Зубрить, долбить и "разводить клопов"

К КАТЕГОРИИ своеобразных "условных" языков относил Бодуэн де Куртена язык студентов, гимназистов, семинаристов, институток и т.д. Перечень можно продолжить, отметив, что в различной молодежной среде своя специфика речевого общения, отражающая быт, нравы, интересы, взгляд на мир определенной ученической корпорации. Однако общие социальные условия (например, закрытый характер большинства учебных заведений XIX в.), общие методы воспитания и обучения обусловили появление жаргонизмов, называющих схожие явления, события, действия и т.д.

Учеба - это то, что объединяет всех школьников, а процесс заучивания материала во все времена бывал механическим, бездумным. Жаргонизм зубрить, переосмысленный на основе сходства ощущений, от однообразной, удручающей работы (Ср.: зубрить "делать зазубрины на чем-нибудь остром") и от монотонного бессмысленного заучивания, становится очень распространенным с середины XIX века: "...99% зубрили уроки, не понимая их смысла. Возьму для примера фразу: един бог во святой троице. Зубрение происходило так: заткнув пальцами уши, ученик начинает вслух бормотать: един, един, един, бог, бог, бог, един бог, един бог, един бог и т.д. до нескольких десятков раз" (Сычугов С.И. Записки бурсака). Появляются и иронические новообразования зубрила, зубристика, зубрежка: "У юнкеров старшего курса шла отчаянная зубрежка..." (А.И. Куприн. Юнкера). Осмысленный ответ не только не приветствовался, но и преследовался педагогами. С горечью вспоминал В.И. Даль свои кадетские годы: "Там не так сказано, говорите теми же словами" и затем тукманку в голову - это было приветствие Марка Филипповича при вступлении в бесконечный ряд классов".

"Школьный арготизм" зубрить, по мнению Ю.С. Сорокина, "вытеснил идущего из семинарского арго двойника долбить".

Однако как бы подобный способ подготовки к урокам ни назывался, стоило зубриле-мученику запнуться, результат был плачевный и имел свои названия; срезаться (в бурсе), провалиться (в гимназиях и пансионах) "Копыта вышел на середку". Здесь он срезался (то же, что в гимназии провалился) и не мог перевести одного пункта" (Н.Г. Помяловский. "Очерки бурсы"); "Иван Васильевич, относился, разумеется, весьма презрительно к ожидаемому испытанию и, как говорится на пансионном языке, провалился с первого слова" (В.А. Сологуб. Тарантас.).

Чтобы избежать провала, ученики прибегали к разного рода ухищрениям, например в семинариях разводили клопов, то есть в латинских и греческих книгах над строкой писали мелкими буквами (отсюда и сравнение с мелкими насекомыми) произношение, а под строкой - перевод; в программу для экзамена, как в шпаргалку, вписывали ответы. Об этом А.А. Измайлов в романе "В бурсе" писал: "Особенно обрадовался Кузьма, что на экзамене можно было выходить со своей программой, на которой предусмотрительные люди "разводили клопов", то есть делали мельчайшие приписки между строк.

Смело шли на экзамен, не пускаясь на уловки, ученики сильные. Таких первых учеников в семинарской среде называли башка (ср. Башковитый "сообразительный"). Башка не просто имел светлую голову (по-семинарски "башку"), а соединял в себе, по словам Помяловского, "способность долбить со способностью отвечать на возражения". Интересно, что в гимназиях лучших учеников называли медальонами, заменив жаргонизмом официальное слово медалист. Переосмысление общепринятого значения слова медальон, очевидно, основывалось как на фонетическом сходстве, так и на семантическом родстве корней слов медалист, медаль, медальон (от лат. Metallia "металлическая монета"), осознававшемся гимназистами. У Мамина-Сибиряка описано знакомство бывшего семинариста и выпускника гимназии. Любопытная деталь: при встрече называются не имена, а принятые в их школах жаргонные наименования, сразу сблизившие двух героев: " - Медальон кончил гимназию с золотой медалью, - объяснила фигура не без удовольствия, - а таких там называют "медальонами". - Ага! - проговорил Башка. - У нас в семинариях первых учеников звали "башками", и я имел несчастье быть таким первым учеником; значит, мы с вами одного поля ягоды..."

