Девять лет войны полковника Пешкова

Для выполнения боевых задач приходилось наряжаться и в экзотические одежды. Подполковник Евгений Пешков (слева). Кабул. 1982 год.  Фото из архива автора

Покидая самолет, Пешков увидел на краю взлетного поля несколько грузовиков. Это за ними. Быстро перегрузив имущество в машины, они двинулись в путь.

СУВЕНИР ДЛЯ ПОВАРА

Разведчики расположились близ дворца Тадж-Бек, летней королевской резиденции, ныне полусожженной. Установили палатки для солдат и офицеров и одну малую, штабную.

К обеду война прислала первый привет. Свидетелем этого стал начопер Пешков. Мимо него, неся алюминиевый бачок с водой, проходил повар. Евгений услышал отрывистый звук: «чок!» Из бачка полилась струйка воды. Повар даже испугаться не успел. Пулю из бачка достали, вручили ему как сувенир. А в Москву ушла шифровка: «Расположение части подверглось обстрелу из стрелкового оружия. Жертв нет».

Командир разведпункта уезжал утром – то к советникам, то в посольство, но чаще в разведотдел армии. Пешкова же беспокоила вторая часть их пункта, которая ушла в Афганистан из Ашхабада по железной дороге. Только 10 февраля пришло сообщение: завтра колонна вместе с приданным радиоузлом выходит из Термеза. Встречать ее надлежало 12-го после обеда.

Выехали на заставу на севере города. Ждали час, другой, третий, а колонны все не было. Было уже четыре часа дня, а в шесть здесь темнеет. И Пешков решил поехать навстречу. Договорился с начальником заставы, взял БТР – и в путь.

Вскоре понял, что поступил легкомысленно, когда увидел сгоревшие машины у обочин. Только через 30 км встретил колонну разведпункта. Вместе с ней шла и рота спецназа. Как-то сразу полегчало.

Наконец был собран в единый кулак весь личный состав, техника и оборудование. Вместе с последней колонной прибыл и радиоузел, можно было начать работу.

Тут и появились первые прорехи. Теоретически они знали все, но никто из них на войне не был, пороху не нюхал, боевого опыта не имел. Пришлось обретать его в бою.

«ЭТО ВАМ НЕ БУМАЖКИ ПЕРЕКЛАДЫВАТЬ»

На середину месяца была назначена отправка первых опергрупп в Файзабад, что в провинции Бадахшан, на северо-востоке. В Кундуз, центр провинции, граничащей с СССР. И в Пули-Хумри, центр провинции Баглан.

Утром Евгений вывез свои группы на аэродром. Разведчики должны были начать работу под прикрытием аппарата советников, а если есть необходимость, находиться на базах наших воинских частей. В итоге опергруппы в своих районах обосновались, но радиосвязь с ними была неудовлетворительной.

«Сказывался недостаток практики, – вспоминал Пешков, – радисты подолгу торчали в эфире. Узел не умел правильно выбрать полосу прохождения частот, гонял их по диапазонам. Телеграммы часто не поддавались расшифровке».

В штаб руководства из состава пункта выделили двух офицеров-разведчиков: майора Клокова и радиоинструктора капитана Калинина. Вскоре от них пришла радиограмма. Видя мучения радистов, командир приказал посадить на прием самых опытных офицеров и прапорщиков. Но и это не помогло.

Уже за полночь посыльный принес с узла связи радиограмму. Шифровальщик безуспешно пытался ее расшифровать. К работе подключились командир полковник Халиков и начопер подполковник Пешков. Бились более двух часов. Безуспешно. Перед тем как упасть на кровать, Евгений передал шифровку: «Прошу повторить вашу телеграмму 001. По возможности максимально сократите текст. Будьте внимательны при шифровке».

+Из района операции в Кунаре сообщили, что взят в плен руководитель мятежных отрядов по кличке Волк. Евгению приказали провести допрос. Подполковнику предстояло впервые столкнуться с реальным противником.

Когда вертолет сел, из него вывели маленького, худенького, с острым носом и затравленными глазами пленника. На нем была грязная накидка и калоши на босу ногу. Евгений растерялся: и это главарь моджахедов? Показалось, что этого заморыша они расколют на два щелчка. Тем более что Волк был очень ценен. Офицеры еще только разворачивали оперработу, а командование требовало развединформацию.

Утром Пешков начал допрос. Волк молчал. Пешков перекурил и принялся снова. Пленник испуганно смотрел на него и не говорил ни слова. Прошел час, другой…

Вечером он взял с собой переводчика. Толку никакого. Ночью пришла идея поговорить с Волком на пушту. Может, он и вправду фарси не знает? Утром стало ясно, что пушту ни при чем.

Вечером заглянул командир разведпункта Халиков, сказал, что допросит сам. Полковник местный язык знал неплохо. Начал спокойно, даже дружелюбно. Но вскоре улыбка исчезла, и в глазах полковника появился металлический блеск.

– Все, представление окончено, поехали, – сказал Халиков, и все потянулись к машинам.

Утром пришел командир взвода бойцов, которые охраняли Волка. Ночью тот попытался совершить побег и был застрелен. С такими волками им предстояло воевать. А война уже шла, а развединформации не было.

Пешков понимал, что вербовка агентов – тяжелая работа. И помогал подчиненным как умел. Каждого старшего группы, который прилетал в Кабул из района, усаживал рядом и проводил разбор полетов, прорабатывал все ошибки и грехи.

