Выборы на фоне перемен

В ПОСЛЕДНИЕ месяцы общая конфигурация политических сил в России претерпела по меньшей мере две радикальные перетряски, которые изменили не только предполагаемые результаты выборов в Государственную Думу, но и характер эволюции политического режима. Хотя далеко не все тенденции приняли необратимый характер, представляется, что до дня голосования они радикальным образом не изменятся. Его итоги станут, в свою очередь, важнейшим фактором, влияющим на стартовую расстановку сил в президентской кампании.

Произошедшие перемены затронули все уровни российского политического пространства - массовое сознание, элитные слои и политические партии. Главную роль в этих переменах сыграли следующие явления, ключевые для каждого из этих уровней:

- качественный сдвиг приоритетов в общественном сознании;

- восстановление "властного ресурса" государства, выдвинувшего вперед "силовиков" и добившегося концентрации в своих руках "критической массы" финансовых и информационных ресурсов;

- слабость партийно-политических предпочтений, вызвавшая значимые перетоки электоратов в условиях изменившейся обстановки.

Процессы, происходящие в массовом сознании, вряд ли поддаются социологически корректному описанию. Поэтому попытаемся наметить лишь основные вехи перемен.

"Усталость от реформ" давно была присуща большей части общества. Кризис августа 1998 г. усугубил разочарование и разрушил надежды на то, что "инерционное" развитие событий приведет к качественному изменению жизни простого человека. "Боязнь худшего", стремление к "неухудшению" своего материального положения помогли обществу пережить шок августовского кризиса. Но наступившее к осени относительное улучшение экономической ситуации позволило большинству россиян на время забыть о своем кармане. Объективно это открыло (впервые за достаточно длительный срок) возможность для "встряски", выведения общества из состояния социальной апатии.

Почему же террористические акты и начало военных действий в Дагестане и Чечне изменили иерархию общественных тревог? Как свидетельствуют опросы, "личная безопасность" опередила по приоритетности "социальные гарантии" (40% против 28% по октябрьскому опросу ВЦИОМ). "Преступность" и "нестабильность" прочно заняли первые места в списке "раздражителей" (47 и 46% соответственно). В этих условиях информация об эффективных действиях армии сработала как компенсатор страхов. Военные успехи послужили смягчению и другой ключевой установки общественного мнения - представления об утрате Россией статуса великой державы. За этим представлением кроется сложный комплекс фобий: травма от "распада империи", усталость от неэффективной власти, постоянное раздражение от все новых свидетельств зависимости страны от Запада, проявляющейся и в унизительном торге с МВФ, и в бессилии повлиять на ситуацию вокруг Косово, и, разумеется, в застарелой "чеченской болячке". Июньский марш наших десантников на Приштину сработал как "болеутолитель", который на какое-то время снял боль, но не мог излечить саму болезнь слабости государства.

Когда война в Чечне воспринимается как справедливая (в отличие от 1994 г. на сей раз "на нас напали"), когда действия военных преподносятся как эффективные, когда команды военным отдает энергичный и решительный премьер-министр, когда опостылевший Запад пытается критиковать Россию - на глазах возникает эффект "сплочения вокруг флага". Сегодня в России имеют место все основные проявления этого явления:

- возникает чувство общего (для всей нации) врага. Интересно, что в данном случае "врагом" становятся как "злые чечены", так и Запад, - во всяком случае, последнему (по мнению россиян) нужно "давать отпор", не допуская диктата в отношении того, что мы делаем в нашей Чечне;

- все значимые политические силы (вне зависимости от своего реального отношения к войне) лишаются возможности идти против преобладающих в обществе настроений и, как следствие, критиковать правительство не только по темам этой войны, но и по общеполитическим вопросам. Разногласия или конфликты между властью и оппозицией смазываются, откладываются до "мирного времени" или уводятся из публичного пространства в кулуары (что, разумеется, крайне невыгодно для партий, ведущих избирательную кампанию). Соответственно утрачивают актуальность все темы, популярные еще недавно (в том числе коррупционные скандалы);

- появляется фигура "военного вождя", которому фактически "все дозволено", который удерживается в центре общественного внимания и которому прощают (или не замечают) неудачи во всем, что не связано непосредственно с войной. Парадокс российской ситуации состоит в том, что такой фигурой оказался не глава государства и верховный главнокомандующий, а премьер-министр;

