Игорь Шумейко
Царь Петр Алексеевич развивал судостроение и посредством сильного флота хотел пробить «окно в Европу».
Валентин Серов. Петр I. 1907 г.
Русских царей революционные демократы часто сравнивали с фараонами, подчеркивая их самовластье и капризы (пирамиды долгое время были примером «бесцельности рабского труда»). Царя Петра я бы сравнил с фараоном Хеопсом – по величине возведенной над его могилой «пирамиды критики». С разных, порой противоположных теоретических позиций критиковали Петра славянофилы, советские историки школы Покровского. И даже безо всяких теоретических баз особо яростно проклинали его Иван Солоневич и нынешние авторы вроде Андрея Буровского (провозгласив, что «деятельность Петра – лишь имитация деятельности государственного человека», Буровский проводит «психиатрическое обследование» Петра с предсказуемым результатом).
Но в краткий промежуток, когда школа Михаила Покровского была уже развенчана в СССР, а Николай Карамзин и Сергей Соловьев еще не реабилитированы, суровое слово было донесено до школьных программ: «Допетровская Россия стояла на грани потери государственной независимости».
Впрочем, в критической «хеопсовой пирамиде» на тезис «Петр решил проблему сохранения суверенитета России» можно найти отповедь на любой вкус – вплоть до
«нет, не решил» (Солоневич) или «и проблемы такой не было» (славянофилы).
Предмет очерка: реальность угрозы утраты независимости. Без ее признания картины петровских репрессий оказались бы совсем бессмысленными и безрадостными. Народ, покорно склонившийся перед жестокостью царя, стоило бы считать толпой жалких рабов.
ЕВРОПА – АЗИЯ
Об удивительном факте появлении в Европе полков «нового строя», удесятеривших свою боеспособность относительно традиционных армий, в России узнали во второй половине XVI века. И модернизация армии стала главной целью, почти наваждением последующих русских правительств.
Поверхностная ошибка: списывать преимущество новых европейских армий на превосходство в вооружении. Русский посланник в Китае Николай Спафарий в книге «Какая природа китайцов и каковы природные их обычаи и к чему наипаче склонны» (1678) пишет: «Что в древних книгах писал Аристотель про асиадцких народов, что асиадцкие разумнее суть европейских народов, а европейские народы в воинских делех гораздо храбрейшии суть нежели асиадцкие. Также ныне же суть речи и про китайцов, который есть народ асиадцкой… В делех воинских китайцы пред европейскими, будто жены противо мужей. А что в разуме гораздо превосходят, потому что зело востроумны».
Первое достоверно описанное столкновение европейской и азиатской армий: битва при Марафоне, ясное утро европейской цивилизации. Держа в руках практически одно и тоже оружие, 11 тыс. греков побеждают 60 тыс. персов.
Далее самый знаменитый из учеников Аристотеля закрепляет пропорцию: при Иссе Александр Великий с 35 тыс. войска громит Дария с 120 тыс. (причем лучше всех в персидском войске воюют греческие наемники).
В битве при Гавгамелах 47 тыс. греко-македонцев Александра противостояла персидская армия, количеством уходящая к азиатской неопределенности, почти к абсурду: Арриан насчитал у Дария миллион человек пехоты, 40 тыс. конницы, 200 колесниц, 15 слонов.
Но график европейско-азиатского военного противостояния отнюдь не прямая линия. Перевес, достигнутый греками и римлянами, нивелировался до равенства в период Крестовых походов. Затем дисциплина и технологичность снова вывели Европу в отрыв. Порох, как известно, изобрели китайцы. Что они использовали его лишь для фейерверков – популярное заблуждение. В китайских, а затем в монгольских армиях использовались огневые копья (ружья), гранаты, боевые ракеты. Но начиная с века колонизаций преимущество европейцев вернулось к временам Александра и Аристотеля.
