Максим Кустов
Организовывать оркестры у румын получается гораздо лучше, чем войска. Румынские солдаты на отдыхе. Лето 1942 года.
Фото Федерального архива Германии
Президент Румынии Клаус Йоханнис буквально на днях заявил: «Сегодня Черное море является зоной стратегического интереса для евроатлантической безопасности, о чем мы и наши союзники четко заявили в Стратегической концепции НАТО, одобренной на Мадридском саммите».
А молдавский президент Майя Санду заявила, что обратится за помощью к Румынии в случае военной угрозы со стороны России.
Похоже, что и в Бухаресте, и в Кишиневе просто позабыли уроки истории, наглядно показавшие возможности и особенности румынской армии. А забывать о них ни в коем случае не следует.
«ГРАНИЦУ УДЕРЖИВАЕМ, ВРАГА БЬЕМ»
Вот лишь несколько примеров из истории Великой Отечественной войны. С первых же ее часов стала очевидной поразительная разница в боеспособности немцев и их румынских подручных.
Советские моряки Дунайской флотилии, пограничники и армейские части не просто удерживали линию границы, но и высаживали десанты на вражескую территорию. На некоторых пограничных заставах 22 июня не сразу сообразили, что началась война, что наступает румынская королевская армия, оценив происходящее как нарушение границы очень крупными бандами. Начальник штаба Дунайской военной флотилии Виссарион Григорьев вспоминал:
«Подвели итоги первого дня боевых действий… Добравшиеся до нашего берега разрозненные группы румынских солдат вылавливались в плавнях. Агрессор понес немалые потери на Дунае, в воздухе да и на своем берегу… Настроение было приподнятое – границу удерживаем, врага бьем!»
Флотилия готовилась к высадке десанта. И в ночь на 24 июня он был высажен:
«В короткой схватке вражеский гарнизон, застигнутый врасплох, был разгромлен. Кое-где дошло до рукопашной, но особой стойкости противник не выказал. Около семидесяти румынских солдат сдались в плен, многие разбрелись по плавням. Ни среди наших пограничников, ни во взводе моряков, которые высаживались первыми, не было ни одного убитого. Такой удаче сперва даже не верилось. Раненые были и в десантном отряде, и на бронекатерах… Противник не ожидал десанта, не допускал, что мы предпримем его так скоро».
Попробуем представить себе бой с такими результатами в июне 1941 года не с румынским, а с немецким гарнизоном…
«ОДЕССА ПРОДОЛЖАЕТ ВЫЗЫВАТЬ БЕСПОКОЙСТВО»
В служебном дневнике начальника штаба сухопутных сил Германии генерала Франца Гальдера читаем:
«20 августа. Одесса все еще продолжает вызывать беспокойство… Пока еще вызывает сомнение вопрос, доросло ли румынское командование и его войска до выполнения такой задачи...
21 августа… Румыны считают, что им удастся занять Одессу только в начале сентября. Это слишком поздно… Наше верховное командование не хочет вмешиваться в дела румынского командования. Таким образом, нам остается только ждать, как будут развиваться события».
Но «вызывать беспокойство» Одесса продолжала до 16 октября. До выполнения такой задачи румынское командование действительно не доросло. Именно в боях с румынами, осаждавшими Одессу, добился первого весомого успеха советский Черноморский флот.
Ставка и военный совет Черноморского флота решили нанести противнику контрудар, отбросить его от города. Член военного совета Одесского оборонительного района вице-адмирал Илья Азаров написал в своей книге воспоминаний «Осажденная Одесса», что в ночь на 22 сентября 1941 года никто не спал. «Близилось время высадки десанта. Я давно так не волновался. Видимо, потому что впервые мы наступали».
В эту ночь к Григорьевскому мысу к востоку от Одессы вышел отряд военных кораблей из Севастополя. Крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцы «Бойкий», «Безупречный» и «Беспощадный», канонерская лодка «Красная Грузия» с десантниками на борту в 1.20 прибыли в район высадки.
