Парадоксы партийного строительства

	Рисунок Вадима Мисюка

Борис Ельцин был категорически против партий. Видимо, он сполна хлебнул на пленумах ЦК, МГК, на XIX партконференции. Но личные обиды совпали с двумя объективными доводами. Во-первых, была необходимость отстранения КПСС от власти. И, во-вторых, в стране отсутствовали какие-либо серьезные основы для появления партий - антагонистов КПСС. В этом состояло радикальное отличие нашей страны от ее бывших восточноевропейских партнеров по соцлагерю, в которых в эмиграции сохранились многие прежние партии, а внутри стран, несмотря на репрессии, оставался значительный "запас" их членов. У нас борьба с КПСС приняла не форму легализации ее противников, а форму "департизации".

Не буду обсуждать, насколько удачен был тогда этот вариант борьбы с КПСС. Но факт, что сейчас сторонников департизации практически не осталось и наводнение партийного строительства затопляет пространства России.

Сразу оговорюсь, что речь здесь пойдет только о политических партиях, причем о современных партиях демократического общества, а не партиях прошлого. Скажем, не о знаменитых в XIX веке английских партиях "тори" и "вигов".

Опыт XX века позволяет выделить черты современной партии как социального института.

Партия - часть своего класса (слоя, социальной группы, "страты" - как говорят некоторые теоретики социологии). Собственно, слово "партия" и переводится на русский как "часть". Обычное соотношение численности партии и класса - от одного к десяти до одного к сотне. При меньших соотношениях партия "растворяется" в классе, при больших - теряет с ним связь.

Но партия - не просто часть класса. Это часть наиболее идеологически выдержанная, наиболее грамотная, мыслящая перспективно. Это политически наиболее активная часть класса. Она выявляет, кристаллизует, воплощает и защищает интересы своего класса. Без партии класс действует в политической жизни общества значительно слабее.

В партии обычно 4/5 членов составляют представители класса и только 1/5 - ее собственный аппарат и представители, направляемые ею в органы государственной власти. Так сказать, партбюрократия.

Такое соотношение актива партии и партбюрократии позволяет классу через партию контролировать избранных в органы власти депутатов и администраторов, страхует партию от навязывания ей взглядов "партбюрократов" в ущерб позиции класса. Без партии классу трудно, а порой и просто невозможно контролировать и направлять действия "избранников".

Партия заблаговременно готовит активистов для участия в качестве кандидатов на выборах. Партийная элита в недрах партии выявляется, зреет, проверяется, отбирается, отсеивается - прежде чем ей доверят представлять интересы своего класса. Партия - своего рода фильтр перед системой власти. Она страхует класс от ошибок при выборе кандидатов.

Партия организует карьеру активиста - и в самой партии, и в органах власти. Она же предоставляет ему гарантии при уходе из власти в случае провала на выборах или по возрасту. Тем самым она избавляет депутата от того, чтобы заниматься не делами класса, а заботой о своем будущем.

Партия обладает широким спектром "наказаний" для "отступников", и тем самым класс получает дополнительные гарантии, а "выдвиженец" - дополнительные сдерживающие мотивы.

Демократия больна серьезной болезнью: без регулярных перевыборов нет демократии, но именно регулярные перевыборы мешают реализации долгосрочных программ и класса и общества - будь то сфера народонаселения или экологии. Партия в гораздо большей степени ориентирована на долгосрочность. В ней больше и устойчивости, и преемственности. И в идеологии, и в теории, и в практических ситуациях.

Партии существенно упрощают демократические процедуры. На дебатах в парламенте достаточно выслушать только по одному представителю от партий. Партийным фракциям легче договариваться, заключать соглашения и т.д.

Партия быстро и четко налаживает сотрудничество своих членов во всех механизмах власти - и по уровням, и по ветвям власти. Эти связи партия очищает от воздействия субъективных факторов.

Партия создает различного рода политические и неполитические организации: национальные, региональные, молодежные, женские, ветеранов, ученых, спортсменов. Тем самым она укрепляет свои связи с классом, и в итоге растет устойчивость общества.

Партия дает возможность своим членам активно участвовать в политике, не отрывая их от основных занятий. Это освобождает политическую жизнь от чрезмерного воздействия представителей власти. Власть оказывается не всесильной, она - средство, инструмент общества.

Особенно важно, что партии и соответствующее голосование по партийным спискам и, как итог, избрание части депутатов "от партий", а не от округов, позволяют 5, 10, а то и 15% населения провести своих представителей в органы представительной власти. Если бы голосование шло только по округам, то эти 10% населения страны могли бы не провести ни в одном из округов ни одного депутата и оказались бы за бортом власти.

Разумеется, все сказанное относится к партиям, образующим многопартийную систему.

Однопартийность существенно искажает многие преимущества партийной организации. Более того, монопольная однопартийная ситуация превращает партию в главный инструмент авторитаризма, тоталитаризма, диктатуры. Такая партия вырождается в антидемократический механизм.

Но партии и многопартийность постиндустриального общества имеют существенные особенности, определяемые его экономической и классовой структурой. Что это за особенности?

