировщиков: каждый тянул одеяло на себя, а все вместе они намертво останавливали движение на вверенной им «фильке».

Для нашей группы военспецов иракцы выделили еще одну машину – видавший виды носатый польский микроавтобус, который перегревался и глохнул в самый неподходящий момент. Но водитель напрочь отказывался залезать под капот, чтобы устранить поломку.

– Я же шофер, – говорил он. – Мое дело крутить баранку, а ремонтом должен заниматься механик. Иначе меня накажут.

После этого он нехотя брался за промасленную тряпку и протирал движок. Самое удивительное, что машина после этого чудесным образом оживала.

Иногда на обратном пути по просьбе наших хабиров (по-арабски «специалист») водители останавливались в каком-нибудь городишке, чтобы прикупить свежих фруктов или овощей. Те, кому было далеко за сорок, верили, что финики, по экспорту которых Ирак лидировал в мире, весьма благотворно влияют на мужскую силу.

ТОНКОСТИ ПРОФЕССИИ

Не скажу, что овладение профессией переводчика стоило неподъемных трудов. Хотя, конечно, случалось на первых порах всякое. Бывало и так, что иракские офицеры жаловались, что не понимают наш перевод. Тогда начальство нас прорабатывало, подключая разные меры воздействия.

Освоение языка у всех происходило по-разному: у одних быстрее, у других медленнее. Кому-то поначалу казалось, что он достиг уровня собаки, которая все понимает, но сказать ничего не может. Другой вдруг ловил себя на мысли, что окружающие его арабы все как один заговорили по-русски. Вообще-то такой эффект свидетельствовал не столько об уровне овладения языком, сколько о том, что товарищ явно перезанимался.

Разумеется, не обходилось и без помощи старших, уже окончивших институт. Нам всегда помогали, делились своим переводческим и жизненным опытом Леня Пронько, Валера Воронин и другие ребята.

Время от времени кто-то из нас делал удивительные открытия. Например, до нас вдруг доходило, что молоко, которое мы покупали в лавке по соседству, производят не в далекой Албании, а где-то рядом, в Багдаде, на заводе кисломолочных продуктов, хотя на бутылке на чистом арабском написано: «Маамаль аль-альбан». И таких откровений было много, особенно в первые недели и месяцы в чужой стране.

Еще один важный итог нескольких месяцев иракской стажировки: мы сработались с преподавателями, притерлись друг к другу. Главное здесь – не выпендриваться, не меряться, у кого толще интеллект, возраст или звание, не собачиться по пустякам, а заранее готовиться к занятиям и прислушиваться к советам других. И тогда все у вас получится.

ЧТО МЕШАЕТ ПЛОХОМУ ТАНЦОРУ

В августе началось пекло. Температура воздуха доползла до отметки +50 и замерла почти на месяц. Правда, старожилы утверждали, что жара поднималась и выше. Но власти хитрили и, чтобы не отменять рабочих дней, как это было положено по закону, скромно помалкивали.

Наши подопечные рядового и унтер-офицерского состава плавились, как масло на сковородке, впадая в состояние своеобразного анабиоза или близкого к обмороку расслабона. Объяснять в такой зной нашим бойцам, образование которых редко превышало четыре или пять классов, новый, да еще и непростой материал, требующий сложных вычислений, теряло всякий смысл.

Однако армия есть армия. Отменить или чуть подправить учебную программу никто из высокого иракского командования не мог или не хотел. И вот в один из таких дней мы начали новую тему, которая называлась «Два свойства гироскопии».

Здесь нужно сделать одно пояснение. В арабском языке, кроме единственного и множественного числа, существует еще и двойственное. Например, чтобы сказать «дом», надо произнести слово «бейт». А «два дома» – тоже одно слово, но в двойственной форме «бейтани», без дополнительного числительного «два».

К тому занятию мы с преподавателем тщательно готовились заранее. Он подробно объяснял, что такое гироскопы и с чем их едят, а я проверял терминологию. Все для того, чтобы на высоком уровне провести занятия с будущими иракскими ракетчиками. Хотя в глубине души мы понимали, что вырвать их из объятий Морфея или хотя бы ослабить его захват будет непросто.