В 1.25 корабли открыли мощный прицельный огонь по районам населенных пунктов Чабанка (ныне Гвардейское), Григорьевка, Биляры, Старая и Новая Дофиновка. А десять минут спустя началась высадка десанта. Бойцы и командиры в 100–115 метрах от берега прыгали в море и с поднятым над головой оружием, по грудь в холодной осенней воде, шли к берегу. В вещмешках десантников вместо положенного трехдневного запаса продовольствия были двойные нормы патронов и гранат.
К 5.00 утра высадка десанта была завершена. Крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым» сразу ушли в Севастополь, а эсминцы остались для артиллерийской поддержки десантников. Операция явилась полной неожиданностью для врага. Румыны, охранявшие берег, были парализованы огнем кораблей эскадры, быстрыми действиями небольшой группы советских парашютистов, выброшенных в тыл врага в ходе десанта, стремительным натиском морских пехотинцев.
Григорий Негода, командир эсминца «Беспощадный», вспоминал: «В восемь часов утра стало известно, что десант прочно закрепился и успешно продвигается вперед. Берег от Григорьевки до Одессы очищен от врага. Захвачено много трофеев и пленных. Корабли теперь могут свободно входить в порт».
Трофейные дальнобойные пушки, еще недавно обстреливавшие порт и город, провезли по улицам с надписью: «Она стреляла по Одессе, больше не будет».
Артиллерист Александр Федорович Собакин (сайт «Я помню»):
«Воюя под Одессой, мы не имели информации, что творится на других фронтах, и когда нам объявили приказ на эвакуацию, то многие удивились… Румын мы успешно сдерживали. Как раз за несколько дней до эвакуации наши связисты прокладывали новую линию связи через какое-то селение. Смотрят, а у колодца большая группа румын-кавалеристов поит коней. К ним подошли три связиста с карабинами: «Руки в гору!» – и вся эта толпа послушно пошла к нам в плен. Мы даже с жалостью смотрели на них – пожилые сельские дядьки, мобилизованные в армию Антонеску. Ну куда им было с нами тягаться».
Оставить Одессу 16 октября 1941 года Приморской армии пришлось не под натиском румын, а из-за прорыва немцев в Крым. Приморской армии предстояло защищать Севастополь.
Эвакуацию удалось осуществить с минимальными потерями. Нарком ВМФ Николай Кузнецов в мемуарах объяснял этот успех так: «Войска отошли настолько скрытно, что, когда последний эшелон уже вышел из порта, румыны все еще боялись двинуться к городу».
«КАКОЕ ПОЗОРНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!»
В сентябре 1942 года генералы Георгий Жуков и Александр Василевский представили Сталину план дальнейших действий советских войск под Сталинградом.
Предполагалось отказаться от попыток немедленно пробиться на помощь сражающимся в городе войскам 62-й армии генерала Чуйкова и копить резервы для организации глубокого удара с флангов и полного окружения немецких войск в Сталинграде. Наиболее привлекательной стороной этого варианта было то, что прорывать предстояло не немецкую, а румынскую оборону. Опыт, накопленный в боях, показывал, что такой способ действий сулит наибольшие шансы на успех.
19 ноября 1942 года этот план начали осуществлять. Операция, получившая название «Уран», стала одной из самых удачных в истории Красной армии. Идея Жукова и Василевского прорвать оборону румын и окружить немцев полностью себя оправдала. Румынская оборона была быстро прорвана, немецкие резервы, тщетно пытающиеся исправить положение, уже ничего не могли изменить в ходе сражения.
Знаменитый немецкий летчик Ганс Рудель так описывал события 19 ноября:
«Массы людей в коричневой форме – это русские? Нет, румыны! Некоторые из них даже бросают винтовки, чтобы бежать быстрее. Какое позорное зрелище!
Мы готовимся к самому худшему. Мы пролетаем над колонной бегущих к северу, потом над артиллерийскими позициями. Пушки брошены, но не выведены из строя. Рядом лежат снаряды. Мы пролетаем еще какое-то расстояние и видим советские войска. Они обнаруживают, что румынские позиции перед ними никто не защищает. Мы сбрасываем бомбы, стреляем из пушек и пулеметов – но что толку, если никто не оказывает сопротивления на земле... На обратном пути мы вновь видим бегущих румын. Им повезло, что у меня кончились боеприпасы и нечем остановить их трусливый бег».