Постиндустриальный строй, утверждающийся на нашей планете, - организованное общество.

Организованность отличает постиндустриальное общество от капитализма, где господствовали частная собственность и присущий ей механизм конкуренции. Но постиндустриальное общество отличается и от государственного социализма, который строит тотальные, всеобщие организации.

В постиндустриальном обществе господствуют не собственники, а бюрократы. Но это не тотальная власть бюрократии эпохи государственного социализма. Господство бюрократии в постиндустриальном строе серьезно ограничено.

Власть бюрократии в постиндустриальном обществе ограничена экономически. Государственный и муниципальный сектор, которым командует бюрократия, занимает в развитых странах примерно треть экономики. Вторая треть - разные формы коллективной (прежде всего акционерной и кооперативной) собственности. И еще одна треть экономики - в частных руках.

Следствием такого распределения собственности является демократическое устройство государства. Демократия ограничивает власть бюрократии политически.

Бюрократия постиндустриального общества является массовой: численность ее достигает в развитых странах одной пятой, а то и одной четверти всего населения. Такой доли господствующий класс в прежних формациях никогда не достигал.

В постиндустриальном обществе возникает принципиально новый тип господствующего класса.

Феодализм и капитализм создавали наследствующий класс. А в постиндустриальном обществе при полной открытости бюрократических структур возникает господствующий класс, в котором, с одной стороны, никому не забронировано на всю жизнь его место в аппарате и в который, с другой стороны, открыты двери для всех граждан. Бюрократия как господствующий класс постиндустриального общества переменна, текуча по составу.

Главными противоречиями общества являются: во-первых, стремление бюрократии к сращиванию с собственниками (что ведет к вырождению постиндустриального строя в капиталистический). Во-вторых, стремление господствующих слоев бюрократии лишить основную массу бюрократии сколько-нибудь значительной собственности. Делается это под флагом борьбы с коррупцией, но главная задача - сделать основную массу бюрократии послушной и зависимой от своих верхов. Однако полная изоляция бюрократии от собственности ведет к вырождению постиндустриального общества в строй тоталитарного государственного социализма.

Возможно, в будущем, по мере развития производительных сил и самого человека, на нашей планете сложатся условия для другого строя (в том числе, при наличии указанных Марксом предпосылок, и для коммунизма). Но сейчас человечество дозрело именно до постиндустриального строя. И пока прогноз на будущее один: растет потребность в организованности и растет значение и влияние бюрократии.

В свете всего сказанного выявляются кардинальные особенности многопартийности в постиндустриальном обществе.

Первая из них - двухпартийность.

Одна из партий - партия верхних слоев бюрократии. В экономике она будет проводить экономический либерализм, свободу предпринимательства, низкие налоги, накопительство и инвестиции; в политике - дисциплину и порядок; в социальной сфере - линию на урезание социальных расходов и вообще расходов государства. Это партия подъема экономики страны силами консерваторов.

Вторая - партия средней бюрократии. В экономике она будет защищать государственное регулирование, высокие налоги, большой бюджет; в политике - децентрализацию, политический либерализм; в социальной области - новые формы передела общественного пирога. Это партия благоустройства жизни человека.

Политическая жизнь будет развиваться по маятниковой схеме: побеждает на выборах одна партия, а ее оппонент оказывается во "временной" оппозиции.

"Маятниковая система" двух партий уже существует в США, Великобритании, ФРГ, Испании. Другие страны быстро к ней приближаются.

Небюрократические слои общества создают ряд своих партий. Усиливается тенденция к объединению их в единый антибюрократический блок. Небюрократический блок будет партией "вечной оппозиции".

Хотя партия, не желающая стать властью, выглядит пока что парадоксально, но стоит вспомнить, что профсоюзы - обязательный спутник администрации - никогда не могут стать администрацией ("вечная оппозиция администрации"). Адвокат обязателен в суде, но он не может стать ни судьей, ни прокурором.

Скорее всего либо социал-демократия, либо "зеленые" возглавят процесс создания третьей партии. Возможно, третью партию создадут профсоюзы или партия женщин, или даже партия любителей пива. Словом, свято место пусто не бывает.

Отсутствие третьей, небюрократической партии, отсутствие партии "вечной оппозиции", партии "не идущих во власть" ведет к тому, что избиратели все чаще отказываются участвовать в голосовании, потому что они не видят "своей" партии: кто бы ни победил - это "не наш".

Это говорит о растущем разрыве между небюрократическим большинством народа и бюрократией, между народом и партиями бюрократии.

В перспективе вырисовывается политический треугольник постиндустриального общества в виде трех сторон: партия бюрократии, победившая на выборах, партия бюрократии "временно" оппозиционная и, наконец, партия "вечной оппозиции", партия антибюрократического большинства общества.

В свете теоретических положений о том, что такое современная партия и какова перспектива многопартийности в постиндустриальном обществе, можно взглянуть на партийное строительство, развернувшееся в России.