И речь не об антропологии. Из Египетской кампании Наполеон вынес недооцененное (заслоненное его европейскими походами) наблюдение: «Один француз в изолированной схватке всегда проигрывал одному мамелюку. Пятеро французов пяти мамелюкам – никогда. 20 французов (взвод) – легко побеждали 40–60 мамелюков. 100 французов (рота) – всегда побеждали 500–600 мамелюков». И в битве при пирамидах (1799) 20 тыс. французов легко громят 60 тыс. мамелюков.
В чем суть этой лестницы сопоставлений: «отдельно взятый» мамелюк, дальний социальный родственник янычара, подобно ему с детства обучен стрелять и махать ятаганом. Вся его жизнь – боевая, но азиатская, индивидуальная тренировка. Француз же – крестьянин, городской пролетарий, санкюлот – взял в руки оружие в возрасте, когда его противник уже лет 10–15 отмахал ятаганом. Но организация, дисциплина, тактика – это и есть победительный «новый строй».
БОГАТЫРЬ ПРОТИВ МАШИНЫ
Часто повторяют: Европа раскрывает человеческие индивидуальности, Азия их нивелирует. Но вот парадокс. В сражениях именно азиаты оставались людьми с их человеческими слабостями, а европейцы делались машиной, единым механизмом. Македонская фаланга – неуязвимая машина. Сражения против многократно больших толп фаланга нередко завершала, не потеряв ни одного человека. И никакого технического превосходства в вооружении: те же самые копья, мечи, щиты.
Давно заостряя сей тезис, на одной конференции я получил ответ знатока: македонские сариссы (копья) были-де длиннее персидских, до 6 м. Выставленные сквозь ряды, они умножали силу удара первой шеренги... Но это и есть подтверждение моего довода: никакого технологического отрыва! Выстругать, приладить шестиметровые древки к своим копьям персы могли за день. Но обрести психологическую устойчивость, выучиться слушать и выполнять команды, ходить фалангой (там был набор сложных перестроений) азиаты не смогли и за сотни лет. Азиат на поле боя оставался человеком. А дисциплина и машинная муштра европейского солдата вывела за скобки вопрос его личной храбрости или трусости.
Подавляющий технический отрыв Европы – это лишь вторая треть XIX века: нарезные скорострельные ружья, пушки, бронированные пароходы, пулеметы. Картина сражений радикально меняется: англичанин, спокойно лежащий у пулемета перед растущей горой тел восставших суданцев с копьями и ружьями в руках.
Но возможно, и та картинка не последняя в калейдоскопе военной истории. Следующая до конца еще не проявлена. Но если окажется, что за научный прогресс, давший авиацию, танки, ядерное оружие Запад заплатил полной потерей религии (вопрос, до конца не ясный), следующая картинка может быть печальной для «белого человека». Если рухнут те «социальные технологии», что важнее технических новинок, если в безрелигиозном обществе будет утрачен импульс к дисциплине и самоограничению, то картинка может вдруг напомнить и уэллсовскую «Войну миров»: студенистый марсианский командир всемогущего, с лазерами и химоружием, самоходного треножника беспомощно валится из-за пульта управления, сраженный легкой «инфлюэнцей».
НАМЕК РОССИЯНАМ
Были примеры и еще более актуальные. Прямой намек России – знаменитая битва при Плесси, покорение Индии (1757). У англичан Клайва 910 солдат + 2 тыс. обученных сипаев, восемь пушек. У индийцев Сирадж-уд-Дауда 50 тыс. солдат и 50 пушек. Итог: разгром индийцев, деморализация, раскол правящей элиты, общая внутренняя смута. И 200 лет английского господства над Индией.
Но изначальные пропорции сил – это еще не все. Важнейший показатель – потери. В битве, решившей участь Индии, индийцы потеряли 500 человек на поле боя и всю остальную армию – в процессе преследования. Англичане потеряли семь своих солдат и 16 сипаев. Это базис, необходимое условие колонизации Индии. Будь потери сторон хоть отчасти сопоставимы, могла бы Британия покорить удаленную страну, двадцатикратно превосходящую ее населением?