23 ноября Красная армия захватила город Калач и замкнула кольцо окружения вокруг армии Паулюса. Началась мучительная агония немецких войск, затянувшаяся до 2 февраля 1943 года. Не прошло и ста часов с начала наступления, а ситуация на Восточном фронте радикально изменилась. Обещание Иосифа Сталина «Будет и на нашей улице праздник», прозвучавшее в речи 7 ноября, было выполнено.
А в это время немцы решали с союзниками вопрос «кто виноват». Английский историк Энтони Бивор в книге «Сталинград» так описал германо-румынское выяснение отношений:
«В бункере Гитлера маршалу Антонеску, самому преданному союзнику вермахта, пришлось выслушать гневную тираду фюрера, считавшего, что именно румынские части виноваты в катастрофе. К чести Антонеску следует заметить, что он ответил Гитлеру тем же. Накричавшись всласть, диктаторы помирились.
Однако их примирение никоим образом не отразилось на подчиненных им войсках. Румынские офицеры негодовали, что немцы пропустили все их призывы и предупреждения мимо ушей. Командование вермахта, в свою очередь, обвиняло румын, что те, показав противнику спину, навлекли на них беду. Неприглядные стычки и даже драки между отдельными группами случались повсеместно. После перебранки с Антонеску даже Гитлер вынужден был признать необходимость восстановления хороших отношений с союзниками. Был издан приказ, предписывающий «пресекать любые проявления критики действий румынских офицеров».
Критиковать-то их было за что…
«НИКОГО К ЖРАТВЕ БЛИЗКО ПОДПУСКАТЬ НЕЛЬЗЯ»
Вот как командир немецкого саперного батальона Гельмут Вельц вспоминал о сталинградских румынах и их офицерах:
«На следующее утро передо мной стоят два джентльмена в высоких зимних румынских шапках. Это командиры двух подчиненных мне румынских рот. Их окутывает целое облако одеколона. Несмотря на усы, выглядят они довольно бабисто. Черты их загорелых лиц с пухлыми бритыми щеками расплывчаты. Мундиры аккуратненькие и напоминают не то о зимнем спорте, не то о файв-о-клоке или Пикадилли: покрой безупречен, сидят как влитые, сразу видно, что шили их модные бухарестские портные. Поверх мундиров овчинные шубы.
Через несколько минут спускаемся по склону обрыва и вот уже стоим среди румын. Кругом, как тени, шныряют исхудалые солдаты – обессиленные, усталые, небритые, заросшие грязью. Мундиры изношенные, шинели тоже. Повязки на головах, ногах и руках встречаются нам на каждом шагу – лицо доктора выражает отчаяние. Повсюду, несмотря на явную физическую слабость, работают, строят жилые блиндажи, звенят пилы, взлетают топоры. Другие рубят дрова: их потребуется много, чтобы нагреть выкопанные в промерзшей земле ямы и растопить лед на стенах.
Сворачиваем за угол, и я останавливаюсь как вкопанный. Глазам своим не верю: передо мной тщательно встроенная, защищенная с боков от ветра дощатыми стенами дымящаяся полевая кухня, а наверху, закатав рукава по локоть, восседает сам капитан Попеску и в поте лица своего скалкой помешивает суп. От элегантности, поразившей меня утром, нет и следа. Только щекастое лицо осталось прежним – впрочем, это и не удивительно, когда можешь залезать в солдатские котелки. Попеску так увлекся поварской деятельностью, что замечает нас, только когда мы подходим вплотную к котлу. Он спрыгивает на снег, вытирает руки о рабочие брюки и объясняет свое странное поведение: «Приходится браться самому. В такое время никого к жратве близко подпускать нельзя…»
Румынским крестьянским парням нет ни минуты покоя, они заняты с утра до ночи. Они не только должны обслужить и ублажить своих командиров роты и взводов, но раздобыть для них самые немыслимые вещи, чтобы создать в офицерских блиндажах уют».
Надо ли удивляться тому, что румынские крестьянские парни и воевали соответственно?
Дарья Гармоненко 
комментарии(0)