Немцев из Сталинградского котла никто выпускать не собирался

Танк Т-34 сыграл в разгроме армии Паулюса одну из важнейших ролей. Фото Владимира Карнозова

Такую версию привел в своих воспоминаниях Никита Хрущев. В Сталинградской битве будущий глава СССР участвовал в качестве члена Военного совета Сталинградского (июль 1942 – январь 1943) и Юго-Восточного (август – сентябрь 1942) фронтов.

«У НАС УДЕРЖАТЬ ИХ НЕЧЕМ»

Вот что Хрущев написал по этому поводу:

«Успех операции не вызывал сомнений. Мы были уверены, что немцы в Сталинграде будут окружены. С Жуковым у меня были, повторяю в который раз, очень хорошие отношения, и я ему сказал: «Товарищ Жуков, мы-то сделаем свое дело и окружим немцев. Надо полагать, что войска противника, когда окажутся в окружении, захотят вырваться… Чем мы их будем держать? У нас удержать их нечем. Они нас раздавят, вырвутся и уйдут». Жуков улыбнулся, посмотрев на меня, и отреагировал русской словесностью довольно крепкого концентрата и резкого содержания, добавив: «Пусть уходят, нам-то нужно, лишь бы они ушли, нам бы только Сталинград и Волгу высвободить». Я ему: «Это верно, это наша первая задача, но если бы нам дали больше средств, то можно было бы и перемолоть силу, которая навалится на нас и будет прорываться». – «Больше, – отвечает, – дать мы вам ничего не сможем». – «Ну, хорошо». Жуков уехал».

Далее, описав успех начавшегося 19 ноября 1942 года советского контрнаступления и окружение войск Паулюса, Хрущев вновь вернулся к этой версии:

«Потом мы встретились с трудностями. Об этих трудностях я говорил Жукову, когда он приезжал к нам и докладывал соображения Ставки по плану операции. Я ему тогда сказал, что свою задачу мы решить можем, потому что чувствуется, что тут у противника слабое место. А вот удержать окруженные войска, если вы не усилите нас, мы своими силами не сможем: враг нас раздавит и выскочит из Сталинграда. Я уже рассказал, как Жуков мне ответил: пусть враг катится туда-то, мол, из Сталинграда, уже это будет большая победа – отбросить немцев от Волги. Я соглашался с Жуковым, но хотелось большего. Впрочем, думаю, что здесь у нас разногласий не могло быть: у Жукова было то же желание. Но теперь встала задача удержать и разгромить врага».

То есть, согласно Хрущеву, Жуков изначально исходил из того, что после окружения немцам удастся из него прорваться. И якобы не видел в этом ничего страшного, лишь бы немцы с Волги ушли.

Генерал армии Георгий Жуков с августа 1942 года – первый заместитель наркома обороны (сам он говорил: «Я не первый, а единственный!») и заместитель Верховного главнокомандующего. То есть его мнение было чрезвычайно весомым и значимым.

На первый взгляд версия Хрущева выглядит достаточно правдоподобно. Осенью 1942 года положение советских войск в Сталинграде постоянно было критическим. В любой момент ситуация могла обернуться самой настоящей катастрофой с непредсказуемыми последствиями.

«ЕЩЕ ОДИН ТАКОЙ БОЙ, И МЫ ОКАЖЕМСЯ В ВОЛГЕ»

Генерал Василий Чуйков, командовавший 62-й армией, сдерживающей главный удар немцев, вспоминал:

«26 сентября все данные разведки подтвердили, что главный удар в новом наступлении противник готовится нанести со стороны Городище-Разгуляевка… Мы все очень беспокоились за Мамаев курган, на вершине которого оборонялись части дивизии Горишного. Южные и западные склоны кургана занимал противник. Достаточно было фашистам продвинуться вперед на сто метров, и этот тактический ключ обороны города и заводских поселков мог оказаться у них в руках…