РЕКОРД РОМАНОВЫХ
Итоги первых двух веков правления династии Романовых: Россия с предпоследнего места вышла в Европе на первое.
Когда едва не погибшая в Смуте Россия во главе с первым Романовым, Михаилом Федоровичем, только отползала от края пропасти, в Европе шла Тридцатилетняя война (1618–1648). Особенность ее не только в тотальности (Германия и Чехия потеряли до 3/4 населения). Столь ужаснувшая всех война и закончилась по-особому: Вестфальский мир впервые утвердил понятие государственного суверенитета (ранее субъектами считались монархи, династии). С точки зрения международного права мы до сих пор живем в Вестфальской системе (иногда уточняют: Версальская (1918) и Ялтинская (1945) системы международных отношений – модификации Вестфальской системы).
Россия в ту пору платила Швеции (территориями, поставками по льготным ценам хлеба и селитры) за защиту от Польши. И хотя поляки потерпели в Тридцатилетней войне крупное поражение, Россия умудрилась проиграть проигравшим: в ходе войны с поляками за Смоленск (1632–1634) русская армия практически исчезла, главнокомандующий князь Михаил Шеин – судим и казнен.
Непосредственное отношение к «рекорду Романовых» имеет та часть Вестфальского трактата, где Европа впервые в истории была кодифицирована. Страны – обладатели новопризнанного «государственного суверенитета» были учтены и записаны в порядке убывания международного влияния и силы. То был первый европейский рейтинг, причем составленный не журналистами или «экспертным сообществом», а самими государствами, армиями.
И в еврорейтинге 1648 года Россия стояла на предпоследнем месте. Последним шло княжество Трансильвания, родина знаменитого князя Дракулы.
А второй точкой замера можно считать Венский конгресс 1814 года, где европейское первенство России бесспорно. И главное средство достижения этого рекорда – новая петровская армия.
Полки «иноземного строя» – предмет вожделения русских правительств с конца XVI века. Карамзин пишет о победе войск Бориса Годунова над армией Самозванца при Добрыничах: «Борис затрепетал от радости; велел петь благодарственные молебны, звонить в колокола, представить народу трофеи...» Но сторонники Самозванца уверяли его, что «россияне шли на него только принужденно, с неизъяснимою боязнию… что они победили случайно и не устояли бы без слепого остервенения немцев».
Иностранные наемники становились не только защитой от внешних угроз, но и фактором внутренней политики. Наступал «бунташный век», в котором твердость, дисциплина и боеспособность «немцев» была очевидной. Вскоре дошло до оплаты частями российской территории шведам за защиту против поляков.
Автор Петровской эпохи Иван Посошков писал о старой армии: «У пехоты ружье было плохо и владеть им не умели, боронились ручным боем, копьями и бердышами… и на боях меняли своих голов по три, по четыре на одну неприятельскую голову».
|
|
Памятник первому российскому императору в Кронштадте. Фото Владимира Карнозова |
Для чего мы вспомнили шестиметровые македонские копья, поможет понять цитата из историка Арнольда Тойнби:
«Начиная с XVII века на Западе происходил непрерывный прогресс технологии, развитие которой представляло вызов остальному большинству человечества. У него не было другого выбора, кроме освоения западной технологии или подчинения державам, владевшим ею. Россия, столкнувшись с такой проблемой, первая решила сохранить свою независимость, приняв широкую программу технологического преобразования на западный лад… Пионером решения задачи был Петр Великий. Счастье России, что Петр оказался прирожденным технократом, который обладал диктаторской властью московского царя».
Сделаем уточнение: «западные технологии» – не столько достижения оружейников, сколько социальные технологии: дисциплина, строй, тактика. Это ответ двухсотлетнему плачу славянофилов: «Ну закупил бы Петр западное оружие, даже нанял бы военспецов, но зачем же ломать уклад русской жизни, психологию?»