Однако действительность превзошла ожидания. Услышав тему занятий, многие иракцы неожиданно оживились, как будто услышали что-то давно знакомое. Я повторил название темы... и класс взорвался оглушительным хохотом.

Я недоумевал. Кроме того, я видел, что преподаватель, с которым у нас сложились хорошие, даже приятельские отношения, на меня обижается, скорее всего подозревая, что я где-то схалтурил при подготовке. Я повторил тему еще раз, потом другой, третий. И каждый раз наши ракетчики отзывались на нее ржанием жеребцов. Кто-то хватался за живот, кто-то чуть не сползал со стульев на бетонный пол. Попытки старшего унтер-офицера навести порядок ни к чему не привели. У него тоже кривился рот, и в конце концов он от души расхохотался.

Причину всеобщего веселья мне объяснили на перемене. Оказалось, что артикулированные мною «два свойства» прозвучали как диалектное название той самой парной детали мужского организма, которая обычно мешает плохому танцору.

ХУНСУР-БУНСУР

За глаза нашего унтер-офицера звали Хунсур-Бунсур. Это прозвище пристало к нему за привычку загибать пальцы, отвечая на вопрос, который требовал развернутого ответа, да еще с перечислением – например технических характеристик или порядка выполнения работ. Ничего странного в том не было, многие люди делают так же. Правда, в отличие от них наш унтер-офицер еще и произносил названия этих пальцев. Вот и получалось, если начинать с мизинца: «хунсур, бунсур, васаты, саббаба, абхам».

Может быть, здесь сказалось еще одно обстоятельство: Хунсур-Бунсур поздно женился и завел детей уже в том возрасте, когда другие нянчат внуков. Конечно, он не чаял в них души, любил показывать фотографии своих малышей. Мне приходилось слышать от него детский стишок, отдаленно похожий на нашу считалку про сороку-белобоку, которая кашку варила и деток кормила, тому дала, а этому не дала.

Кстати, некоторые наши коллеги считают, что верха совершенства в искусстве устного перевода достигают вовсе не синхронисты, а те, кто понимает лепет ребенка от двух до пяти лет и с помощью этого лепета может более-менее свободно с ним общаться.

ПРИШЛА БЕДА ОТКУДА НЕ ЖДАЛИ

Между тем успеваемость в бригаде вдруг резко упала. Топографы и прочий «вычислительный» народ, чье образование в лучшем случае ограничивалось четырьмя-пятью классами, терялись в цифрах и впадали в ступор от одного только вида формул из области высшей математики. В принципе ничего особо сложного там не было. Большинство задач сводилось к вычислению среднего арифметического. Но формулы… Они действовали на наших учеников как холодный взгляд кобры на приговоренных к съедению мышей.

Тогда иракское командование прибегло к испытанному армейскому методу. Командир бригады объявил, что на треть срежет денежное довольствие тем, кто не получит положительной оценки за контрольную работу. Над бригадой Р-17 раздался стон. Загрустил и впал в грех уныния обычно жизнерадостный Хунсур-Бунсур – равно как и другие, особенно женатые сержанты и унтеры. Страх потерять доходы заставил наших «студентов» торить пути к переводчикам, дабы, смягчив их сердца, толкнуть на служебные преступления в виде подсказок во время контрольных.

К счастью, преподаватели провели серию дополнительных занятий и сумели адаптировать сложный материал для малограмотных иракцев, избавившись от никому не нужных заумных формул. Так что подсказывать никому ничего не пришлось – ну разве что самую малость.

…Стажировка подходила к концу. Год не прошел для нас даром. Иногда мы просто бродили по улицам и заводили разговоры ни о чем с первым встречным-поперечным, чтобы почесать язык и поймать кайф, поняв, что арабы понимают тебя, а ты – их.

Следующая моя встреча с Ираком состоялась ранней весной 1991 года. Только что закончилась операция «Буря в пустыне», и в лежавшей в руинах стране трудно было узнать некогда цветущий край, которому пророчили безоблачное будущее.