Не учел Пешков одного: отсюда некоторые улетали начинающими операми, а прилетали героями. Особенно в собственных глазах. И вскоре, когда возвращался в свою палатку, он услышал голос одного из офицеров, который прилетел из Пули-Хумри:

– Мы там делом занимаемся. Воюем, рискуем. Это вам не бумажки перекладывать.

Фраза задела за живое. Пешков нашел бы, что ответить «герою», но сделал вывод: ему надо побывать в каждой группе и поработать на месте, наравне со всеми.

НОЧНОЙ БОЙ

Пешков прилетел в Джелалабад, когда до наступления сумерек оставалось с полчаса. На аэродроме его встретил майор Молчанов. По дороге ввел в обстановку.

– Вот эти пятнадцать километров нам тяжело давались. Федя Гладков ездил на тот конец города, чтоб привезти наводчика или проводника, скрыть от местных, посадить в вертолет. А по прилету с операции все провести в обратном порядке… Поэтому первым делом пришлось позаботиться о безопасности этого участка пути.

– Получилось?

– Да, – с гордостью ответил Молчанов. – Давно здесь не гремели выстрелы. Надеюсь, и не загремят.

На месте их встретил капитан 3-го ранга Федор Гладков, внук известного советского писателя. Прибыл Федор в Афганистан со вторым призывом оперативников, когда их разведпункт был преобразован в разведцентр.

Порой Федор принимал решения, о которых другой и подумать не мог. Как-то генерал армии Ахромеев приказал нанести удар по группе моджахедов.

Во главе этой банды стоял Ахмад-шах. Не знаменитый Ахмад Шах Масуд – «панджшерский лев», а местный главарь. Но и он доставлял немало хлопот. Порой вылезал из своей берлоги в Черных горах и нападал на советские подразделения.

Терпение руководства лопнуло, поступила команда: «вертушки» должны отработать по расположению банды, следом высаживался десант. Но условия оказались сложными, и Ахромеев приказал высадить афганских десантников вместо наших. Гладкову предстояло лететь на афганских «вертушках» и с афганскими солдатами.

Узнав об этом, агент-наводчик наотрез отказался лететь. Все уговоры были бесполезны. Он, как робот, повторял: если афганские десантники меня увидят, жить останется день-другой. Операция была под угрозой срыва. И тогда Гладков принял решение: десант оставить на земле. Агент-наводчик закрыл лицо – и в полет. Два звена нанесли удар и благополучно возвратились на аэродром.

Пешков осмотрел жилище разведчиков. Все как обычно, только многовато боеприпасов, автоматных рожков, гранат разложено на подоконниках. Но что тут скажешь: война. Она напомнила о себе сразу после осмотра виллы. Со стороны шоссе ударили пулеметы и автоматы. Пешков выбрался из дома, залег в кустах фруктового сада, открыл стрельбу по вспышкам очередей. Через полчаса все стихло.

На следующий день капитан Виктор Галкин доложил:

– Евгений Алексеевич, мои агенты сообщают: на базу Тура-Бура завезли большую партию оружия и боеприпасов. Наряд на удар получен.

– Ну, что ж, тогда летим, – ответил Пешков.

Галкин привез на виллу наводчика-афганца. Так делали не часто: привозили сюда только самых доверенных. На аэродром постарались попасть до рассвета. База Тура-Бура была под боком, лету всего с полчаса.

Галкин занял место у пулемета, чтобы давать целеуказание трассирующими очередями. Вдруг длинная очередь ударила по ушам. Вертолет опустил нос, реактивные снаряды сходили с блоков и устремлялись вниз. Внизу видны были разрывы.

Потом в бой вступила пара штурмовиков. Через четверть часа налет завершился. На месте базы стелился густой дым, который освещали взрывы снарядов на земле.

Так подполковник Пешков слетал на бомбардировку духовской базы. Но в следующий раз во время поездки в Бамиан их БТР наскочил на противотанковую мину. Евгению, можно считать, повезло. Его сбросило с брони, он ушиб ногу и на некоторое время оглох.

Тогда он в последний раз видел Федора Гладкова. Того перевели из Джелалабада в Бамиан, и Пешков привез ему шифры и деньги.

В октябре 1981-го, когда Пешков находился в Москве, ему позвонил из Ташкента Шамиль Халиков и сообщил: погиб Федор Гладков.

Во время бомбо-штурмового удара вертолет, где находился Федор, был подбит, но сумел опуститься на землю. Гладков, тяжелораненый, чудом сумел вылезти, поднялся по склону оврага, отстреливаясь из автомата. И только когда расстрелял последний магазин, упал замертво.

АФГАНСКИЙ МАРШРУТ

В июле 1981-го в разведотдел армии пришел приказ: откомандировать полковника Пешкова в Москву. Теперь он стал офицером оперативного управления ГРУ.

Правда, столичного жителя из него так и не получилось. Официально полковник Пешков действительно служил в центральном аппарате ГРУ, но большую часть времени проводил в Афганистане. В среднем до восьми месяцев в году.

Он направлял работу агентурной разведки и частей специального назначения. А спецназа в Афганистане было – восемь отдельных батальонов и отдельная рота. И все на основных караванных направлениях.

«В Москву, в управление, – вспоминает Пешков, – я возвращался как в санаторий. Но как только отлаженный в Кабуле механизм начинал давать сбои, мне снова выписывали командировочные, я выезжал на Чкаловский аэродром и вылетал напрямую или через Ташкент. Как бы домой».

Афганская эпопея закончилась для Пешкова 14 января 1989 года. Он прилетел в Москву и явился в управление. Война, которой он посвятил девять лет, завершилась.

Через месяц генерал Борис Громов доложит, что он – последний советский солдат, покинувший Афганистан.