Игорь Чубайс Основные социальные изменения, происходившие на нашем континенте в последние полтора века, могут быть объяснены, исходя из трех сменявших друг друга фундаментальных идей - христианской, тоталитарной и демократической, которая теперь трансформируется в идею глобализации. В этой статье речь пойдет именно об идее демократии и свободы, причем не столько о признанных положительных сторонах ориентации на свободу, сколько о ее негативных аспектах, о чем писать пока как-то не принято.
Несомненный и главный плюс этой ценностной системы заключается в том, что лишь в условиях свободы можно показать никчемность и лживость тоталитарных идей. Вполне справедливо и более общее заключение: свобода, свободное обсуждение необходимы как обязательный компонент эффективной верификации не только политических программ, но любых философских, научных, правовых и других планов, предусматривающих социальные преобразования.
Что касается негативных сторон идеи свободы, то начну с рассмотрения следующего тезиса: как социум, так и свобода имеют разноуровневое, строго иерархическое строение, а перескакивание с одного уровня на другой, их смешение могут порождать деструктивные результаты вплоть до разрушения самой социальности.
Рассмотрим такую ситуацию. Каждый из нас является на свет уже принадлежащим к определенному полу - мужскому или женскому. Каждый чувствует себя совершенно естественно в том гендерном пространстве, в котором он оказался, никакого комплекса несвободы ни у мужчин, ни у женщин не возникает. (О смене пола здесь говорить не стоит, это другая тема.) Причем в этой сфере никто из нас никогда не тянул жребий, не принимал осознанное решение, это сделала сама природа.
Другой пример. Тысячу с лишним лет назад молодое формирующееся государство - Киевская Русь - сделало свой религиозный выбор, восточные славяне приняли православие. С тех пор из поколения в поколение передавалось правило предков: вскоре после рождения младенца следует нести в церковь и крестить. Никто не ждал его совершеннолетия, призыва в армию или вступления в брак, никто вообще не задавал ему никаких вопросов. Но проблем со свободой выбора и здесь не возникало. Точно так же никому не приходит в голову определять на референдуме свой язык, этничность, фамилию или имя. И никто не говорит в этой связи о каких-то нарушениях прав человека. Почему? Да потому, что явно или неявно люди признают - выбор природы вправе делать природа, выбор народа делает народ, выбор некоей большой социальной группы - в руках этой группы, и негоже все эти права присваивать отдельному индивиду.
Свободен ли ваш выбор - такой вопрос задают во время бракосочетания, и он вполне уместен: семья - дело личное. Но если объявлять человека совершенно свободным, если наделять его правом решать за всех - и за историю, и за нацию, и за космос, - это означает в действительности возлагать на него непомерный, непосильный груз ответственности, хотя этот груз, как ни странно, далеко не всегда осознается. Более того, фактически, в неявной форме, он все равно перекладывается на "плечи" более широких общностей, и за ошибки одного расплачиваются многие. Абсолютизация свободы есть не что иное, как тоталитаризм наизнанку, ибо речь идет о неправомочном присвоении индивидом чужих прав. Нормальное поведение должно быть совсем другим: когда выбор сделан и одобрен большим сообществом, у отдельного человека появляется не право, а обязанность этот выбор сохранять, защищать и поддерживать.
Но если возможно перескакивание с одного иерархического уровня реальности на другой, так сказать, смешение разных масштабов, то возможна и такая ситуация, когда само существование разных уровней игнорируется, когда происходит искажение действительности из-за того, что объективно не выравниваемая реальность представляется линейно выровненной.
В мире биологических существ: в сообществах насекомых, млекопитающих, рыб, птиц - имеются свои иерархии. Здесь всегда есть лидеры, вожаки и ведомые, а в случае их исчезновения биосообщество переформируется или разрушается.
Объединения людей обладают новыми, неизвестными досоциальным образованиям качествами, самое главное из них - способность мыслить абстрактно. Между тем принцип иерархичности, отработанный историей и культурой, сохраняется и здесь. Мы знаем, что старые люди заслуживают большего доверия, чем новички, что мнение опытного человека значимей (за одного битого - двух небитых┘), и т.д.
