Как союзники Европу делили

Герберт Фейс. Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы. Пер с англ. В. Мухина. М., Центрполиграф, 2022. 351 с.

Контекст взят широкий: положение практически во всех странах Европы, решения Тегерана и Ялты, конференция в Сан-Франциско, заложившая принципы ООН... Но в центре все-таки Потсдам – берлинский пригород, где в июле-августе 1945-го «большая тройка» решала участь стран и народов.

Иосиф Сталин в Потсдаме выступал с сильной позиции. Конференция проходила на его территории, в советской зоне оккупации. Американцы были заинтересованы в сотрудничестве с Советским Союзом, чтобы добить ненавистную Японию – особенно на суше; британцы тут мало чем могли помочь. Советские войска уже заняли пол-Европы, и было понятно, что распоряжаться на этих землях Сталин никому не позволит.

Гарри Трумэн стал президентом совсем недавно, в апреле, после кончины Рузвельта. Опыта переговоров на таком уровне у него не было. Помогала природная американская самоуверенность, хотя в основном он ориентировался на позицию покойного Рузвельта и договоренности, достигнутые в Ялте.

К тому же в рукаве у Трумэна был сильный козырь: как раз в дни конференции на полигоне Аламгордо прошло первое успешное испытание атомной бомбы. Трумэн сообщил Сталину в кулуарах, что у Америки появилось сверхмощное оружие. Тот поздравил союзника и выразил надежду, что оно поможет победить японцев, но большого интереса не проявил; Трумэн был несколько разочарован.

Позиция Уинстона Черчилля была самой слабой. Он даже не был уверен, что останется британским премьер-министром до конца конференции: на родине у него как раз проходили выборы (и как в воду глядел). Но Черчилль по привычке ерепенился, пытался ревизовать Ялтинские соглашения, произносил длинные тирады по разным поводам – хотя в итоге обыкновенно присоединялся к американской позиции.

В общем, как в басне: «Тут бедный Фока мой/ Тихохонько медведя толк ногой,/ Скорей без памяти домой/ И с той поры к медведю ни ногой».

Французского лидера генерала де Голля в Потсдам не позвали. Герберт Фейс считает, что правильно сделали: иначе договориться было бы еще трудней. Французам выделили оккупационную зону – но за счет британской и американской. Когда же речь зашла об участии Франции в комиссии по репарациям, Сталин заметил: тогда стоит позвать также поляков и югославов – они воевали никак не хуже французов, а страны их претерпели никак не меньший ущерб. После этого вопрос отпал сам собою.

Сталин и Молотов были многоопытными дипломатами и искусными переговорщиками. Но их западные партнеры тоже умели упереться – и ни с места.

Например, на конференции долго обсуждали тему проливов – Босфора и Дарданелл, запиравших проход в Черное море. Сталин хотел упразднить конвенцию Монтрё, регулировавшую судоходство в проливах с 1936 года, и поставить на Босфоре советскую военную базу – дескать, Турция слаба и ничего обеспечить своими силами не может. Трумэн и Черчилль считали, что никакой базы не нужно, свободную навигацию могут гарантировать державы-победительницы без всяких дополнительных условий. Тогда Молотов заметил: если это такое хорошее решение, почему бы не распространить его на Суэцкий канал?

Это была блестящая реплика – из тех, что сразу входят в историю. Однако решить вопрос она не помогла. Проливы, о которых вожделенно мечтали многие поколения российских политиков, остались под контролем Турции. Конвенция Монтрё действует до сих пор.

Другие свои решения Сталин сумел продавить. Например, о западной границе Польши, отторгнувшей у побежденных немцев Силезию и порты Восточной Пруссии. С одной стороны – зачем, казалось бы, таскать каштаны из огня для неблагодарных поляков? С другой стороны, эти территории остаются камнем преткновения в отношениях Германии и Польши и сегодня.