Понять всю пропасть между двумя культурами поможет выразительная деталь. По новому военному уставу Петра, офицер в бою должен заколоть своего солдата, самовольно закричавшего «ура!» Не «караул! бежим!», а «ура!» И то и другое с точки зрения строгой военной целесообразности – просто вопль, мешающий другим солдатам расслышать слова команд. Полное молчание – идеальная требуемая реакция. Только в момент, когда офицер крикнет «ура!», солдаты обязаны разом подхватить его клич.
Тут есть железная логика, понятная, например, театральному режиссеру: долго сдерживаемая эмоция, получив выход на фоне тишины, а не «птичьего базара», действует сильнее. И психолог подтвердит: самовольным «ура!» кто-то заглушает свой страх, и соседям по строю это понятно, а страх бывает заразителен.
Столько оправданий приходится собирать указам и уставам Петра, бессмысленному, по мнению славянофилов, «мучительству россиян». Между тем, действуя по петровскому уставу, хоть и через 11 лет после кончины царя, новая русская армия взяла штурмом Бахчисарай, столицу крымцев, от набегов которых старая армия отсиживалась за стенами Москвы, а страна теряла по 200 тыс. «полона».
В сражении при Асландузе (1809) генерал Петр Котляревский разбил пятнадцатикратно превосходящих русское войско персов, имевших английские ружья и артиллерию. 100 с лишним лет грузины, спасенные в той битве как нация, любовались в Тифлисе на выставленные трофейные пушки с английскими надписями: «От Короля – Шахиншаху».
Показатель пропорции потерь новой русской армией тоже достигнут: примерно 1:40. Фельдмаршал Румянцев в битве при Кагуле потерял 353 человека убитыми. Турки – 3000 убитыми, 5000 пленными, и при преследовании еще 7300.
КРИТИКА НА ГРАНИ ФАНТАСТИКИ
Стоит предъявить метод Ивана Солоневича, наиболее талантливого из критиков Петра. Он пишет в книге «Народная монархия»:
«Узнав о приближении восемнадцатилетнего мальчишки Карла с восемью тысячами, Петр повторяет свой испытанный прием: покидает нарвскую армию, как 11 лет тому назад покинул свои потешные войска, а потешных у него по, тем временам бывало до 30 тысяч, София же сконцентрировала против них 300 стрельцов…
Россия разбила Швецию не благодаря Петру, а несмотря на Петра, разбила та старомосковская конница, которую Петр, слава Богу, не успел, в помощь Швеции, разгромить сам. Петр только портил все, что технически можно было портить. История СССР пишет: «Петр преградил путь Левенгаупту при деревне Лесной»… Дорогу Левенгаупту преградил не Петр, а Шереметев. И вовсе не петровскими войсками, а старомосковской «дворянской конницей», той самой, которой, как огня, боялся Карл еще под Нарвой. Эта же старомосковская конница, под командой того же Шереметева уже дважды била шведские войска: под Эрестдорфом в 1701 году, при Гуммельсдорфе в 1702 году. Дворянская конница, никак не загипнотизированная, подобно Петру, шведской непобедимостью, показала всем, в том числе и петровской армии, что и шведов можно бить».
Но есть же подробное описание: «Нарвская операция» («Военный сборник», 1872, № 7). Генерал-майор Андрей Петров, военный историк, которому дела нет до петровско-антипетровских комплексов, спокойно фиксирует: «Главный виновник нарвского разгрома – дворянская конница Шереметева».
И «бессмысленно жестокий» Петр тоже понял причину: виновата низкая боеспособность «старомосковской конницы». И Шереметев при этом не оказался на плахе, как главком растаявшей под Смоленском старой армии боярин Шеин. С 1701 года Шереметев – главнокомандующий в Эстляндии. И насчет его побед все верно. Но комизм вот в чем: Солоневич следит по карте Северной войны за стрелками, видит «Шереметев» – значит: «старомосковская конница», как будто навечно к нему приклеенная.