Особым уважением среди учеников пользовался тот, кто "шел в первых по учению и в последних по поведению", то есть отпетый башка (в духовной семинарии) и классная головка (в гимназии). Это, как правило, главари, вожаки, которых выбирают сами школьники и к которым неосознанно притягиваются, как в описанной М. Агеевым Московской гимназии начала XX века: "Можно было бы сказать, что к нам троим - Штейну, Ягу и мне, этой, как про нас говорили, классной головке, - весь остальной класс примыкал так, как к намагниченному бруску примыкает двумя концами приставленное копыто" (М. Агеев. Роман с кокаином). В устных воспоминаниях В. Набокова, записанных его биографом Эндрю Филдом, упоминалось названное гимназическое выражение, слегка перефразированное: "Головкой класса, вспоминает Набоков, был богатый еврей Самуил Розов..."

Гимназисты, достойные называться классной головкой или головкой класса, совмещали в себе основные признаки лучшего и худшего ученика: "Одним своим концом копыто примыкало к нам, своим лучшим ученикам и, удалясь от нас по копытному кругу, согласно понижающимся отметкам учеников, снова возвращаясь, соприкасалось с нами другим своим концом, на котором был худший ученик и бездельник" (М. Агеев. Роман с кокаином). Учеников, размещающихся в середине копыта, вследствие извечной борьбы между двойками и тройками, называли бесцветными.

Школьников, не ладивших с учебой, по воспоминаниям М. Пришвина, в Елецкой классической гимназии начала XX века традиционно называли подчеркнуто грубо коровами. Вот как объясняет новичку значение данного жаргонизма второгодник Ахилл: "...ежели он тебе единицу вначале поставил, и ты с этой единицей пошел на весь год, то ты уже больше не ученик, а корова. - Ты сам - корова? - Был прошлый год коровой, тут все назади были коровами, но я надеюсь в этом году попасть в ученики".

В Царскосельском лицее, напротив, получивший единицу заслуживал уважения, так как "в Лицее ставили единицу за отличные успехи, двойку - за очень хорошие, тройку - за хорошие, четверку - за посредственные" (Н.Я. Эйдельман "Прекрасен наш союз..."). В духовных семинариях, гимназиях, военных училищах данные оценки рассматривались прямо противоположно. Единицы, имеющие жаргонные обозначения кол, клюга (Словарь семинариста), были нежелательны. Двойка (ее шутливое семинарское название двушник) также не вызывала восторга, особенно если преподаватель сопровождал ее минусами, превращая, по выражению духовных воспитанников, в два с усами, два с вожжами, два в санях. А самой вожделенной оценкой у семинаристов и гимназистов была пятерка, которую стремящиеся к коротким, замысловатым словам ученики переиначили в пятки: "Сухой и желчный старик гоняется за "сущностью", но в сущности и любит "долбежку" и только за нее ставит четверки и пятерки (Н. Смоленский. Очерки современной Бурсы. Картины, тип и типики.) - Наследник-то в каком классе учится? Небось кругом на пятках... Ему чего! Учителя не придираются. - Ну, теперь не то будет. Наловит двоек да колов. Узнает!" (Л. Кассиль. Три страны, которых нет на карте).

Наименования оценок, принятые в военных школах, отражены в кадетском стихотворении, сочиненном форсилами и отчаянными (неисправимыми и безнадежными, неучами):

Слово шеперки (жаргонное обозначение шестерок), взятое у А.И. Куприна в кавычки, усиливает ироничность поэтических строчек и подчеркивает бесшабашность их авторов.

Нуль, как цитируется у Н.Я. Эйдельмана, ставили "за выражение отсутствия всякого знания, равно для означения дурного поведения".

Так было принято и в бурсе, и в военных корпусах, и в лицее. "Единицы да нули - Вот и все мои баллы", - декламировали кадеты; "Ай люли, люли люли! - А в нотате все нули!" - приговаривали бурсаки; "Это список сущи бредни, / Кто тут первый, кто последний, / Все нули, все нули. / Ай люли, люли, люли. / Пусть об нас заводят споры / С Энгельгардтом профессоры / И они ведь нули. / Ай люли, люли, люли!" - пели лицеисты.

Лицейское начальство выстраивало воспитанников сообразно успехам: номером первым был самый успевающий, а последним - отстающий. Но ученики отвергали эту табель о рангах, называясь (с долей бравады) нулями, то есть ничтожными, не имеющими никакого значения, перенеся название оценки на себя и других.

С нулем связаны и школьные выражения; кадетское ноль с сиянием - "нуль, окруженный со всех сторон минусами от избытка гневных учительских чувств", и бурсацкое вовеки нуль! - пародия на заключительные слова многих молитв: "ныне и присно и во веки веков аминь".