Фашистская авиация бомбила и штурмовала наши боевые порядки от самого переднего края до Волги. Опорный пункт, организованный силами дивизии Горишного на вершине Мамаева кургана, бомбежкой и артиллерийским огнем противника был разбит до основания. Командный пункт штаба армии все время находился под ударами авиации. Загорелись рядом стоявшие нефтяные баки. Танки врага, наступавшие из района Городища, шли напролом через минные поля. Вслед за танками волнами лезла вперед вражеская пехота. К полудню телефонная связь с войсками стала действовать неустойчиво, выходили из строя и рации... Из шести грузовых судов, работавших на Волге, осталось одно, пять вышли из строя. Работники командного пункта, штаба задыхались от жары и дыма. Огонь горевших нефтяных баков добирался до блиндажей Военного совета. Каждый налет пикировщиков выводил из строя рации, людей…

Не имея постоянной связи с войсками, хотя КП находился максимум в двух километрах от переднего края, мы все же не знали точно, что происходит на фронте, и были вынуждены подходить еще ближе к переднему краю, чтобы активнее влиять на ход боя… Однако, даже находясь непосредственно в частях, мы все же не смогли выяснить общую картину боя – мешал сплошной дым. Вернувшись вечером на командный пункт, мы недосчитались многих командиров штаба армии.

Только поздно ночью нам удалось уточнить положение. Обстановка оказалась очень тяжелой: противник, пройдя через минные поля, через наши передовые боевые порядки, хотя и с большими потерями, все же на некоторых участках продвинулся от двух до трех километров на восток. «Еще один такой бой, и мы окажемся в Волге», – подумал я».

«Оказаться в Волге» советские войска рисковали и позднее. В октябре их положение еще больше осложнилось. Немецкий генерал Дёрр в своей книге «Поход на Сталинград» описывает одну из немецких операций того периода:

«14 октября началась самая большая в то время операция: наступление нескольких дивизий (в том числе 14-й танковой, 305-й и 389-й пехотных) на Тракторный завод имени Дзержинского, на восточной окраине которого находился штаб 62-й армии русских. Со всех концов фронта, даже с флангов войск, расположенных на Дону и в калмыцких степях, стягивались подкрепления, инженерные и противотанковые части и подразделения, которые были там необходимы, где их брали. Пять саперных батальонов по воздуху были переброшены в район боев из Германии. Наступление поддерживал в полном составе 8-й авиакорпус. Наступавшие войска продвинулись на два километра, однако не смогли полностью преодолеть сопротивления трех дивизий русских, оборонявших завод, и овладеть отвесным берегом Волги. Если нашим войскам удавалось днем на некоторых участках фронта выйти к берегу, ночью они вынуждены были снова отходить, так как засевшие в оврагах русские отрезали их от тыла».

То есть немцы неоднократно прорывались к берегу Волги. Казалось, что их победа близка, нужно лишь еще одно дополнительное усилие сделать.

И в ноябре положение советских войск в Сталинграде никак нельзя назвать устойчивым. Начальник Генерального штаба РККА Александр Василевский так оценивал обстановку:

«В то время как наши войска на Сталинградском направлении все свое внимание сосредоточили на подготовку контрнаступления, положение войск в самом Сталинграде продолжало ухудшаться. 11 ноября, после некоторой паузы, противник вновь возобновил ожесточенные атаки против войск 62-й армии В.И. Чуйкова в городе, введя туда части, ранее действовавшие против Донского фронта. К исходу дня ему удалось, несмотря на сопротивление наших войск, занять южную часть завода «Баррикады» и здесь также выйти к Волге. Положение 62-й армии усугублялось начавшимся на Волге ледоставом».

Немцам удалось окружить 138-ю стрелковую дивизию Ивана Людникова, которая сражалась на 700-метровом участке по фронту и 400 метров глубиной. Из 25 лодок с боеприпасами и продовольствием лишь 6 смогли добраться к окруженным, экипажи остальных лодок погибли под немецким огнем.