Но поражение под Нарвой было последним позором той конницы, на следующий год Шереметев получил уже другую армию. А уж солоневичская трактовка битвы при Лесной – верх антипетровского помрачения. Так переврать досконально изученную битву, словно это не леса под Могилевом, а какая-то Атлантида, Гиперборея, земля Туле…
Сражались у Лесной пересчитанные до человека Семеновский, Преображенский, Астраханский пехотные полки и драгуны. Под руководством царя Петра, а не царя Салтана, или царя Гороха. И сражались они не с кентаврами, амазонками и псоглавцами, а с 16 тыс. шведских войск генерала Левенгаупта.
Столь одиозная фантастика, сравнимая с теорией «плоской Земли», практически не опровергается. Это говорит о давней недооценке военного аспекта истории – боевой статистики как лучшего аргумента.
СПАРТАНЦЫ ЦАРИЦЫ СОФЬИ
Но петровская армия не только решила внешнеполитические проблемы России. Существенно недооценена ее роль в обретении внутреннего спокойствия.
Начать можно опять же со славянофильской «плоской Земли» в исполнении Солоневича:
«Потешных у Петра бывало до 30 тысяч, София же сконцентрировала против них 300 стрельцов». Откуда взялись «300 стрельцов Софьи»? Может, из подсознания – «300 спартанцев»?
«Потешных» было строго: два полка, Преображенский и Семеновский, всего 4 тыс. человек. Прямое и непосредственное сравнение их и стрелецкой боеспособности было предъявлено один только раз (сражения между соотечественниками – не тот доказательный пример, который хочется умножать).
Петр находится в Голландии. Стрельцы по давнему обычаю взбунтовались. Далее – архивные выписки Александра Пушкина, материалы к «Истории Петра»:
«Беспокойства усилились. Наконец, четыре полка: Чубаров, Колзаков, Гундемарков и Чернов (по другим известиям, 12 полков), стоявшие в Великих Луках и по границе литовской, свергнув начальников, избрав новых, пошли к Москве, надеясь возмутить и тамошних стрельцов…
Разбитие стрельцов происходило 18-го июня у Воскресенского монастыря. Мятежники не внемля увещеваниям, пошли на войско, состоявшее из 2000 пехоты. Генералы, думая их устрашить, повелели стрелять выше голов… Те закричали, что сам Бог не допускает оружию еретическому вредить православным, и с распущенными знаменами бросились вперед. Их встретили картечью, и они не устояли. 4000 положено на месте и в преследовании. Прочие бросили оружие и просили помилования».
НОЧЬ СТРЕЛЕЦКОГО БУНТА
Да, «Утро стрелецкой казни» – гениальная трагическая картина Василия Сурикова. А что было до этого? Николай Костомаров пишет:
«Стрельцы схватились за оружие, огромная толпа со знаменами и барабанным боем бросилась с криками в Кремль. В Кремле стояло много боярских карет. Стрельцы напали на кучеров, побили их, перерубили лошадям ноги и бросились на дворец. Стрельцы вопили: «Давайте сюда губителей царских. Нарышкиных! Они задушили царевича Ивана Алексеевича!»
Царица Наталья, взяв за руки царевичей Петра и Ивана, в сопровождении патриарха и бояр вышла на Красное крыльцо. Патриарх сошел было с лестницы и стал уговаривать мятежников, но они закричали ему: «Не требуем совета ни от кого; пришло время разобрать, кто нам надобен!»
Мимо патриарха вломились на крыльцо. Долгорукий прикрикнул было на стрельцов – его сбросили с крыльца на расставленные копья, изрубили в куски; бросились на Матвеева. Князь Черкасский стал отбивать Матвеева у стрельцов, повалил его на землю, лег на него, закрыв собою. Стрельцы избили Черкасского, вытащили из-под него Матвеева и сбросили на копья. Первою жертвою во дворце были отставленный стрелецкий начальник Горюшкин и Юренев, которые вздумали было защищать вход во дворец. Но главною целью поисков мятежников были Нарышкины…»
И так целые страницы: «...принявши за того, растерзали этого». Единственное отступление – «урок биологии»:
«Думного дьяка Ларионова рассекли на части, ограбили его дом, нашли у него каракатицу, которую он держал в виде редкости. «Это змея, – кричали стрельцы, – этою змеею он отравил царя Федора». Убили сына Ларионова Василия за то, что знал про змею у отца и не донес.