Наши партии не имеют опоры, фундамента в виде своих классов, так как сами эти классы пока что находятся в сугубо эмбриональном состоянии. В XIX веке, в годы реформ, Чернышевский с горечью заметил: у русского народа не может быть защитников, так как они ему не нужны. Сходная ситуация и сегодня: насколько мало выделились в России классы будущего постиндустриального общества, настолько же мала их потребность в "своих" партиях.

Наши партии базируются на авторитетных в обществе личностях - со всеми вытекающими отсюда следствиями: вождизмом и т.д.

Партии формируются вокруг действующих лиц государственного аппарата и исчезают обычно сразу же после утраты своего места соответствующим губернатором, мэром, спикером, прокурором.

Партии формируются порой на базе отдельных звеньев аппарата - типа партии жилищно-коммунальных служб или санэпидемнадзора.

Партии создаются вокруг претендентов на власть или претендентов на пост в иерархии власти. Эти партии наиболее слабые, так как в них стекаются толпы разного рода политических неудачников, своего рода политических бомжей, готовых в любой момент перебежать куда угодно. Пока что эти партии ориентируются на выборы, но, не исключено, они могут начать думать и об иных вариантах решения своей главной задачи - захвата государственных постов.

В партиях на первом месте стоят не идеология и программы, а разного рода прагматические соображения.

Об уровне партийного строительства в России более чем наглядно говорят лозунги: "правящая партия", "партия власти".

"Партия власти" - это партия, создаваемая как итог вхождения во власть. Это своего рода попытка победившей на выборах группы бюрократии дополнительно себя застраховать. Это организация самой бюрократии, а не партия.

"Правящей" партия вообще не может быть в демократическом обществе. В таком обществе есть партия, победившая на выборах. Она может быть победившей на выборах представительной или исполнительной власти, на выборах федерального уровня или в регионах. Представить себе, что в демократической стране на выборах произойдет тотальный захват всех структур власти - во всех ветвях, на всех уровнях, - невозможно. Поэтому те, кто говорят о правящей партии или задаче стать правящей партией, по существу мыслят критериями государственного социализма и большевистской идеологии.

Об уровне партийного строительства говорит и отсутствие политически точных названий партий. "Вперед, Россия!", "Яблоко", "Отечество", "Единство" - эти названия никак и ничем не связывают партии.

Особняком стоит КПРФ. Но эта партия - не продукт новой эпохи, а вплывший в нее айсберг из другого мира. Этот айсберг обречен как минимум на преобразование в одну из партий постиндустриального строя, а как максимум - на "таяние".

В одной из лучших своих повестей Николай Васильевич Гоголь рассказал историю о носе, который убежал от своего хозяина, майора Ковалева, и попытался зажить своей отдельной жизнью. Наши партии напоминают мне этот нос: они ведь тоже живут "в разводе" со своими классами, со своими хозяевами. Разница в том, что гоголевский майор все же гонялся за своим носом, а классы российского общества какого-либо заметного спроса на "свои" партии пока не проявляют.

Поэтому наши партии представляют собой или небольшие маловлиятельные группы идеологических единомышленников, или же просто-напросто формы самоорганизации претендующих на власть кланов, хунт, групп, а то и просто случайных скоплений бюрократов. Они объединяются в стаи, как птицы перед перелетом, - так когда-то объединялись отправлявшиеся "на промысел" казацкие "ватаги". Объединяются с целью облегчить решение своих личных проблем, а защита интересов своего класса маячит где-то на заднем плане. Объединяются или перед "штурмом" власти, или ради защиты власти уже добытой, или с целью войти, вползти, пробиться в круг правящей бюрократии.

Такие организации могут называться партиями только в средневековом смысле слова, когда были партии Алой и Белой Розы и т.п.

Конечно, даже такая организация - шаг вперед по сравнению с беспорядочной толпой кандидатов. Но это все еще далеко от потребностей и стандартов постиндустриального общества.

С сожалением приходится отметить, что и в партийном строительстве Россия так же далека от постиндустриальных "норм", как и в экономике, государственных механизмах, национальном устройстве. Поэтому какого-либо заметного эффекта от нынешнего партстроительства, от этих новых форм самоорганизации российской бюрократии страна не получит.

Партия, которой не приходится подтверждать на выборах свой статус и демонстрировать прочность своих связей со своим классом, партия, которая формирует сама себя без участия своего класса и независима от него, - такая партия очень опасна. Она тем опаснее для демократии, чем она крепче организована, чем больший контингент бюрократии она включила в свои ряды. В перспективе у нее возникает опасность перерождения в партию ленинского типа, партию, которая не собирается служить своему классу, а, напротив, стремится использовать его как материал для захвата всей власти и установления режима авторитарного или тоталитарного типа.

Советский опыт учит нас, что партия, которая не видит поддержки в основных, массовых слоях общества, может принять идею навязывания себя обществу и создания строя, обеспечивающего господство этой партии.

Конечно, в перспективном историческом плане такой строй обречен. Но ведь - говоря словами пушкинского Пугачева - есть люди, готовые жить пусть короткий срок, но питаясь "живой кровью".