Борис Петухов Очередная зима снова застала энергетиков и коммунальщиков некоторых регионов врасплох. И опять основная причина - нехватка топлива. Вопреки всем прогнозам и обещаниям. В Карелии, например, температура в январе опускалась до -51 - 53 градусов. В этой ситуации по всем правилам и нормам температура в батареях должна колебаться в пределах от 80 до 100 градусов. На деле же было от 36 до нуля. И не только в Карелии. Примерно два десятка регионов России в эту зиму испытывают трудности с тепло- и энергоснабжением населения. Причем ситуация настолько парадоксальна, что объяснить людям, в чем, собственно, дело, практически невозможно. С одной стороны, уровень оплаты живыми деньгами от того же населения постоянно растет. А вот муниципалитеты поставщикам топлива не платят, рапортуя о возрастающих долгах в конце осени, когда недопоставки угля или мазута в тот или иной район будут означать настоящую катастрофу. В итоге образуются долги, с которыми не в состоянии расплатиться ни один, даже самый честный мэр. Почему же при наличии средств в системе энергоснабжения загрузить конкретную котельную в городе N углем в пятидесятиградусный мороз не представляется возможным?
Наступивший 2003 год в российской энергетике особенный. Он, по замыслу правительства, должен означать окончание последнего этапа реформирования угольной отрасли. Реформу эту государство начало в 1993 году и, что характерно, последовательно довело до логического конца. Угольная реформа в отличие от, скажем, реорганизации РАО "ЕЭС" или МПС прошла относительно тихо и была похожа на бархатную революцию. В 1993 году появилось ГП "Росуголь", которому передали в коммерческое управление госпакеты акций шахт и разрезов. Затем "Росуголь" стал акционерным обществом, а страна перешла к свободным ценам на этот вид топлива. Затем, когда стало понятно, что угольная отрасль должна и может приносить прибыль, "Росуголь" упразднили, передав управление отраслью в приснопамятное Минтопэнерго. Тогда же правительство вновь заговорило о господдержке отрасли и подписало соглашение о займе на ее структурную перестройку у Международного банка реконструкции и развития. В 1998 году кабинет министров снова обуяла страсть приватизации, и к 2000 году уже более 50% угля добывалось частными компаниями. Были приватизированы "Кузбассразрезуголь", "Южный Кузбасс", "Красноярскуголь", "Читауголь" и другие предприятия. При этом новые собственники шахт и разрезов получили невероятно благоприятные условия работы. Правительство компенсировало из федерального бюджета даже разницу процентных ставок по кредитам, полученным организациями угольной промышленности.
В итоге в начале 2003 года в России практически не осталось убыточных шахт, все прибыльные находятся в частных руках, а у Белого дома нет шахтеров, стучащих касками по мостовой. То есть половина дела сделана. Осталось самое главное. Теперь, как и в большинстве цивилизованных стран, государству необходимо обеспечить (не важно, рыночными методами или нет) так называемый топливный баланс. Иными словами, сделать так, чтобы основная часть тепла и света в стране вырабатывалась не только на газе и мазуте, но и на угле. С соответственным соотношением цен: газ должен стоить дорого (как и во всем мире), уголь - дешево.
Идеологическую составляющую второй части реформы правительство возложило на авторов "Стратегии энергетического развития России до 2020 года". Этот документ предусматривает революционные изменения топливного баланса. Согласно "Стратегии┘" рост потребления угля энергетической отраслью вырастет с 12 до 20%. Цены же на уголь "к 2020 году будут на 10-15 процентов ниже за счет вовлечения более эффективных запасов угля, улучшения хозяйственной организации отрасли и научно-технического развития в добыче, переработке и транспортировке угля".
Конечно, внедрить НТР на железных дорогах не помешает. Правда, тарифы на перевозку от этого только возрастут. А значит, вырастет и цена на уголь. Поэтому, не дожидаясь научно-технического прорыва железнодорожников, новые собственники угольных шахт и разрезов стали формировать ценовую политику самостоятельно. В считанные месяцы ситуация в отрасли приобрела странную тенденцию. А именно - рост оптовых цен на уголь стал стремительно превышать рост себестоимости добычи угля. За период с 1 января 1999 года по 1 января 2002-го цена на уголь по РАО "ЕЭС" увеличилась в 2,4 раза. По основным видам угля цифры таковы. Донецкий уголь подорожал в 3 раза, интинский - в 2 раза, забайкальский - в 3,1 раза, кузнецкий - в 2,7 раза, нерюнгринский - в 4,3 раза. Поскольку при замене газа на уголь себестоимость каждого киловатт-часа увеличивается на 10 копеек, к началу прошлого года стало понятно, что реформа угольной отрасли приносит далеко не те результаты, которые хотелось бы. Больше того, энергетики заявили, что переоборудовать станции "под уголь" зачастую слишком дорого, а экологи - что топить ТЭС этим видом топлива для природы во много крат вреднее, чем даже мазутом. Вред для экологии в нашей стране с недавних пор тоже дело затратное.
В общем, получилось так, что правительство, избавившись от проблемы убыточных шахт, получило проблему убыточных территорий. Последние три зимы муниципальные власти вынуждены направлять средства на покупку топлива за счет других статей расходов. Это связано в том числе и с тем, что рост цен на уголь непредсказуем. О долговременной ценовой и тарифной политике правительство только мечтает. А непредсказуемость всегда ведет к социальной напряженности и росту недовольства федеральной властью.
Вопрос стал настолько актуальным, что в проблему вмешался лично президент. На заседании президиума Госсовета РФ в Кемеровской области Владимир Путин заявил, что процесс выравнивания цен на газ и уголь не должен происходить быстро. Главное, по мнению президента, сохранять цены на уголь на низком уровне.
Но исполнить волю президента сегодня трудно. Начав с тотального контроля над угольной отраслью, государство растеряло большую часть своих полномочий. И это несмотря на то, что угольщики до сих пор пользуются благами бюджетных дотаций.
Политика угольных компаний сводится к накоплению задолженностей региональных бюджетов и энергосистем за "внезапно" подорожавшее твердое топливо. Уровень оплаты за поставленный уголь "живыми" деньгами в энергетической отрасли на внутреннем рынке в 2000 году составил 50,4%, в 2001-м - 64,9%, в 2002 году - 73,7%. При этом кредиторская задолженность превышает дебиторскую в среднем по отрасли в 3 раза.
Иными словами, главные благодетели российской энергетики стали ее главными доильщиками. И правительственным мечтам о цивилизованном топливном балансе, судя по всему, не суждено сбыться. А раз так, Россия переживает далеко не последнюю "холодную зиму".