- военные успехи поднимают самооценку у многих россиян, гордость и уважение к армии становятся заменителем чувства общности и патриотизма, и это чувство "пересиливает" застарелые социальные и идейные расколы и апатию. От действий военных 24% россиян испытывают однозначно позитивные чувства (восхищение, удовлетворение) и 55% - тревогу, которая также оказывается сплачивающим фактором;

- волна "головокружения от успехов" оказывается сильнее, чем рациональные размышления о перспективах развития военной обстановки. Как показывают опросы, почти половина россиян (42%) предполагает, что повторится сценарий "первой чеченской войны", т.е. она станет затяжной, чреватой большими потерями или даже военным поражением, - число оптимистов ограничивается одной третью населения. Характерно, что соотношение "оптимистов" и "пессимистов" в электоратах Путина и его основных конкурентов различается всего на несколько пунктов (самый "пессимистичный" - электорат Примакова). Однако скепсис не отменяет поддержки действий правительства и армии по эскалации военных действий. Эта волна столь высока, что можно предположить наличие у Путина и военных изрядного "запаса прочности", т.е. что в случае неблагоприятного развития обстановки в Чечне общество какое-то время не откажет им в поддержке.

Складывается парадоксальная ситуация: государство в России остается слабым; перспективы войны в Чечне по меньшей мере неясны; в повседневной жизни людей не произошло радикальной перемены к лучшему - и тем не менее благодаря эффекту "сплочения вокруг флага" возникает (повторим, впервые за многие годы) иллюзия "эффективной власти". "Военный вождь" становится не просто популярным политиком, но лидером "партии власти", почти гарантированным победителем президентских выборов.

Причины нынешнего лавинообразного роста поддержки курса "сильной руки" объясняются совпадением целого ряда факторов:

- "сильная рука" принадлежит самому государству - премьеру и армии, действующим с одобрения уходящего президента, т.е. это легитимное насилие;

- масштабной операции предшествовал совершенно реальный испуг - от взрывов в Москве и атаки боевиков в Дагестане. К тому же более умелые действия военных дали реальную почву для гордости за свою армию;

- вся операция воспринимается (может быть, подсознательно) как обновление - старая власть истратила кредит общественного доверия и сама заявила о своем уходе, а операция проводится новым лицом, причем в условиях, когда уже некуда отступать (Чечня отвергла курс "ни войны, ни мира", Запад более не считается с Россией).

Разумеется, "социальный контракт" общества с властью не может бесконечно долго опираться лишь на военный фактор. В среднесрочной перспективе команде Путина придется демонстрировать эффективность и на "мирном фронте", одновременно воздерживаясь от авантюр на Кавказе. Если такая линия будет выдержана, волны "патриотических настроений" вполне может хватить до президентских выборов.

Летом 1999 г. в российской политической элите сложились две группировки, которые могли претендовать на проведение своего ставленника в президенты на предстоящих выборах.

"Партия Ельцина", которую с недавних пор все чаще называют Семьей, казалось, полностью утратила партийно-политический ресурс. У нее не было ни своей партии, ни своего кандидата на президентских выборах - Николай Аксененко был органически непригоден для публичной политики, а у Сергея Степашина рост популярности явно отставал от темпов раскрутки Евгения Примакова и Юрия Лужкова.

"Кадровая революция", протекавшая после назначения Степашина, оказала на "кремлевскую партию" противоречивое воздействие. С одной стороны, полностью союзной Кремлю осталась только одна финансовая группировка - Березовского-Абрамовича. Остальные "олигархи" либо оказались на обочине, либо перешли в почти открытую оппозицию. Однако благодаря этой операции удалось добиться большей гомогенности команды, ключевыми игроками которой (помимо вышеупомянутых) стали Александр Волошин, Владимир Путин, Валентин Юмашев и Татьяна Дьяченко. Почти прекратились внутренние трения и конфликты между администрацией президента и правительством, между разными группировками в окружении главы государства.

Проиграв июльский раунд поднимающейся группе "Отечество - Вся Россия", "кремлевская команда" сумела к концу лета решить две задачи - собрать под своим контролем значительные властные, финансово-экономические и информационные ресурсы и поставить во главе правительства консенсусного кандидата в президенты.