На таком фоне версия Хрущева о том, что советское командование, готовя контрнаступление, не рассчитывало на полное уничтожение противника в окружении, а добивалось, чтобы немцы ушли из Сталинграда, выглядит достаточно логично.

Но возникает вопрос: насколько соответствует действительности утверждение Никиты Хрущева? Мемуары – чрезвычайно специфический источник информации. Мемуары Хрущева – в особенности. Очень уж своеобразной, чрезвычайно увлекающейся личностью был Никита Сергеевич. Как бы проверить его утверждение? Кто разделяет его точку зрения?

ОБЕСПЕЧЕНИЕ ЛИКВИДАЦИИ ОКРУЖАЕМОГО ВРАГА

Вот что о подготовке сталинградского контрнаступления можно прочитать в мемуарах маршала Жукова:

«13 ноября утром мы были у И.В. Сталина. Он был в хорошем расположении духа и подробно расспрашивал о положении дел под Сталинградом, о ходе подготовки контрнаступления... Касаясь соотношения сил как в качественном, так и в количественном отношении, мы указали, что на участках наших главных ударов (Юго-Западный и Сталинградский фронты) по-прежнему обороняются в основном румынские войска. По данным пленных, общая их боеспособность невысокая. В количественном отношении на этих направлениях мы будем иметь значительное превосходство, если к моменту перехода в наступление немецкое командование не перегруппирует сюда свои резервы. Но пока никаких перегруппировок наша разведка не обнаружила...

Наши части, как и предусмотрено планом, сосредоточиваются в назначенных районах... Нами приняты меры к еще большей скрытности передвижений сил и средств. Задачи фронтов, армий и войсковых соединений отработаны. Взаимодействие всех родов оружия увязано непосредственно на местности. Предусмотренная планом встреча войск ударных группировок Юго-Западного и Сталинградского фронтов отработана с командующими, штабами фронтов армий и тех войск, которые будут выходить в район хутора Советский-Калач. В авиационных армиях подготовка, видимо, будет закончена не раньше 15 ноября».

В мемуарах Жукова нет никаких следов рассуждений в духе «пусть уходят, нам только нужно, чтобы они ушли». Напротив, он подчеркивает, что изначально были проработаны вопросы о создании внешнего и внутреннего колец окружения «для обеспечения ликвидации окружаемого врага».

И Василевский ничего не пишет о «философском» отношении к прорыву окруженных немцев. А уж начальник Генерального штаба был в курсе сталинградских дел: «Руководство подготовкой контрнаступления на местах Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам на Г.К. Жукова, по Сталинградскому – на меня. Через несколько дней я снова был на Сталинградском фронте. Вместе со мной сюда прибыли командующий артиллерией Красной армии генерал-полковник артиллерии Н.Н. Воронов и от Генерального штаба генерал-майор В.Д. Иванов».

В мемуарах других советских военачальников также нет подтверждений версии Хрущева. Речь идет только о недопущении прорыва и об уничтожении войск Паулюса в котле.

Даже гипотетическое бегство командующего войсками 6-й немецкой армии без подчиненных ему войск рассматривалось как нечто недопустимое. Николай Воронов, командующий артиллерией Красной армии, руководивший противовоздушной обороной, вспоминал: «Я очень поздно лег спать и быстро заснул, но внезапно проснулся от тревожной мысли: а что если Паулюс вылетит из «котла» на самолете не с аэродрома, который находится под систематическим обстрелом нашей артиллерии, а со льда Волги? По телефону я приказал, чтобы любой попытавшийся сесть вражеский самолет был бы расстрелян нашей артиллерией с восточного берега Волги. К утру успокоился. Мне доложили, что ночь прошла спокойно и приняты все меры, чтобы не допустить посадки и взлета ни одного вражеского самолета со льда Волги».

То есть даже маловероятный вариант бегства Паулюса рассматривался. Какое там «пусть уходят» относительно его войск.

Так что версия Хрущева выглядит любопытной, но ничем не подтвержденной.