Оборотная сторона войны

	Пропускной режим на КПП то и дело меняется, неожиданно ставя беженцев перед уже свершившимся фактом непосредственно на границе.

КОГДА Магомед-Хаджи Аушев из Назрани решил приютить в своем доме 15 семей вынужденных переселенцев из опаленной войной республики, он заботился лишь о том, чтобы несчастные люди были действительно остро нуждающимися. "Объезжал лагеря, искал многодетные и самые бедные семьи", - просто объясняет он свое решение. Магомед-Хаджи Заамович делит свой хлеб со 150 беженцами, бывшими еще недавно жителями трех освобожденных районов и Грозного. Принять и разместить рекордное в небогатой Ингушетии количество обездоленных детей, женщин и стариков помогают два брата - Муса и Ибрагим.

Жилые вагончики в тупиках на станции в Слепцовском образовали новый городской микрорайон.

"НГ" уже писала, что большинство беженцев, их можно назвать в некотором смысле счастливчиками, нашли приют под крышей у сердобольных соседей. На Кавказе считают, что любой сосед ближе дальнего родственника. Для ингушей Чечня - и сосед, и родственник в одном лице. Тем не менее до 30 тыс. наименее защищенных граждан сегодня размещены в пяти эмчээсовских палаточных лагерях и обживают компактные вагончики "а-ля времянка" в железнодорожных тупиках. Им тяжелее всего. Пресловутая гуманитарка, как халва: о ней много говорят, но во рту слаще не становится. И дело вовсе не в том, что помощь не поступает или ее очень мало, а в том, что она нужна не только беженцам. Грузов с продовольствием и теплыми вещами поступает достаточно, чтобы не кормить людей буханкой хлеба в день и не спать в одежде на полу, застланном соломой. Помощь прибывает в том числе и от международных организаций, от содействия которых, ссылаясь на подконтрольность ситуации, старательно дистанцировалась Москва. Голод, холод и их неизменные спутники - болезни стали завсегдатаями в разбитых у федеральной автотрассы палаточных городках. Почти все их жильцы простужены. Передвижная машина Минздрава Ингушетии ежедневно объезжает места расселения беженцев и проводит сплошную флюорографию детей и подростков. Профилактика позволяет выявлять каждый день до 80 носителей опасной инфекции.

	В сплошном потоке людского горя одинокая судьба - как соринка на ветру: не попадет в глаза - не заметишь.

Уставшие мириться с нищетой возвращаются обратно в Ичкерию, где еще можно собрать нехитрый урожай с приусадебных участков. Познавшие лагерную жизнь уже успели оставить об этом воспоминание в виде многозначительной фразы в центре Грозного: "Лучше в раю, чем в Ингушетии". На одной из палаток во временном городке "Слепцовское" детская рука старательно вывела древесным углем: "Камера # 8".

Самые обездоленные навойне, как всегда, - старики и дети.

Картина трагедии выглядит неполной оттого, что до сих пор нет и, очевидно, не будет точных данных о количестве нуждающихся в помощи. Можно смело утверждать, что сегодня ни одна служба не в состоянии назвать истинное число так называемых перемещенных лиц из Чечни. Миграционные службы регистрируют лишь тех, кто обратился к ним в надежде хоть на какую-нибудь помощь. Бегущим от войны уже не выдают соответствующих удостоверений, какие имеют пострадавшие в конфликте трехлетней давности, а проставляют отметки в паспортах. "Иначе не получается, не успеваем за потоком, - разъясняют текущий момент на КПП "Кавказ-1", - видите, какие очереди выстроились с обеих сторон". До последнего времени, несмотря на объявленный санитарный кордон, административная граница с Ингушетией пересекалась не только у КПП. Причем в обоих направлениях. Вкупе все это привело к тому, что контролирующие службы, власти в Магасе и Москве, СМИ называют разные данные о пострадавших, упражняясь в обосновании наличия или отсутствия политически полезной идеи гуманитарной катастрофы в регионе.

	Большинство беженцев взяли с собой только самое необходимое. Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

Вопреки расхожей практике общая для чеченцев и россиян беда не объединила даже самих пострадавших. Напротив, война еще более отдалила людей по национальному признаку. Дагестан, принявший в прошлую кампанию наибольшее число беженцев - до 300 тыс., на сей раз, после подействовавшей на него как холодный душ полуторамесячной войны у себя дома, дал "добро" на пересечение границы лишь беженцам-землякам. Их в самом южном субъекте России сегодня - 4 тыс. плюс "свои" 30 тыс. пострадавших в ходе недавней операции в горах. Остатки некогда 400-тысячной русской общины в Чечне потянулись в Северную Осетию и Ставропольский край. Хотя их здесь всего не более 20 тыс., проблемы у них все те же. Чеченцам двери открыли только в Ингушетии.

	Эти мальчишки не знают, что такое мирная жизнь.

Увы, сколь-нибудь удовлетворенных участием государства в судьбах вынужденных мигрантов среди пострадавших не найти. Похоже, в пылу борьбы ее невольные жертвы, беженцы, только мешают действующим на военном театре лицам своими надеждами на мир и заботами о хлебе насущном.

Назрань-Москва