Спустя 100 дней после назначения готовность и самого Бориса Ельцина, и Семьи сделать "преемником" именно Путина лишь окрепла. Путин не просто показал себя эффективным премьером - он решает (во всяком случае, в представлении президента) застарелые проблемы, которые самому Ельцину "не давались": Чечня "усмиряется", Дума не смеет нападать на режим, губернаторы не решаются на "фронду", нация консолидируется, основные конкуренты слабеют. Можно сказать, что реально "преемником" Путин становится лишь сейчас, а не 9 августа, когда его так впервые назвали.

Успешными оказываются и действия "кремлевской команды" по консолидации финансово-экономических ресурсов. "Газпром" и "ЛУКОЙЛ" почти нейтрализованы как политические игроки. Медиа-империя Гусинского вынуждена перейти к обороне. Остальные "олигархи" ищут союза с Путиным. Косвенным, но очень важным показателем успеха этой стратегии является и очевидная ограниченность финансовых средств у большинства "респектабельных" участников избирательной кампании.

Достижения "кремлевской команды" нельзя абсолютизировать. И "военный фактор", и альянсы "олигархов" - весьма неустойчивые опоры для партии власти в условиях президентской кампании. К тому же на выборы в Думу все эти факторы имеют ограниченное влияние: "Медведь" лишь косвенно ассоциируется с фигурой премьера; ослабление ОВР даст относительное преимущество Компартии, но не сделает Думу "пропрезидентской". Однако нельзя отрицать главного: команда Ельцина выбрала стратегию, нашла кандидата на президентские выборы и располагает ресурсами и решимостью для проведения этой стратегии в жизнь.

Вторая группировка, претендовавшая на победу на президентских выборах, связана с лагерем "Отечество - Вся России". Значительная часть российской политической элиты видела в "примаковском" блоке "Отечество - Вся Россия" новую партию власти, способную возглавить страну в послеельцинский период. Основными элементами "примаковской" коалиции были:

- сам Примаков - не просто лидер блока, но его "знамя" и главная "скрепа": как вероятный будущий президент он виртуально "одолжил" блоку свой личный образ крупного политика, "государственника", лидера, при котором "хуже не будет". Именно масштаб его фигуры позволил региональным лидерам объединиться с Лужковым - признать превосходство над собой московского градоначальника и "двинуть" его в президенты губернаторы бы вряд ли решились;

- движение "Отечество" Лужкова (около 10 губернаторов, ряд политических организаций и отдельных "знаковых" политических фигур, вошедших в клиентелу московского мэра);

- движение "Вся Россия" (полтора десятка глав регионов, в том числе таких влиятельных, как Владимир Яковлев, Минтимер Шаймиев, Муртаза Рахимов);

- Аграрная партия России, точнее говоря, ее "лапшинская" часть (Михаил Лапшин, Геннадий Кулик, Виктор Семенов);

- ряд влиятельных бизнес-структур (в частности, компания "ЛУКОЙЛ", поддерживавшая движение "Вся Россия", и группировки, связанные с московским правительством).

Формально "примаковская" коалиция продолжает сохраняться практически в неизменном составе. Выбытие из нее нескольких мелких партий и кандидатов не имело большого значения для фаворита избирательной гонки. Однако симптомы кризиса проявляются в этой коалиции все сильнее и сильнее. Причины его также носят многоплановый характер.

Во-первых, рыхлая коалиция ОВР держалась исключительно на "предвкушении победы", ожидании утверждения на поле "партии власти", которое казалось пустым. Возрождение "сертифицированной" партии власти во главе с Путиным подорвало такой статус, породило у многих элитных фигур сомнения в правильности своей ставки.

Во-вторых, видимо, серьезной ошибкой стратегов ОВР было раскручивание конфронтации с Кремлем и лично президентом. Когда выяснилось, что Кремль располагает достаточными ресурсами для отпора такому чисто виртуальному "наскоку", имеет преимущество в информационном пространстве и жестко контролирует силовые структуры, обнаружились крайне опасные для ОВР явления. Прежде всего сами лидеры оказались психологически не готовы к борьбе. Их реакция на действия Кремля была сумбурной, изобиловала грубыми пропагандистскими ошибками. В этом проявилось радикальное отличие "старо-новой" элиты, составляющей большинство в руководстве ОВР, от ключевых фигур кремлевской команды, "загнанных в угол" и потому готовых к максимально жестким действиям ради сохранения своих позиций во власти. Кроме того, такие ключевые элементы коалиции ОВР, как губернаторы и крупный бизнес, ситуация непримиримого противостояния не устраивала по определению. И те и другие слишком зависимы от государства в своей повседневной деятельности, чтобы существовать в условиях лобовой конфронтации. В итоге одновременно стали размываться и публичная популярность, и твердость элитной коалиции, сложившейся вокруг фигур Примакова и Лужкова.