Но почему тогда нас столь увлекла идея всеобщего равенства или, говоря привычней и точнее, всеобщей уравниловки?! Вспоминаю в этой связи типичное телевизионное ток-шоу, в котором участвовал и сам. Собравшиеся в студии обсуждали вопрос о престолонаследии и истории российской монархии. Сначала выступил профессор С. Потом к телекамере вышел молодой парень, который эмоционально и довольно грубовато возражал профессору. Времени для ответа у С. оставалось совсем мало, серьезное, квалифицированное рассмотрение проблемы было уже невозможно, и у многих возникло ощущение, что С. дискуссию проиграл.
Однако два упомянутых человека в принципе не могли выступать "на равных". Молодой, я его неплохо знал, был бывшим студентом, исключенным из института. А вот книги С. переведены во многих странах, в кругу историков он признанный лидер по проблемам Российского императорского дома. В телеигре, так похожей на правила, внедряемые в жизнь, демократия победила, вот только истина оказалась напрочь утраченной.
Еще один аспект проблем, порожденных идеализацией свободы, связан со следующим обстоятельством. Абсолютизация демократических начал зачастую порождает не просто смешение разных уровней объективно сложившейся иерархии правил, не только разрушение структуры и "выравнивание невыравниваемого", но и прямое переворачивание органичных, отработанных историей социокультурных норм. Абсолютизация свободы может вести к утверждению антииерархии, антиценностей, антикультуры и антиобщества.
Природа человека такова, что снижать культурные нормы и интересы относительно легко, а поднимать их значительно труднее. Отдых, как правило, привлекательнее, чем работа, насилие естественней, чем созидание. Доходы в сфере развлечений и шоу-бизнеса несопоставимы с заработками на производстве или в науке и образовании.
Проблема возникает из-за того, что в условиях рыночного регулирования и полной свободы ни у кого не формируется потребность аудиторию возвышать - напротив, на наших слабостях постоянно спекулируют. Биология расслабления в свободной конкуренции легко побеждает культурологию созидания. Неудивительно, что абсолютизация идеи свободы ведет к обожествлению денег и материальных ценностей. Раз телепрограмма, снижающая нравы, собирает больше зрителей, значит, ее реклама становится выгодней. В итоге данное СМИ оказывается богаче и с еще большей энергией распространяет развлекаловку. Таким образом, расшатывание системы позитивных начал происходит сразу с двух сторон.
Что происходит дальше, когда публика уже сама безостановочно требует удовольствий, развлечений, клубнички, когда реклама приучила к "райскому наслаждению", к "двум удовольствиям в одном флаконе" и призывает "брать от жизни все"? Кто в таком обществе поборется за правду и справедливость, кто будет готов встать в полный рост и "выйти на площадь", кто сможет выдерживать нагрузки истории и отвечать на неизбежные вызовы времени? А ведь противоречия современного мира явно обостряются, экстремистские исламские группировки бросают Западу жесткий вызов. В таких обстоятельствах перспектива культуры свободных развлечений и удовольствий оказывается под вопросом.
Общество, построенное на идее свободы, относительно легко справляется с разного рода привнесенными фальшивыми ценностями, его не увлечь банально лживыми идеями. Но гораздо труднее такому обществу справиться с самим собой. Бескрайний гедонизм, потребительство вытесняют и гасят творческий, созидательный потенциал. На обложках глянцевых журналов мы видим очаровательных Клаудий Шиффер и элегантных Шумахеров, но никак не новых Кристианов Барнардов или Владимиров Вернадских. Возникают экологические проблемы, сексуальные эпидемии, распространение наркотиков приобретает массовый характер, культ насилия утверждается даже в детской аудитории, сексменьшинства становятся едва ли не законодателями нравов. Семья переживает глубокий кризис. Значит, механизм прав и свобод должен действовать не взамен, а наряду с отработанными историей и культурой регуляторами - моралью, наукой, правом, религией, народными традициями, наконец, здравым смыслом. Нарушение баланса сдержек и противовесов в этой системе крайне нежелательно.
Впрочем, здесь опять необходимы некоторые уточнения. Возникшие проблемы автор, рассуждая в духе героев Достоевского, призывает решать, опираясь на опыт, накопленный за тысячелетия европейской истории. Однако нельзя не признать, что возможен и иной подход. Другой путь - это отказ от всего накопленного духовного капитала, признание его устаревшим и неприемлемым и генерирование принципиально новой модели. Есть ли такие модели, есть ли такие предложения? Хочется призвать к дискуссии на эту тему. Единственное, что мне представляется вообще неприемлемым, - продолжать делать вид, будто выше и лучше свободы ничего нет и что никаких проблем она не порождает.