Другие стрельцы поймали в Кремле князя Григория Ромодановского с сыном Андреем. Истязали старика, рвали ему волосы и бороду. «Помнишь, – кричали, – какие ты нам обиды творил под Чигирином, голодом нас морил, сдал Чигирин туркам изменою».
Бросились в дом князя Юрия Долгорукого извиняться, что убили его сына Михаила. Напились боярского меду и вина и ушли со двора, но за ними вслед побежал холоп князя Долгорукого и донес, что он сказал своей невестке, жене убитого Михаила: «Не плачь, щуку съели, да зубы остались; cкоро придется им сидеть на зубцах Белого и Зeмляного города».
Услышавши это, стрельцы вернулись, схватили больного старика, изрубили, выбросили за ворота на навозную кучу, cверх трупа наложили соленой рыбы и приговаривали: «Ешь, князь! Это тебе за то, что наше добро ел».
Стрелецкое возмущение повлекло за собою другие смуты, взбунтовались боярские холопы. Царевна Софья призвала к себе выборных стрельцов и объявила, что назначает на каждого стрельца по десяти рублей. Эта сумма, независимо от обыкновенного жалованья, идущего стрельцам, будет собрана с крестьян имений церковных и приказных людей. Сверх того стрельцам предоставлено было продавать имущество убитых и сосланных ими лиц. Софья наименовала стрельцов «надворною пехотою», уговаривала более никого не убивать и оставаться спокойными».
Годовое содержание стрельца при Алексее Михайловиче – три-пять рублей. Правда, подразумевалось, что они доберут свое еще «малым бизнесом», для чего получали солидные торговые преференции. Купцы вечно жаловались, что с торгашами-стрельцами трудно конкурировать по причине многих предоставленных тем льгот.
То есть вырванный у царицы Софьи Алексеевны приз за «битву при Кремле 1682 года» был равен двухгодовому стрелецкому содержанию. Абсолютно беспомощные перед внешними противниками, стрельцы присвоили военный бюджет России. О связи трусости и садизма хорошо знают психологи. Право «продажи имуществ убитых» тоже говорит о качестве «старой армии».
ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ
И вот те же самые люди, вытряхнутые из красивых старомосковских мундиров, по-настоящему обученные, стали победителями лучшей в мире армии, которую раньше приходилось нанимать для защиты страны, – шведской армии.
«Те же самые» не только в смысле «те же русские». Это в буквальном смысле те же самые люди. Бывшие стрельцы, кто помоложе, успели после кремлевской оргии и последующей расправы выучиться на солдат, стать героями Полтавы и Гангута.
Работа с таким наследием старомосковской Руси – историческая заслуга Петра Великого. Он не льстил россиянам, но видел их потенциал, их лучшие качества, которым дал раскрыться. Остается только повторить высказывание Арнольда Тойнби: «На Западе происходил непрерывный прогресс технологии, развитие которой представляло вызов остальному большинству человечества... Россия, столкнувшись с такой проблемой, первая решила сохранить свою независимость».
Еще в 1551 году, через 60 лет после покорения Америк на знаменитом Вальядолидском диспуте сторонники Хуана де Сепульведы настаивали на отсутствии у индейцев разума и души («это вообще не потомки нашего Адама»). А предъявляемые оппонентами как доказательства цветущие города ацтеков, инков, майя, считали «построенными по инстинкту, как у муравьев и термитов».
Страшно и представить, за кого бы они приняли сибирских родственников индейцев, живших в чумах, юртах, ярангах!
На карте мира среди колоний и полуколоний вроде Китая оставалась единственная нетронутая геноцидом и работорговлей полоса. Россия Петра исполнила исторический долг и перед двумя сотнями народов севера Евразии.