В-третьих, изменение "повестки дня" общественного мнения помешало "инерционной" избирательной стратегии ОВР. В условиях войны его лидерам оказалось просто нечего сказать своим сторонникам. Рыхлый, собравшийся "под Примакова" или "под Лужкова" электорат так и не смогли закрепить, привлечь убедительной предвыборной платформой. Массированная кампания атак, направленных непосредственно против Лужкова и Примакова, довершила этот процесс. Стагнация их рейтингов перешла в постепенное, но неуклонное сползание вниз.

Пока на поверхность вышли только частные проявления кризиса ОВР:

- от коалиции фактически отошел один из ее основных спонсоров - компания "ЛУКОЙЛ", которая, по некоторым данным, намерена финансировать проправительственное избирательное объединение "Медведь";

- начали проявляться разногласия среди аграриев;

- самое главное, начались колебания в региональной элите. Так, губернатор Ярославской области Анатолий Лисицын высказался о возможности поддержки кандидатуры Путина на президентских выборах, президент Татарии Минтимер Шаймиев заявил о возможности сотрудничества с "Единством", а президент Башкирии Муртаза Рахимов после короткой встречи с Путиным снял запрет на трансляцию в Башкирии откровенно антиовээровских аналитических телепрограмм Сергея Доренко и Николая Сванидзе. Такое положение не означает, что сразу же начнется повальное дезертирство региональных элит из ОВР, тем более что Путин не принимает участия в парламентских выборах, а к Сергею Шойгу большинство влиятельных "регионалов" относится пока сдержанно. До парламентских выборов более вероятно не дезертирство губернаторов, а диверсификация их позиции. Скорее всего, губернаторы будут действовать традиционными для них в подобных случаях кулуарными методами: "тихо" поддерживать некоторых кандидатов-одномандатников от "Единства", столь же "тихо" снижать интенсивность общей поддержки ОВР и т.п.

Таким образом, значительная часть "примаковской" коалиции утратила веру в победу своего лидера (о Лужкове как "запасном" кандидате в президенты сейчас говорить не приходится - его рейтинг упал до критически низких оценок). Более того, сами лидеры этой коалиции в последнее время предприняли ряд шагов для того, чтобы договориться с Путиным, а Примаков даже назвал нынешнего премьера достойным кандидатом на пост президента и солидаризировался с его чеченской политикой.

Как отмечалось выше, изменения и в общественном мнении, и во властной элите оказывают лишь косвенное воздействие на шансы политических партий. Налицо не очень значительное в количественных показателях перераспределение голосов - ОВР теряет избирателя, а "Медведь" набирает очки. Однако такое перераспределение приводит к принципиально иному раскладу сил в Думе и иному сценарию перехода от парламентских к президентским выборам.

Коммунистическая партия фактически оказывается в выигрыше от происходящих перемен. Коммунисты располагают самой устойчивой субкультурой и самым лояльным электоратом. Лишь минимальная часть этого электората симпатизирует Путину как кандидату в президенты. Используя традиционные методы работы со своими сторонниками, коммунисты могут надеяться "выбрать" по максимуму свое электоральное поле и получить от 25 до 30% голосов за список.

Наилучшими (по сравнению с другими партиями) представляются шансы коммунистов и в одномандатных округах. По разным оценкам, они могут выиграть от 40 (это минимальный уровень) до 65 мандатов, плюс не менее 20 округов отойдут к близким к ним независимым или кандидатам от других левых партий (ДПА, "харитоновские" аграрии). Всего же левые будут иметь несколько меньше голосов, чем в нынешней Думе (140-160), но останутся крупнейшим "полюсом притяжения".

"Отечество - Вся Россия" опустилось в рейтингах ниже 10% (8% по данным начала декабря). Фактически это близко к исходному рейтингу лужковского "Отечества" на момент прихода в него Примакова. Список, еще недавно споривший за первенство с КПРФ, сегодня уже отстает от "Медведя" и по показателям близок к занимающему четвертое место "ЯБЛОКУ".

В одномандатных округах ОВР имеет внушительный список серьезных кандидатов, но все же, по экспертным оценкам, уступает коммунистам в вероятном числе побед - от 25 до 40. Фракция ОВР не утратила шансов на то, чтобы стать второй по численности (порядка 70 мандатов), но не просто отстающей от КПРФ, а почти равной "Единству". Скромный результат ОВР будет воспринят политическим сообществом как неудача, если не поражение, а потому фракция ОВР не будет привлекательна для независимых, и благодаря "примыканию" независимых "Медведь" может опередить ОВР по размеру фракции.

"ЯБЛОКО" решилось на достаточно рискованный с точки зрения стратегии избирательной кампании шаг - выступило (хотя в достаточно осторожной форме) за ограничение масштаба военной операции в Чечне. Пока роль партии мира не принесла "ЯБЛОКУ" электоральных дивидендов. Его рейтинг близок к минимальным за весь предвыборный период значениям; к тому же такая позиция сделала "ЯБЛОКО" уязвимым для критики со стороны своего ближайшего конкурента - "Союза правых сил". Парадоксальным образом конкуренция за традиционного демократического избирателя между партиями Явлинского и Гайдара-Чубайса разворачивается по привычной линии: за или против политики Кремля. Партийно-парламентский опыт "ЯБЛОКА" позволил ему подготовить неплохой список одномандатников: эксперты предполагают победу "яблочников" в 10-15 округах. Если "ЯБЛОКУ" удастся провести свою кампанию достаточно эффективно, оно сможет завоевать около 40 мандатов в Думе.

"Медведь" ("Единство"): проправительственный блок во главе с Шойгу неожиданно для многих вышел к началу декабря на второе место в соревновании между партийными списками. Можно выделить три основных "фактора успеха" этого "новообразования", лишенного какой-либо партийной базы. Главный из них - "отсвет" популярности премьера Путина. Ассоциация с эффективной властью, подкрепленная личным заявлением премьера в поддержку этого списка, позволила "Медведю" совершить резкий скачок вверх. Второй фактор - обеспеченность финансовыми и информационными ресурсами. Именно этот список имеет сегодня явное преимущество в телеэфире. Третий фактор - "нигилистическая кампания": политические и конституционные "инициативы" лидеров этого блока (лишение гражданства за неучастие в выборах, отмена выборов по спискам, введение поста "главы администрации Москвы из числа сенаторов" и т.п.) кажутся несерьезными и нереалистичными. Однако все такие идеи либо косвенно подрывают авторитет Думы и партий как институтов, либо работают в резонанс с другими критиками ОВР.

Хотя блок изначально задумывался как сила, ослабляющая ОВР, он, скорее всего, сможет решить и другую задачу - создать в Думе большую "прокремлевскую фракцию". В одномандатных округах, правда, "Медведь" наберет менее десяти мандатов (т.е. в сумме фракция будет иметь 60-70 мест), зато "кремлевская фракция" будет весьма популярна у центристов-одномандатников некоммунистической ориентации, которые могут примкнуть к ней в немалых количествах.

"Союз правых сил" вплотную подошел к 5-процентному барьеру. Просматриваются две причины такого роста. Главной стала своевременная ставка лидеров правых на поддержку действий правительства в Чечне. Хотя и по неожиданной для себя теме, но они нашли убедительный аргумент для того, чтобы от оппозиции Кремлю перейти к гораздо более комфортной для себя роли его союзников. Опасения, что "правозащитный" компонент традиционного гайдаровского электората отвернется от своих лидеров, пока не оправдываются. Вторая причина подъема СПС - довольно грамотная и обеспеченная ресурсами избирательная кампания: правильно найдены темы, адресные аудитории, носители. Вряд ли сбудется прогноз Анатолия Чубайса (сделанный в теледебатах с Григорием Явлинским 25 ноября), что "правые" догонят "ЯБЛОКО", но шанс пройти в парламент и сформировать фракцию у них вполне реальный. Своих одномандатников СПС проведет не слишком много (5-7), но не исключено присоединение к ним части "либеральных" одномандатников - как независимых, так и прошедших под флагом НДР.

"Блок Жириновского", несмотря на преследующие его конфликты с Центризбиркомом, продолжает оставаться в числе "полупроходных" партий. Рейтинг на уровне 3-4% при наличии электорального ядра дает надежду получить проходной балл в реальном голосовании. Ввиду снятия дилеммы "ЛДПР-Блок Жириновского" последнему, вполне возможно, удастся создать в следующей Думе минимальную по размеру фракцию. Правда, успех в одномандатных округах, как и в 1995 г., ожидает лишь отдельных кандидатов этого блока.